Аркадий Крупняков - Марш Акпарса
Мурза указал на узел:
— Иди посмотри. Там все твое.
Эрви медленно развязала узел и стала тихо перебирать дорогие украшения, одежды, каких раньше не только не держала в руках, но и не видела. Тем временем Кучак разделся и лег под одеяло.
— Посмотришь потом,— сказал мурза,— сейчас иди ко мне, погрей мою постель.
Эрви откинула узел в сторону, встала и твердо сказала:
— Нет, мурза. Твоей я не буду никогда. Теперь, когда мои родные далеко и в безопасности, в этом нет нужды.
— Ах ты, змея! — зарычал мурза, поднимаясь.— Над кем смеяться вздумала? — Втянув голову в плечи, растопырив руки, мурза пошел на Эрви. Девушка отпрыгнула в сторону, схватила свою одежду. В ее руках сверкнул нож.
— Только дотронься, я убью тебя и себя!
— Эй, джигиты! Взять ее!
Охранники, словно волки, ворвались в шатер, схватили Эрви, завернули руки назад. Страшная боль в плече заставила девушку вскрикнуть, ноги ее подкосились, и она повисла на руках слуг мурзы. Кучак поднял нож, выпавший из рук Эрви, попробовал лезвие на палец, усмехнулся.
— Дура ты, Эрви. Совсем глупая. Ради чего терпеть боль? Я знаю, ты думаешь о муже, а он, как заяц, бегает в лесу.
Эрви подняла голову, глянула на мурзу глазами, полными ненависти, хотела крикнуть, что ее муж собирает сейчас силу, чтобы завтра оторвать мурзе голову, но сдержалась. Кучак поставил ее на ноги, убрал с лица прядь волос.
— Ты, как луна в зимнее время,— яркая, недоступная. Хочешь, и сделаю тебя своей женой? Смирись — и будешь ходить в золоте и в шелках. Мой дворец...
— Я принадлежу Аказу и никогда не буду женой другого. Зачем мне золото? Зачем твой душный дворец? Ты сказал, я чужая. Это было бы верно, если бы я поменяла мои родные вольные леса на тряпки и золото. А я лучше умру, но женой твоей не буду! Ты мне противен, мурза!—Эрви говорила эти слова спокойно потому, что страх ушел из ее сердца, оставив одну решимость: или сохранить свою честь, или умереть. Мурза, угрюмо взглянув на слуг, дал им знак уйти, и когда те вышли из шатра, начал говорить:
- У меня в гареме двадцать бикечей, в моих руках перебывало сотни наложниц — неужели ты думаешь, что каждую я уговаривал, как уговариваю тебя? У меня достаточно силы, чтобы вкрутить тебя, свить из тебя плеть. Зачем тебе это? Лучше смирись, и я отпущу завтра тебя к мужу --- Нет!
— Ну, посмотрим, как ты запоешь сейчас!
И Кучак взял с шатровой стойки плетку.
— Я не боюсь тебя!— крикнула Эрви.— Бей! Ну, бей! Вчера ты зарезал старика, сегодня женщину убей, а завтра привяжи к дубам детей. Какой дурак назвал тебя могучим?
Эти слова отрезвили Кучака. «Правду сказала женщина, — подумал он,— с кем я воюю? Мои джигиты в душе, наверное, смеются надо мной. И прав старый Хайрулла — это кончится плохо». Опустилась поднятая над головой нагайка. Черенком ее мурза отодвинул штору у входа, крикнул:
— Эй, Хайрулла! Скажи, чтобы седлали лошадей. Мы уходим.
Этого приказа словно ждали. Упали полотнища шагра, Хайрулла мгновенно свернул их, унес в повозку. К мурзе подвели жеребца, и он вскочил в седло.
— А эту?— спросил Хайрулла, показывая на Эрви.
— Связать — и на повозку.
Подбежали аскеры, перехватили девушке веревками руки и ноги, подняли, понесли. Эрви закричала:
— Аказ! Меня увозят! Спаси меня, Аказ!— Ей заткнули рот тряпкой.
Только один Пакман услышал этот крик. Он подбежал к Мырзанаю, заскулил:
— Отец! Ее увозят. Ты говорил мне...
— Не ной Потешится—отпустит. Возьмем ее в наш дом. Через нее Казань нам будет еще ближе...
Рядом появился мурза, его конь, предчувствуя далекую дорогу, нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
— Я вижу—властелин собрался уезжать?—Мырзанай вышел навстречу Кучаку.
— Пора домой,— ответил мурза.
— Что мне прикажешь делать?
— Ты оставайся лужавуем Аказа привезешь в Казань. Людей держи в страхе и покорности.
— Все сделаю как надо. Слуги верней у тебя не будет
Всю ночь Аказ метался по лесу — искал Эрви. Встретил Мамлея, принялись искать вместе. Находили друзей, прятавшихся в чащобах, встречали женщин, детей, стариков, но Эрви так нигде и не нашли.
АК А З
Пострадавшие от пожара собрались около дома Туги. Раньше тоже бывали беды, и лужавуй перекладывал их на плечи всех, помогал погорельцам. На это люди надеялись и сейчас. Многие только здесь узнали, что Туга ранен. Они толпились около ворот, ждали старейшин. Наконец, со двора вышли Аптулат, за ним Сарвай и Эшпай. Аптулат спросил Ятмана:
— Посыльные вернулись?
— Все как один.
— Аказа не нашли?
— И Янгина нет, и Ковяжа...
— Ковяж на дворе около отца.
Возле изгороди показались Мырзанай и Атлаш.
— Мир вам, старейшины,— поклонился Мырзанай.— Надежда есть?
Сарвай махнул рукой, ничего не сказал. К старейшинам подошли Ятман, Урандай, Япык-коробейник — все седые, всем почти по сотне лет.
Аптулат оглядел их, сказал:
— И жизнь, и смерть стоят у изголовья Туги рядом. Что будем делать, старики?
— Просить у бога милости,— прошамкал Япык.— Еще раз жертвы надо принести.
— Три раза разводили жертвенный костер — ему не легче.
— И Аказа нет...
— Он погиб, наверно,— сказал Атлаш.
— Зачем так говоришь?—возразил Эшпай.— Не надо.
— Сами посудите... Он мог бы отпустить Эрви в шатер мурзы?
— Старейшины!— Мырзанай выступил вперед.— К чему строить догадки? Не время. Нынче Горный край остался без лужавуя. Пока мы тут все вместе, надо думать...
— Туга еще не умер, Мырзанай,—напомнил Сарвай.
— Но умрет все равно!—крикнул Атлаш.
— Тебе, Атлаш, не стыдно?—Аптулат кивнул головой в сторону двора.— Ты слышишь женский плач?
— Нам не с руки слушать, как воют бабы,— жестко произнес Мырзанай.— Оглядитесь: люди — без крова, дети — без еды. Надо кому-то поручить заботы...
— Мырзанай прав,— тряхнув бородой, сказал Урандай,—Люди ждут.
— С каких эго пор ты, Мырзанай, о нас и наших людях стал заботиться?—спросил Эшпай.— Твои илемы не пострадали.
— Зря, сосед, так говоришь. Расскажи ему, Атлаш, как мы от верной смерти вас спасли, как у шатра мурзы в грязи валялись,
вымаливая вам пощаду. Кучак и нас мог бы к дубу привязать.
— Не ври. Нас спасла Эрви!—вспыхнул Эшпай.
— Я тебе говорил, Мырзанай, не надо из-за них класть голову волку в пасть. Они, неблагодарные, не поймут.
— Погоди, Атлаш, не в этом дело...
— Нет, в этом. Вот сейчас придет Боранчей. Что скажете вы ему, когда он спросит про свою дочь?
— Боранчей сам был с нами в заложниках!—крикнул Эшпай.
— Был? Но разве он хотел, чтобы вы в обмен за свою жизнь отдали его дочь? Почему он избит, а вы целехоньки?
— Эрви сама пришла в шатер, Атлаш,— сказал Аптулат.— Нашей вины в том нет.
— Эрви сама не знает, что творит, а вы и рады. Лишь бы сохранить свою шкуру. Когда она пришла к шатру...
— Ты, Атлаш, очень много знаешь,—язвительно сказал Сар- вай.— Как будто ты всю ночь сидел в шатре мурзы.
— Я не сидел в шатре! Я мурзу увидел в дубовой роще, когда он вез Эрви, привязанную к седлу. Я упрашивал, но он не согласился ее отдать...
— Послушайте, старики. Да они все врут,— перебил Атлаша Эшпай.— Мырзанай только что хвастался, что вызволил нас из рук мурзы, а Атлаш говорит, что видели они Кучака, когда он вез Эрви. Мы же были отпущены раньше.
— Народ обманывать не надо,— согласился Урандай,— старикам говорить неправду стыдно.
— Воля ваша, старики. Вы можете нам не верить,— обиженно произнес Мырзанай,— но мы сказали правду. И скоро вы об этом узнаете.— Отойдя в сторону, прошипел на ухо Атлашу:— Испортил все! Теперь нам в это дело соваться нельзя. Теперь надо Ковяжа вместо Туги. Он старший в роде.
— Старший Аказ. Если придет — его выберут.
— Был бы жив — давно пришел бы...
Старый Туга умирал.
Сидит у изголовья Туги древний Сарвай, трет пальцем воспаленные глаза. Он, говорят, намного старше Туги, а вот жив еще. Сидит, свесив голову, Эшпай—лучший друг Туги. Тут же рядом с ним Алдуш и Атлаш. Япык-коробейник тоже тут. Хоть его и не звали, однако он пришел. Старый карт Аптулат раньше всех прибыл к больному.
