Генри Хаггард - Она и Аллан
— Даже более чем, — вздохнул я.
— Я думаю, что урок, который тебе преподнесли, не слишком тебе понравился. Удовлетворись тем, что это обычное дело. Разве не испытываешь горечи после того, как все твои желания удовлетворены? Поверь мне, мужчина не может быть счастлив, пока не достигает земли, где нет никаких удовольствий.
— Это то, чему учит Будда, Айша.
— Да, я очень хорошо помню учение этого мудрого человека, который, без сомнения, нашел ключ к воротам истины, только лишь ключ, хотя их много, этих ключей. Да, мужчина должен познать удовольствия, потому что без них полное борьбы, надежды, страхов человечество может вымереть, но это не является желанием Господина Жизни, который хочет нянчить души своих слуг, в чьих руках находятся мечи добра. Так получается, Аллан, что то, что мы считаем худшим, обычно лучшее для нас, зная это, мы умнеем, а горечь уходит от нас сквозь слезы.
— Я часто думал об этом, — сказал я.
— Я не сомневаюсь в этом, Аллан, и хотя мне нравится подшучивать над тобой, я знаю, что ты разделил со мной мою мудрость, хотя бы маленькую ее часть, которую не собрать за несколько лет. Я знаю и то, что у тебя доброе сердце, которое стремится ввысь, и знаю, что ты мой друг, потому что нашла в тебе друга, я думаю, не в последний раз. Заметь, Аллан, я сказала — друг, а не любовник, что гораздо значительней. Потому что когда любовь умирает вместе со страстью плоти, разве не остается дружба, которая хранит незабываемые воспоминания? Как могут потом встречаться любовники, если они только любовники? Я думаю, что с разочарованием, потому что смотрят в пустые души друг друга, или даже с глубоким неудовольствием.
Значит, мудрость должна найти их, чтобы превратить в друзей, потому что иначе они будут потеряны друг для друга. Если они достаточно мудры, то, оставаясь друзьями, они будут страдать, находя любовников. Хорошая мысль, не так ли? Этому трудно следовать, но... подумай об этом.
Она замолчала и задумалась, положив подбородок на руку, потом она пристально посмотрела на потолок. Ее лицо изменилось, таким я его еще не видел. В нем больше не было очарования Афродиты или величия Геры, оно, скорей, было похоже на лицо Афины. Оно казалось таким мудрым, спокойным, таким опытным и благоразумным, что даже испугало меня.
Я думал: какова же ее истинная история и какими знаниями она обладает? Возможно, случайно, но она снова прочитала мои мысли. В любом случае, ее следующие слова были ответом на эти размышления. Подняв глаза, она всматривалась в меня некоторое время, а потом сказала:
— Мой друг, мы расстаемся и больше не увидимся в этой жизни. Ты будешь часто думать обо мне, о том, кто же я в действительности, и в конце концов подумаешь, что я лживая и прекрасная странница, которая отрицает мир или минует его преступления, получает шанс управлять дикарями, играя роль оракула для них и рассказывая странные истории тем нескольким путникам, которые оказываются рядом с ней. Возможно, я и в самом деле играю эту роль среди других, поэтому не суди меня строго.
В старые времена моряки, которые приплывали из северных морей, рассказывали мне, что среди штормов и туманов есть горы льда, покрывающие мерзлые утесы, скрытые в темноте, там, где нет солнца. Они рассказали мне, что над океанскими просторами возникает голубая ослепительная точка, которая тонет в замерзшем острове, не видимая для человека.
Так и я, Аллан. От меня останется лишь маленькая точка, мерцающая или спрятанная в буре, когда небеса поглотят все живое. Но в глубине времени спрятана ее широкая основа, покрытая морями времени, где есть дворцы, в которых обитает мой дух. Поэтому представь меня мудрой и верной, но с неведомой душой, и молись, что когда-нибудь придет время и ты увидишь ее очарование.
Теперь я исчезну. Ты подарил мне любовь, но она была получена женскими уловками, ты не веришь мне. Для тебя оракул не действен и воды освобождения не текут. Я не виню тебя, потому что тебя сотворил этот жестокий мир.
Итак, мы расстаемся. Не думай, что я далеко от тебя, когда не увидишь меня в ближайшие дни, я, как Исида, чье величие я воплощаю на этой земле, я, кого мужчины зовут Айша, во всем. Яне одна, меня много, я здесь и везде. Когда ты посмотришь ночью на небо и звезды, помни, что это мои глаза, смотрящие на тебя, когда дует мягкий ветер, это мое дыхание, когда гремит гром, это я лечу на молнии и спешу вместе с бурей.
— Ты имеешь в виду, что ты и есть богиня Исида? — спросил я, пораженный. — Потому что если это так, почему ты говорила мне, что всего лишь одна из ее прислужниц?
— Не думай об этом, Аллан. Все звуки не достигают твоих ушей, все знаки не открываются твоим глазам, поэтому ты наполовину глух и слеп. Может быть, сейчас, когда ее усыпальницы покрыты пылью, а ее культ забыт, некоторые искры духа бессмертной госпожи, чьей колесницей была Луна, ее существование перешли ко мне, хотя сама она блуждает далеко отсюда, может быть, ее второе имя — Природа, моя мать и твоя, Аллан. Может быть, это душа мира — и я не просто часть этой души, и ты тоже? И разве священник и то божественное, чему он поклоняется, — не одно и то же?
На моих губах был ответ: да, если священник — жулик и обманщик.
— Прощай, Аллан, да пребудет с тобой благословение Айши. Ты благополучно доберешься до дома, как и твои товарищи, для этого все уже готово. Ты спокойно проживешь свою жизнь, а потом, может быть, найдешь тех, которых ты потерял, как сегодня ночью.
Она немного помолчала и продолжила:
— Слушай мои последние слова. В том, что я сказала тебе, может быть двойной смысл, который ты можешь расценивать так, как хочешь сам. Но одно правда. Я люблю одного человека, в старые времена его звали Каликратом, лишь ему я отдана божественным провидением, и я жду его здесь. Если ты найдешь его, скажи, что Айша уже устала ждать. Хотя ты вряд ли встретишь его, если только он не родился во второй раз. Храни мои секреты, иначе на тебя падет проклятие Айши. Ты клянешься хранить мои секреты, Аллан?
— Клянусь, Айша.
— Спасибо тебе за это, Аллан, — ответила она и снова умолкла.
Затем Айша встала и, выпрямившись во весь рост, вновь стала величественной. Она поманила меня к себе, поэтому я тоже встал.
Яповиновался ей. Наклонившись ко мне, она положила руки мне на плечи, как будто благословляя, затем указала на занавески, которые в этот момент раскрылись.
Явышел и бросил на нее последний взгляд.
Она стояла такая же, как была, когда я покинул ее, но сейчас ее глаза были опущены, а лицо выглядело отсутствующим, как будто такого человека, как я, никогда не существовало. Японял, что она уже забыла обо мне, игрушке на час, который помог ее возвращению и был отправлен восвояси.
Глава 23. ЧТО УВИДЕЛ УМСЛОПОГААС
Как пьяный, пошатываясь от выпавших на мою долю испытаний, я проследовал к наружной двери, где, как статуи, стояли охранники, и вышел через арку. Там я остановился на мгновение, во-первых, чтобы успокоиться в знакомой обстановке, а во-вторых, потому, что мне показалось, что я услышал, как кто-то приближается ко мне сквозь темноту, да еще в таком месте, где у меня было много врагов. Так что надо было подготовиться.
Однако моим предполагаемым убийцей оказался лишь Ханс, который вынырнул откуда-то, где он прятался. Ханс выглядел очень испуганным.
— О, баас, — прошептал он торопливым шепотом, — я рад видеть вас снова, стоящим на ногах, а не унесенным вдаль, как я ожидал.
— Почему? — спросил я.
— О, баас, из-за того, что случилось здесь, где высокая ведьма, которая выглядит так, будто у нее болят зубы, сидит здесь, как паук в своей паутине.
— Так что же случилось? — спросил я, пока мы шли дальше.
— А вот что. Эта ведьма говорила и говорила с тобой и Умслопогаасом, и пока она беседовала, ваши лица начали выглядеть так, словно вы выпили половину фляжки очень хорошего джина, такого, какой я хотел бы иметь сегодня, вы были мудрыми и глупыми одновременно, полными и пустыми, баас. Затем вы оба лежали, как мертвые, и пока я раздумывал, что можно сделать и как я дотащу ваши тела, чтобы похоронить их, как ведьма сошла со своего возвышения и наклонилась, сначала над тобой, потом над Умслопогаасом, что-то прошептав вам в уши. Затем она вытащила из своей одежды змею, которая выглядела, как золотая, с зелеными глазами. Змея была обвита вокруг нее, господин, и сначала она поднесла ее к вашим губам, потом к губам Умслопогааса.
