Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.
Едва рассвело, Дузик пошел в порт. С час он слонялся между грязными пакгаузами, потом, смешавшись с толпой людей, идущих наниматься на разгрузку судов, вышел на пирс. Здесь подошел к нему коротко стриженный седой человек и, зло растягивая рот, представился:
— Ротмистр Издетский. Штаб Верховного командования. Прошу следовать за мной.
За ним скалоподобно возвышались трое, с угрюмыми, плоскими, точно сковородки, лицами и глазами-щелочками. «Казаки? Или из калмыков? — подумал Дузик, понимая, что сопротивление бесполезно. — Что им всем от меня надо? Этот... Типичный осваговец, контрразведчик: ежик, пенсне — сволочь, сразу видно».
— Я слушаю вас, господин ротмистр, — сказал он, но дрогнувший голос выдал его страх.
— Но не здесь же, — возразил Издетский.
— А где? Куда вы хотите меня вести? По какому праву, наконец?! — крикнул Дузик. — Я человек! Не раб! Не клейменый!
Толпа равнодушно текла мимо. Никто не обратил внимания на истерические крики Дузика. Поручик оробел. Двое скалоподобных стали по бокам Дузика, третий сзади, и группа двинулась вслед за ротмистром...
Глава вторая. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. «ЖОКЕЙ-КЛУБ»
Человек, которого в деловых кругах Константинополя знали уж с год как завсегдатая привилегированного «Жокей-клуба», французского коммерсанта м’сье Роллана Шаброля («Торгует чем попало, удачлив, каналья, поэтому и богат, живет в свое удовольствие»), высокий, сухой, неопределенного возраста, быстро и уверенно шел галереями Большого базара — Капалы чаршу. На типично галльском оливковом лице — презрительная улыбка, коротко стриженные смоляные волосы набриолинены и сверкают, в правой руке массивная трость с затейливым набалдашником слоновой кости в серебре. Роллан Шаброль смотрел поверх голов, и люди расступались перед ним, давали дорогу, знакомые кланялись первыми.
Константинопольский базар, обнесенный стенами, окружающими более четырех тысяч лавок и магазинов, был точно город со своими кварталами, улицами почти из ста торговых рядов, не имеющих ни названий, ни номеров, закоулками и тупиками, где покупалось и продавалось все. Как утверждали знатоки — от дредноута, острова в Мраморном море и рабыни до халвы, ювелирных изделий, старых вещей и семечек. Город этот жил по своим законам. Впрочем, толкотня, царившая здесь, в душном лабиринте, можно сказать, почти круглосуточно, лишь непосвященным казалась беспорядочной и бессмысленной: полумиллионная толпа (газеты утверждали: рынок ежедневно посещает более четырехсот тысяч человек) жила и двигалась по неписаным законам. И продавцы, и покупатели вели себя по тем же законам.
И даже праздношатающиеся бродяги и нищие не являлись тут простыми статистами: они играли немаловажную роль в этом огромном пестром спектакле.
Крытая, полутемная — свет лишь через узкие отверстия в крышах — галерея, разделенная невысокими колоннами, поддерживающими многочисленные арки, делала плавные повороты. Слева тянулись лавки менял, оперирующих валютой всех государств и дающих взаймы под залог, и солидных купцов, торгующих тканями, — образцы их товаров были развешаны на специальных крючках, — разложены на прилавках и в глубоких нишах. Справа на нескончаемо длинной скамье, поджав под себя ноги, сидели, подстелив коврики и стеганые ватные одеяльца, продавцы победней. Они предлагали фески, платки, рубахи — всякую матерчатую мелочь. Их богатство умещалось на квадратном метре стены над их головой. У колонн — лепешечники в широченных штанах и фесках, кафетджи, продающие кофе, мальчики, разносящие воду; рассевшиеся на невысокой решетке, отдыхающие хамалы. А по галерее-улице потоком двигается толпа.
Роллан Шаброль чувствует себя здесь как в собственном торговом доме. Дойдя до переписчика бумаг в красной феске и черном халате, восседающего перед раскрытым Кораном, Шаброль почтительно приветствует его, прикладывая ладони к груди и склонив голову, а затем, каким-то скользящим движением повернув налево, мгновенно исчезает...
Шум человеческой, реки, текущей по галерее, едва слышался тут, в задней, складской части лавки. Тюки материи на стеллажах глушили все звуки. На полу — ковры. На коврах, среди горы подушек, Роллан Шаброль пил кофе, скрестив ноги по-турецки. Его спутник — коренастый рыжеватый молодой человек, похожий на немца, — лежал, опершись на локоть, рядом. Он никак не мог устроиться, принять удобную позу, пытался сесть, снова ложился и, наконец, рассмеялся:
— Не могу постичь турецкую грамматику — ноги отваливаются!
Они говорили по-французски.
— Ни вздохнуть ни охнуть! Все разведки мира в Константинополе! Французы, англичане, греки, врангелевцы. Я уж не говорю про турок-султановцев. Но что? Я торгую. Торговать трудно, воевать легче.
— Я думаю. Но главное — «Баязет» и связь. Мы должны его прикрывать, на нем по-прежнему оперативные дела. Наши же задачи старые: эмиграция, партии, особо монархисты — их лидеры. Здесь, на чужбине, партии начнут делиться, лидеры — плодиться. Разберитесь, кто с кем работает — четко. Своевременно сообщать обо всех контактах, перемещениях, узнавать и перепроверять сведения о том, кто субсидирует: деньги пахнут. Врангель переехал на «Лукулл». Дано задание: изучить охрану и возможность проникновения на борт, установить суточный ритм жизни всех обитателей и команды, где стоит на берегу авто, откуда вести наблюдение. Врангель — главнокомандующий, но с каждым месяцем сепаратистские настроения в его семейке будут возрастать — Кутепов, Слащев, казаки. Не за горами день, когда французы перестанут содержать врангелевские войска.
— И тогда-то барон кинет их в новую авантюру.
— А мы с тобой?! Для этого и сидим в Константинополе. У рядовых эмигрантов нет денег, нет иллюзий. Надо работать среди них, ищите надежных. Ищите людей, на которых можно опереться. Ищите повсюду! — Роллан говорил нетерпеливо, истинно по-парижски перекатывая во рту звук «р» и сознательно повторяя слова и целые фразы, словно для того, чтобы собеседник выделил и накрепко запомнил наиболее важное. — Еще одно. На Пера есть сыскная контора, французская. Необходимы справки о м’сьс Роллане Шаброле. Это весьма полезно: промахи вылезут. — Шаброль усмехнулся. — Следите за собой прежде, чем за вами начнут следить другие. А что у тебя?
— Получена шифровка. Центр считает, пора выводить Венделовского.
— Рано. У него за спиной Перлоф.
— Передано сообщение, которое может помочь ему Касается матери Врангеля. Представь, пока мы доколачивали барона в Крыму, баронесса Мария Дмитриевна спокойно проживала в Петрограде и даже работала, получала паек, жалованье, ежедневно расписывалась в служебной книге, лежащей в швейцарской. Все, как полагается. Ничего? А?
— Хорошо, — кивнул Шаброль, и большие черные, чуть навыкате глаза его, сверкнув, засмеялись. — Она что же? Возглавила монархическую группу?
— Отнюдь. Она оставалась просто мамой Врангеля. Продавала вещи, ходила в чайную за кипятком, обедала в столовой, стирала, дрова таскала, даже дежурила у ворот. Жизнь ее осложнилась после того, как сын Петя стал главкомом, — повсюду появились воззвания, плакаты, карикатуры. Мадам пришлось менять квартиру. По новым документам она стала вдовой Веранелли, художницей. Похоже, Врангель не очень-то и беспокоился о ее безопасности. Он не только стратег, он и сын неважнецкий. Все это продолжалось до тех пор, пока за дело не взялся — кто? — Перлоф!
— За все берется. Опасная фигура Что же он?
— Вошел в контакт с савинковцами. Они переслали ей письмо Перлофа: «Доверьтесь подателю записки вполне». Податель добавил: «Завтра без багажа... оденьтесь теплее» придется три-четыре часа ехать по морю, встретимся на Тучковой набережной». Баронесса согласилась. Посыльный встретил ее, они отправились на Балтийский вокзал, сели в теплушку и добрались до Мартышкино. Под Ораниенбаумом, помнишь? Ночью финн-контрабандист и два его подручных вытащили из амбара лодку. Спустили на воду, поставили парус, взяли направление на Толбухинский маяк. Путешествие — надо признать! — было нелегким. Пошел снег. Светили прожектора из Кронштадта.
— Ну и? — как говорят в Одессе.
— Наш парень, что «вел» савинковцев в Петрограде, с риском для жизни тоже переправился в шугу, отпихивая шестом льдины, чтобы обезопасить мадам Врангель. Он — друг Венделовского.
— Так, так... — Шаброль возбужденно потер лоб, забормотал: — Интересно, перспективно, опасно. Не надо торопиться, надо все узнать — точненько. Пощупать савинковца, а уж потом решать с Венделовским. Пока по этой линии ничего не предпринимать. Хотя «Баязету» стало трудно, ох как трудно! Штаб главкома расформирован, в Константинополе удержаться невозможно, а в Галлиполи жизнь — врагу не пожелаю... И все же будем ждать. Над Венделовским не каплет. А что у тебя с этими... банщиками?
— Название придумали — «Лига меча и креста». Реальную власть там забирает бывший виленский жандармский полковник Бадейкин, в подручные к нему пробивается поручик Петровых, из контрразведки. Разворачивают борьбу за монархию, против масонов. К таким они и Врангеля причисляют.
