Аркадий Крупняков - Вольные города
Касимовские татары, увидев митрополита, бросили готовить оружие, плевались во все стороны. Мурза Латиф, тайный недруг Шигалея, посланный в его войско специально, чтобы упреждать Саип-Гирея о намерениях Москвы, уже совсем было подготовил всадника в Казань. А как узнал, что с русскими приехал поп, предупреждать казанцев раздумал и ушел спать.
Когда Даниил вошел в покои, хан лежал под тремя одеялами, стонал и кряхтел.
— Прости меня, владыка, что в постели встречаю столь почтенного гостя. Болен я, ой как сильно болен!
Митрополит ухмыльнулся и присел на скамью около кровати. Монах Шигонька встал за его спиной. Даниил долго и молча глядел на хана, потом грустно произнес:
— По глазам вижу, хан, что занедужил ты сильно.
— Слаб я стал, — тихо простонал хан.—Веру вашу принять было обещал, да, видно, поздно. До весны, пожалуй, не доживу. Вот и текие выстроил, могила готова, придется умереть в своей вере. Уж ты прости, владыка.
— Бог с ней, с верой. Тебя жаль. Ты для великого князя в любой вере брат. Большую надею он на тебя питал в деле предстоящем, да, видно, не велел бог.— Даниил перекрестился, притворно вздохнул и, повернувшись к Шигоньке, тихо молвил:
— Иди-ко, чадо, во двор, скажи сотенному Ивашке, чтобы он скакал обратно в Москву, к князю. Пусть скажет, что хан тяжко болен и казанский поход вести немощен. Пусть шлет другого воеводу.
Шигонька молча поклонился и шагнул к выходу.
— Подожди, монах, поход на Казань поведу я!
— Ты же умирать собрался, хан, — митрополит прищурил глаза,— и уж текие выстроил.
— «Текие, текие»! Хана в мавзолей кладут после смерти, а умирает хан в седле. Вот приведу войско в Казань...
— Лежа на постели?
— Фу, пустая башка! — Хан хлопнул в ладоши, вбежал слуга.— Подай мои лучшие одежды, скажи моим аскерам, чтобы готовились в поход, подавай угощение на стол. Ты что, не видишь, дорогие гости приехали.
— Ты, владыка, и вправду святой человек! — воскликнул хан, когда сели за стол. — Исцелил меня, сразу из могилы поднял!
— Все в руках божьих, великий хан. Стало быть, приведешь ты рать под Казань, а потом что?
— Дам одну ночь отдыха, а на заре налечу на город и разнесу его на концах копий!
— А потом?
— Саип-Гирея на кол, крымцев всех выгоню...
— А они соберут всю черемису горную и луговую — да тебе по загривку. Опять в Москву бежать придется.
— Этот народ Казань с двух сторон сторожит. Ты верно сказал — они покою не дадут.
— Сколько раз наши воины входили в Казань? Много раз. А оставаться там не оставались. Почему сие? Да потому, что опоры вокРуг мало- Почитай, совсем нет опоры-то. И порешил вели- и нязь на совете сей поход сделать с особым умыслом. Боль- ую рать повел он сам, и воины уже в пути. Пусть о ней казанцы .ют и 33 неи следят. А ты, хан, бери своих воев, сажай на коей, ну и для наших двух сотен лошаденок найдешь, да и поезжай *азань- °Р°Д малость повоюй, для прилику. Татары тебя ото-
т и успокоятся. А в эту пору великий князь на них навалится.
ПРИДИ киТ0МУ месту, где Сура встречается с Волгою, и без по- х починай строить крепость. А построивши — держи ее до прихода большой рати.
А вдруг я налетом Казань взять сумею? Тогда как? — спросил хан.
Времена иные настают, хан, и воевать надо по-иному. Сейчас налеты пора бросить. Ногой твердой на казанскую землю надо вставать, крепости свои вокруг Казани строить. Тогда не страшно будет и копье поднять.
Хан долго молчал, потом сказал:
Какой хороший воевода пропал!
— Где? Когда?
Про тебя, владыка, говорю. Зачем ты попом стал, непонятно.
Кесарю кесарево, богу богово — слышал такие слова?
Слышал, владыка, слышал. Пойдем посмотрим на моих джигитов.
Вечером Ивашку позвал Шигалей и сказал, чтобы воины выбрали из ханского стада по хорошей лошади и готовились к конному походу. Воеводой будет сам хан, и пойдут они через неделю.
В КАЗАНИ
Саип-Гирей метался по комнате, будто барс по клетке. Сейчас, когда дорога каждая минута, хану не с кем посоветоваться, не на кого опереться. Его верный нуратдин мурза Кучак, как на зло, уехал из Казани и застрял где-то, старый шайтан!
Плохо быть владыкой чужого тебе народа. Если бы Самі был и Крыму, разве он ждал бы сейчас этого ободранного волка Ку- чака. Он созвал бы Диван, и все мудрые и знатные думали бы, как помочь беде. А здесь...
Здесь только Кучак нужен хану. Много умных и благородных ИпЛ к тРона’ но ни одному, кроме Кучака, верить нельзя. Вот . у а1’ светлая голова, смел, прям. Но разве не видит Саип-
р и, что улат втайне радеет Москве? Или мурза Чура. Истый казанец и крымцев ненавидит. Только один Кучак. Тот сам из Крыма, в Казани живет давно, его умом и силой крымские Гиреи сумели пробраться к Казанскому престолу. Аллах знает, что было
бы сейчас с Саипом, если бы не джигиты Кучака да не крымское войско. Казанцы живо бы выгнали Саипа из Казани.
Дело к тому и идет, не зря хану так скоро понадобился ум мурзы.
Хан открыл дверь, крикнул:
— Во все ворота города передайте мое слово: как приедет мурза Кучак, пусть немедля идет ко мне!
Последняя предутренняя звездочка погасла над лесом. На дорогу незаметно вышел рассвет.
Мурза Кучак едет впереди, за ним джигиты.
Скоро с востока поднялось сияющее солнце — и показалась Казань. Город раскинулся вдоль высокого холма. В отблесках солнечных лучей минареты пылали, будто свечи. К небу поднимались столбики дымков. Над рекой Казанкой угрюмо возвышались темно-красные стены крепости. Широченные круглые башни с воротами стояли на страже города.
Около Муралеевых ворот остановились. Группа джигитов выехала вперед, всадник постучал в ворота черенком нагайки.
Окно открылось, грозный голос спросил:
— Кто?
— Мурза Кучак! — выкрикнул всадник, и ворота тотчас открылись. Стражник, когда мурза проезжал мимо, приложил руку к голове и груди. Кучак натянул поводья.
— Слово хана, да продлит аллах его могущество.
— Говори.
— Саип-Гирей в великом гневе. Три дня ищут тебя по его воле и не могут найти. Поезжай в его дворец немедля. Так повелел великий и несравненный.
Мурза хлестнул коня и поскакал ко дворцу хана.
У входа во дворец мурзу встретил его сын Алим,или Кучак-ог- лан, что означает младший. Во время отъездов отца Алим оставался за нуратдина, хотя хан не доверял ему ни важных поручений, ни больших тайн.
Сойдя с коня и отослав джигитов, мурза, не ожидая обычных приветствий, спросил:
— Зачем так скоро стал я нужен хану?
— Хан в тревоге и не говорит причину гнева,— ответил Алим.
— Что-нибудь случилось?
— Из Бахчисарая прибыл Сафа-Гирей и привез печальную весть: крымский хан Магмет-Гирей убит.
— Кого великий султан поставил вместо него?
— Саадет-Гирея.
Мурза плюнул и зашагал медленно в сторону дворца.
— Тебе пора быть умным, Алим. Даже малый ребенок, зная все, что ты сказал мне сейчас, понял бы причину тревоги хана.
— Только аллах знает, что на уме великого.
— Думать надо! Разве ты не знаешь, что Магмет-Гирей и наш повелитель Саип-Гирей — братья, рожденные одной матерью, второй женой хана Менгли, да будет мир с ними обоими.
— Знаю, отец.
— А трон Казани держится на копьях крымских воинов.
— Все так думают, отец.
— Но теперь Магмет убит, и ханом в Крыму стал Саадет. Теперь он распоряжается войском, которое держит трон.
— Но Саадет тоже брат Саип-Гирея.
— Не совсем. Саадет рожден от третьей жены Менгли, да будет мир с ними обоими, и ненавидит Саипа. Ты понимаешь, почему теперь появился здесь Сафа-Гирей?
— Он... он...
— Он тоже, как и Саадет, рожден от третьей жены Менгли. И я совсем не удивлюсь, если узнаю, что Сафа привез не только весть о смерти старого хана, но и повеление нового о выводе из Казани крымских аскеров. Ты видел Сафу?
— Да, отец. Он совсем молод, почти мальчик.
— О, эго хорошо, когда хан молод...
— Ты думаешь Сафа будет ханом?
— На все воля аллаха, сын мой,—сказал Кучак.— Ты дальше не ходи. Иди домой, там увидишь девушку, которую я привез. Прикажи одеть ее в лучшие одежды и жди моего слова.
— Будет так, отец,— сказал Алим и вернулся назад.
Хан Саип-Гирей лежал в кофейной комнате и грыз янтарный мундштук кальяна. В комнату вполз слуга и, уткнув голову в пыльный ковер, проговорил глухо:
