Александр Владимиров - Призрак Белой страны
«Сакральность» распущенности нравов, спрятанная за проповедью о «всеобщем равенстве» на некоторое время позволили Манесу получить благосклонность местных правителей.
Манихейская секта, подобно масонству, представляла тайное общество, но всего лишь с тремя степенями посвящения: «верующие», «избранные», и «совершенные» — как у пифагорейцев и каббалистов.[29] От посвящаемых требовалось прежде всего строжайшее соблюдение тайны: «Jura, perjura, secretum prodere nole» («клянись, нарушай присягу, но не выдавай тайны»). Что не удивительно, — блаж. Августин упоминает странный и отвратительный ритуал манихейского «крещения», во время которого вступающих в ряды «Избранных» «крестили» семенем их собратьев по вере.[30] Характерно, что «избранными» были названы лишь 70 человек,{7} — столько же, как и в иудейском Синедрионе.[31] Блаж. Августин так же свидетельствует о жестокосердии манихеев ко всем, не принадлежавшим к их секте: «И если бы голодный — не манихей — попросил есть, то, пожалуй, за каждый кусок стоило бы наказывать смертной казнью».[32] Что так же соответствует установкам иудаизма[33] (временной период и география действий манихеев точно совпадает с составлением «вавилонского» талмуда).
В результате возникновения «тайных избранных» были созданы все условия для государственного переворота. Между тем, усилиями персидских патриотов Манес был все же изгнан. Позже он снова вернулся, в 276 году был разоблачен, как «распространитель иудейской ереси, враг рода человеческого и персидского народа, чье учение разрушает брак и семью».[34] Однако казнь Манеса не спасла Персию от плодов его проповедей, породивших множество сект.
В V в. манихейство породило движение «маздатов» — по имени одного из руководителей движения, чиновника Маздака. Нужно отметить, что само слово «маздак» — это не имя собственное, а титул главы секты, выросшей из учения Манеса.[35]
В древних исторических текстах Маздак представлен как «блистательный и красноречивый казначей Ковада», второе лицо в государстве. Кроме того, его племянница была женой шаха Кавада I, которая, как и в истории с Мордехаем и Эсфирью выступила «агентом влияния» (эти исторические события отражаются в зеркале истории кровавого иудейского праздника «веселого Пурима»). Организаторские способности и красноречие Маздака отмечает{8} даже Фердоуси в «Шахнаме».
Нужно отметить, что на первый взгляд это учение снова выглядело «не так уж и плохо», но не зря говорится, что «дьявол в деталях». Так главный постулат маздакизма гласил, что в основе мирового процесса лежит борьба между светлым, добрым разумным и закономерным началом, — и тёмным, злым началом, представляющим собой хаос и случайность, и что эта борьба неизбежно завершится победой «добра» над «злом».
Озвучивая идеи о «взаимопомощи, равенстве и свободе», маздакизм не вышел за рамки «потребительского коммунизма», одновременно направив усилия на разрушение основы человеческого общества — семьи. Так призывая к борьбе за уничтожение социального неравенства (отождествлявшегося со «злом») и противопоставлявшегося «добру» — насильственному осуществлению всеобщего равенства, включая общее пользование женами (отметим, что эти тезисы разрушения общества были повторены и в идеологической диверсии Мордехая Леви-Маркса,[36] и в практике Лейбы Троцкого-Бронштейна[37] — не сумевших преодолеть «ветхозаветность» своего мировоззрения). Так что сегодня маздакитов определили бы как «иудо-большевиков» или троцкистов — которые, по сути, были прозелитами одной из версий иудаизма.
В 491 году на Иран обрушилась целая серия бедствий — засуха, недород, нашествие саранчи. Недавно взошедший на трон шах Кавад попытался предотвратить голодные бунты, открыв амбары с резервным зерном, но волнения всё же вспыхнули. Тогда, как пишет Л. Н. Гумилев, «один из вельмож, Маздак, предложил шаху свою концепцию спасения государства. Она была дуалистична, но в ней, в отличие от манихейства, „царство света“ наделялось качествами воли и разума, а „царство тьмы“ — качеством неразумной стихии. Отсюда вытекало, что существующая в мире несправедливость — следствие неразумности, и исправить ее можно средствами разума: введением равенства, уравнением благ (т. е., конфискацией имущества богатых и разделом его между маздакитами) и… казнями „сторонников зла“, т. е., тех, кто был с Маздаком несогласен»[38] — отметим для себя эту ещё одну черту «маздакитского коммунизма», роднящую его с иудо-большевиками.
Л. Н. Гумилёв выделяет суть учения и действий маздакитов: «Маздак считал, что поскольку все люди происходят от одних и тех же общих предков, они имеют равные права на женщин и богатства друг друга. Это, утверждал он, положит конец всем ссорам и раздорам, которые возникают по одной из этих причин… Маздак провозгласил общность женщин и сделал богатство и женщин свободно и равно доступными для всех мужчин, как доступны огонь, вода, пища…».
Это движение приняли с распростертыми объятиями молодежь и развращенные слои общества, и… шах Кавад, который хотел ослабить влияние кланов знати. Начались конфискации имущества, при этом перешедших на сторону шаха не трогали. Т. е. были введены двойные стандарты.
Поощряемое монархом, учение Маздака распространялось как лесной пожар, и весь Иран был ввергнут в сексуальную анархию. На поводе безудержной похоти и доступа к чужому имуществу многие невоздержанные люди превратились в «рьяных маздакитов». Прошло немного времени и они обратились уже к Каваду, угрожая, что свергнут его с трона, если он не обратится в их «веру». Шах уступил, и официально отменил законы о традиционном браке в 496 году. Движение стало настолько мощным, что каждый мог зайти в дом любого человека и завладеть его женой и имуществом. Вскоре уже никто не имел права ни на свое имущество, ни на семью. Дело дошло до того, что ни родители не признавали своих детей, ни дети родителей (что так же поразительно напоминает настойчиво насаждаемый иудеями троцкизм, причем в ранних его стадиях даже форма одежды совпадала, поскольку маздакиты одевались в красные и черные кожаные куртки).[39]
Вскоре «каинито-троцкистские» маздакиты окончательно превратили шаха в марионетку на троне, фактически заточив его, и развернули в стране неслыханный террор. В 501 году Каваду удалось сбежать от своих «министров» к эфталитам (бактрийцам{9} и согдианам — светловолосым ариям Ср. Азии) и привести в столицу верные ему войска. Но маздакизм обрел в стране такую силу и размах, что не поддавался никакому контролю. Правление шаха носило номинальный характер.
И только более чем через два десятилетия (!) хаоса вставшему на защиту своей матери и рода царевичу Хосрову удалось свергнуть Маздака (528 г.). Эта история изложена в «Книге песен» Абуль-Фарадж аль Исфахани: «Однажды перед Ковадом была его супруга с царевичем Ануширваном, и тут вошел Маздак. Увидев ее, он сказал Коваду: „Отдай ее мне, я хочу удовлетворить с ней свое желание“. Так как маздаки проповедовали общность жен, а царь был богобоязнен и поглощен делами веры, он ответил: „Бери“. Царевич же „бросился к Маздаку и неотступно просил и умолял его позволить увести прочь мать. Наконец он поцеловал ему ногу, и тогда Маздак отпустил их… Когда Хосров получил полную власть в государстве и всемогущий жрец явился к нему с наставлениями, Хосров воскликнул: „Ты все еще здесь, сын блудницы? Богом клянусь, вонь твоего чулка все еще не покинула моего носа с той поры, как я целовал твою ногу““».[40]
Хосрову начали угрожать и вызвали на суд. Он призвал на помощь старца — мудреца из Фарса, который поставил Маздака в тупик фразой — «ежели десять мужчин будут иметь сношения с женой шаха, кто, скажи мне, должен считаться отцом?.. Ты пришел затем, чтобы уничтожить родовое древо иранских шахов». Одновременно был разоблачен цирковой трюк Маздака с «вещающим огнем», который давал ему возможность представляться «великим пророком». С помощью людей, вставших на защиту своих семей и традиций, царевич казнил Маздака и многих его сторонников, зарыв их в ров вниз головами.
Большая часть местных иудеев, очутившихся в Персии после поражения от римлян во II в., с самого начала являлись горячими сторонниками троцкиста Маздака и приняли самое активное участие в этом шабаше. Характерная черта — богатых иудеев, чье богатство многократно возросло(!) в течение нескольких лет бедствий персидского народа, «мазадакитские коммунисты» не трогали — точно так же, как во время революции 1848 «парижские коммунары» не тронули ни один из 150 домов Ротшильдов.[41] Не сложно предположить, что «олигархи», значительно обогатившиеся во время восстания маздакитов, входили в «высший круг посвященных» — по аналогии с «70 избранных Синедриона».[42]
