Гвин Томас - Всё изменяет тебе

— Абсолютно. Жаль только, что мы не довели вашего укрощения до такой степени, чтобы лишить вас возможности совершить вашу последнюю гнусность — дикий поступок по отношению к капитану Спенсеру. Впрочем, вам это конечно нужно было как завершающий жест. Задуманное вами содружество нищих, как это ни странно, только удобрит мои земли. Негодным лентяям и ворам не удастся больше спать на работе, не удастся им и красть на моих угодьях с вашими теориями равенства на устах для успокоения собственной совести.

Плиммон обвел приемную взором, предназначенным для всей аудитории, за исключением Джона Саймона и меня. Все мирно заулыбались ему в ответ, как бы едва удерживаясь от аплодисментов.

— Нас будут судить здесь? — спросил Джон Саймон. — Где же судья? А кто палач? Уж не Радклифф ли?

— Рад бы услужить вам! — отозвался Радклифф, а муниципальный клерк Джервис бешено замотал головой, протестуя против безответственного использования имени закона и его упоминания всуе.

— Это было бы правильно и вполне соответствовало бы фактическому положению вещей, — продолжал Джон Саймон. — Здесь как раз собрались все, кто дает нам наши законы. Так что никакой судья не скажет нам ничего больше того, что мы можем услышать от вас.

— С вами поступят по чести, не беспокойтесь. Как того заслуживают сеятели ненависти и беспорядков.

Слова «поступят по чести» застряли у меня в ушах и сразу вызвали ряд ритмических ассоциаций: «по чести», «из мести», «поступят», «загубят».

— Вас доставят в Тодбори, где вы и будете содержаться до суда.

— По обвинению…

— В убийстве.

— Бледжли?

— Именно.

— Позвольте мне спокойно сказать вам: ни я, ни арфист даже пальцем не коснулись этого зверя. Вы спустили его с цепи, чтобы уничтожить меня, и мы бы, конечно, с удовольствием расправились с ним, но убийства мы не совершили.

— По — видимому, Бледжли заснул, по недоразумению сам скатился в яму и, чтобы укрепить свой сон, кстати немножко раскроил себе собственный череп?

Сидевшие вокруг нас господа засмеялись. Внимательно присмотревшись к ним, я увидел, как напряженно блестят их чистые розовые лица — будто вся их уверенность в соб ственной непогрешимости, сияя, вышла наружу, чтобы посрамить нас.

— Уилфи Баньону уж теперь вреда не принесет, если я скажу об этом, — произнес Джон Саймон, — так знайте же, Бледжли убил он. Бледжли прикончил Сэма, брата Уилфи. Даже и вы, джентльмены, знаете, вероятно, притчу насчет ока за око. Мы, литейщики, народ простецкий. Мы все еще считаем, что это совсем не плохая истина.

— Да Баньона — то ведь нет уже в живых!

— Но арфист виделся с ним перед его смертью. Ты ведь видел его, Алан?

— Конечно. Именно Баньон раскроил башку Бледжли. И сделал он это в порядке самозащиты. Бледжли вышел из Мунли с целью ликвидировать Джона Саймона. Я видел все это. Это произошло в ночь певческого праздника.

— Баньона нет в живых, — еще раз повторил Плиммон, — а показания людей, вызвавших беспорядок и навлекших трагическую катастрофу на счастливый и процветающий поселок, вряд ли могут иметь какую — нибудь ценность.

— Да у нас и свидетели есть, — вставил мистер Джервис.

— Не скажете ли вы, сколько вы им заплатили? Уж что — что, а по крайней мере это удовлетворение вы обязаны дать нам. Надо же нам знать, во сколько — до самого последнего пенни — вы оцениваете наши головы! Ну а теперь уведите нас отюда. На эту ночь с меня хватит. Я вовсе не собираюсь развлекать вас, стервятников, до рассвета.

— Вы еще немало поразвлечете нас, Адамс, пока мы окончательно не разочтемся с вами.

— Это, конечно, не последняя наша встреча. Люди, с которыми вам придется встречаться отныне, Не будут так легкомысленно доверчивы, как я. Вас, кавалеристов- любителей, нужно поучить скромности. Жаль только, что для этого придется прибегнуть к тому же методу кровопролития, которым вы сами так охотно пользуетесь. С нашей точки зрения, это бессмысленная трата человеческого материала, но законы устанавливаете вы. Если вы даже и повесите нас, это ни в малейшей степени не обеспечит вашей безопасности.

— Но это будет нашим вкладом в борьбу за свою безопасность. Тут уж сомневаться не приходится, вы — головка нарыва. Надо только раздавить вас, а уж тогда остальная нечисть сама быстро выйдет на поверхность и мы расправимся с нею по собственному усмотрению.

— Ваши мысли совсем как эти шторы: плотные, малиновые, светонепроницаемые. Что ж, продолжайте в том же духе. Меня все это не бог весть как волнует. Но вот арфист — то совсем для вас безвреден. Отпустили бы вы его на волю.

— Он с самого начала шел бок о бок с вами. Именно он из пустого тщеславия привел Лимюэла Стивенса на то самое место, где вы закопали тело несчастного Бледжли. Глядя на Ли, трудно предположить, чтобы он когда- нибудь мог быть по — настоящему опасен. Но мы осведомлены о его способности маскироваться. Поэтому меня совсем не удивило бы, если бы на поверку оказалось, что он сыграл еще более зловещую роль в организации восстания, чем даже сам Адамс, а уж Адамс, по данным нашей полиции, большой мастер по части подстрекательства.

— О чем вы там, черт возьми, толкуете? — воскликнул я, стараясь принять возможно более невинный вид. — Это я — то «зловещий»? Почему вы не спросите Пенбори? Он вам скажет, что я всего — навсего арфист, и к тому же хороший, никогда не сбивающийся с верного тона. А в делах и помыслах — такой простодушный, что вам, высоким гуманистам, под стать бы носить меня как талисман на часовых цепочках. Справьтесь у Пенбори и, ради бога, избавьте меня от этих наручников!

— Мистер Пенбори болен. Болен и почти при смерти. Его нельзя беспокоить. Странно, что все люди, на которых вы ссылаетесь, так одинаково недоступны — либо умерли, либо умирают. Надеюсь, что так у вас будет до конца. Зато все наши свидетели в блестящем здравии.

Плиммон потянул шелковый шнур звонка. Явился дворецкий Джабец. Он уставился на меня глазами, расширенными от любопытства.

— Лошади готовы?

— Так точно, милорд, совершенно готовы. Люди ждут только ваших распоряжений.

— Капитан Спенсер уже в порядке?

— В полном порядке, милорд.

— Хорошо. Ступайте.

Нас вывели в вестибюль. Скользнув взглядом влево, я в щель приоткрытой двери увидел мелькнувшее на мгновение лицо Элен Пенбори. Она, по — видимому, ждала нас и исчезла из виду, как тольке мы появились. Плиммон тоже заметил это и бросил гневное замечание часовым. Джона Саймона и меня посадили верхом на лошадей, связав нам руки и ноги. Нас сопровождал конвой из десяти улан.

Мы ехали сквозь ночь. Тьма уже трепетала первыми лучами света, когда мы пересекли перевал горы, у подножия которой лежал центр графства Тодбори.

15

Предварительное слушание нашего дела местным судом происходило ранним утром следующего дня в здании большой тодборийской гостиницы под названием «Малиновое перо». Джон Саймон стоял измученный, оцепеневший и равнодушный, а судебная процедура стремительно катилась своим чередом к концу. Помещение переполнено было какими — то суетливыми и нетрезвыми людьми и еще более нетрезвыми доказательствами нашей преступности, к которым мы относились с пренебрежением. Под форменное ликование примерно сорока этих дородных, громогласных и спевшихся друг с другом молодчиков наше дело было передано для дальнейшего рассмотрения на ближайшую выездную сессию присяжных заседателей в Тодбори.

Было октябрьское утро, когда нас вывели на суд из тодборийского замка, куда мы были заключены. В тот день ярко светило солнце, и сквозь широкую и высокую решетку, чуть приоткрывавшую вид на двор по обе стороны от наших камер, нам видно было зыбкое марево, родившееся от света и тепла. Тюрьма была старейшим зданием во всем Тодбори; она составляла часть обширного, хорошо поддерживаемого замка, бывшего в долгие века пограничных войн самым воинственным суставом в кулаке баронов — грабителей. Замок этот господствовал над Тодбори. Из наших камер городка не было видно. Но от старшего надзирателя нашей тюрьмы, Бартоломью Кларка, мы получили исчерпывающее и подробное описание всего города, толщины замковых стен и образа жизни старых, уже умерших хищников, для которых замок служил оплотом в борьбе с менее зубастыми мародерами — горными разбойниками. Формально Бартоломью Кларк не являлся старшим, а был всего только надзирателем того крыла, в котором мы помещались. Замок недавно перестал служить тюрьмой, и нас, собственно, полагалось направить в другую тюрьму, построенную в Чонфорде и временно служившую убежищем для тодборийских преступников, пока в самом Тодбори не закончится строительство собственной наимоднейшей бастилии. Но Плиммон, в качестве верховного шерифа графства, настоял на том, чтоб мы содержались именно в замке, в каземате, который он считал наиболее подходящим помещением для нарушите-; лей королевского закона об общественном порядке. Бар-; толомью рассказал нам обо всем этом с большим смаком, так как столь широкая осведомленность поднимала его авторитет в наших глазах. Если бы не наше прибытие, он легко мог бы дойти в своем позабытом крыле чуть ли не до сумасшествия.