Анри Труайя - Семья Эглетьер
Франсуаза выскользнула из постели, собрала со стула одежду и стала одеваться, стараясь двигаться как можно меньше и не спуская глаз с Козлова. Она уже застегивала блузку, когда он вдруг повернулся на другой бок, отпихивая во сне одеяло. Франсуаза испуганно застыла: неужели проснется? Но Козлов продолжал крепко спать, с открытой грудью, повернув голову к подушке. Он дышал мерно и глубоко, как ночью. Франсуаза взяла туфли, отворила дверь и на цыпочках вышла на лестницу.
Ее встретило холодное, мутное утро. Перед закрытыми подъездами выстроились полные с краями мусорные урны. Она знала, что рано или поздно вернется к Козлову. Хотела она того или нет, он был ее судьбой. Но сейчас даже мысль об этом ужасала Франсуазу. Куда идти? Что делать? Перед ней расстилалась каменная пустыня. В огромном городе не было никого, кто мог бы понять ее и утешить. Словно в чужой стране, где говорят на непонятном языке. Франсуаза взглянула в зеркало витрины: на нее смотрело бледное, усталое, несчастное лицо. Это жалкое выражение она уже видела — у Жан-Марка. Какой суровой она была с ним! И вдруг Франсуазе неудержимо захотелось увидеть брата. Она торопливо зашагала к улице Ассас, иногда пускаясь бегом. Франсуаза еще не была в новом жилище брата, но знала, как его отыскать: Мадлен описала свежевыкрашенную зеленую дверь в конце коридора…
Франсуаза постучалась. Долго никто не отзывался. Должно быть, Жан-Марк еще спал. Франсуаза постучала снова. В комнате что-то двинули, потом зашлепали босые ноги. Дверь открылась. На пороге стоял Жан-Марк, заспанный, лохматый, в шелковом фиолетовом халате. При виде сестры он удивленно отпрянул. Не в силах произнести ни слова, Франсуаза бросилась к нему на шею. Рыдания сотрясали ее, она захлебывалась, будто чья-то рука держала ее голову под водой. Жан-Марк с трудом оторвал сестру от себя и, заглянув ей в лицо, спросил:
— Что случилось, Франсуаза?
— Я не ночевала дома, — с трудом выговорила она.
Изумление в глазах Жан-Марка немного успокоило Франсуазу. Больше она не была одинока. Словно опять поднялись надежные стены их детской.
— Где ты была? — коротко спросил он.
— У Козлова.
Жан-Марк нахмурился:
— Козлов? Это твой преподаватель, что ли?
— Да.
— Ты спала с ним?
— Да, Жан-Марк.
— Не может быть! Кто угодно, только не ты, Франсуаза! Да я сейчас пойду и набью ему морду!
— Я сама этого захотела.
Но Жан-Марк, сжав кулаки, повторял:
— Ах, сволочь! Ну какая же он сволочь!
— Он не сволочь, Жан-Марк. Он мужчина. Мужчина, как и ты. Он меня любит…
Но Жан-Марк отмахнулся.
— Этот старик?
— Ему тридцать два года.
— Я и говорю!
— А Кароль?
Жан-Марк на секунду смешался, затем с сердцем возразил:
— Кароль — другое дело… Она женщина… И она… красива…
— Он тоже красив!
От удивления глаза Жан-Марка округлились:
— Ты находишь?
Взяв сестру за руки, он усадил ее на кровать рядом с собой.
— Послушай, сестричка, — мягко сказал Жан-Марк, — ты сделала невероятную глупость, но все девчонки, каких я знаю, рано или поздно проходят через это. До сих пор ты была исключением. Я смотрел на тебя и не мог понять, из какого теста ты сделана. Говоря откровенно, в отчаяние приходить не от чего, если, конечно, ты возьмешь себя в руки. Вряд ли этот тип намерен на тебе жениться, да и правду сказать, не слишком-то вы подходите друг другу.
Сквозь пелену слез Франсуаза с отчаянием взглянула на брата.
— Но я люблю его, Жан-Марк! Я люблю его так же, как ты любишь Кароль!
Она снова расплакалась от утомления, нервного напряжения, горя, отвращения. Жан-Марк схватил полотенце, намочил его конец и вытер Франсуазе лицо. От непривычной заботливости брата она совсем ослабела. Прижимаясь лицом к приятно холодящей мохнатой ткани, Франсуаза всхлипывала и еле слышно говорила, говорила, не в силах остановиться.
— Нет, Жан-Марк… Не требуй, чтобы я ушла от него… Я этого не сделаю… Так же, как ты не уйдешь от Кароль, сколько бы я тебя ни просила… Я была груба и несправедлива к тебе… Я ничего не понимала… А тебе, наверное, так тяжело!.. Прости меня!
— Будет тебе, помолчи! — сказал Жан-Марк, садясь рядом и неловко обнимая ее за плечи.
Франсуаза вспомнила, как однажды, еще детьми, они просидели так всю ночь, пока бушевала гроза. И сегодня они тоже прижались друг к другу, но стоило ей пошевелиться, и небритый подбородок брата царапал щеку.
— То, что произошло с нами обоими, ужасно, — вздохнула Франсуаза. — Мне стыдно! Почему Бог допустил это? И мы ничем не можем помочь друг другу! Мы постарели, теперь мы взрослые! И сделаемся такими же гнусными, как все они!
— Не говори столько, Франсуаза! Перестань… Отдохни…
— Гнусными! Именно гнусными! Другого слова я не нахожу. Неужели нельзя взрослеть и оставаться чистым? Я была уверена, что не испачкаюсь в этой грязи! Я любила одного студента… Патрика… Ты его не знаешь… Хотя нет, ты видел его на той вечеринке. Через пять лет, когда мы закончим учебу, я собиралась выйти за него замуж… И вот… Завтра я скажу ему… Я должна сказать ему правду, грязную правду!
— Значит, ты была влюблена и я ничего не знал? — удивился Жан-Марк. — Невероятно!
— Он мне нравился, но, видно, я его не любила по-настоящему, раз пошла к Козлову!
Франсуаза ссутулилась, понурив голову. Не зная, что делать, как утешить сестру в ее первом женском горе, Жан-Марк стал тихонько гладить ее волосы. Его рука ласково скользила по склоненной голове сестры, по ее пылающей щеке.
— Мне хорошо с тобой, — тихо сказала она.
Они долго молчали. Потом Жан-Марк осторожно отстранился и, спросив: «Можно, я закурю?», взял сигарету. Запах дыма наполнил комнату. Франсуаза снова подумала о Козлове. Может быть, он уже проснулся, ищет ее, беспокоится. Нежность к нему вновь захлестнула Франсуазу. Подняв голову, она увидела, что Жан-Марк стоит перед ней босой, засунув руки в карманы халата..
— Бедняжка моя, — сказал он с грустной улыбкой. — Вот уж действительно «мы с тобой и трех шагов не сделаем, не расквасив себе носа…»
Последние слова он произнес с овернским акцентом. Так говорила когда-то их старая няня Альбертина. Франсуаза кивнула головой. Это воспоминание детства было как пароль. И хотя в горле у нее еще стоял комок и на сердце было тяжело, Франсуаза немного успокоилась. Собственная исповедь и отрезвила ее и притупила остроту горя.
— Папа и Кароль, должно быть, волнуются, что ты не ночевала дома, — заметил Жан-Марк.
— Не беспокойся, я предупредила Кароль, что останусь у мамы.
— Но теперь-то ты вернешься?
Франсуаза покачала головой:
— Нет, не смогу. Я ненавижу Кароль. Жить рядом с ней и папой — выше моих сил. Особенно сейчас.
Жан-Марк встревожился.
— Послушай, Франсуаза… Ты не можешь так поступить!.. Ты обязательно должна вернуться домой… Иначе не миновать скандала, начнутся бесконечные расспросы…
Он, конечно, боялся, что неуместный бунт сестры поставит под угрозу его отношения с Кароль. Милый Жан-Марк! Как он был жалок! И как они в этом походили друг на друга!
— Не волнуйся, — сказала она. — Я перееду к матери.
Франсуаза и сама не знала, когда эта мысль пришла ей в голову. Но, высказав ее, она обрадовалась, как это бывает, когда после бесплодных поисков вдруг случайно находишь выход из трудного положения. Все прояснилось, на душе стало легче.
— Папа ни за что не согласится! — сказал Жан-Марк.
— Согласится! Кароль его уговорит. Это настолько устроит ее, что хотя бы раз она будет на моей стороне.
Жан-Марк наморщил лоб и нерешительно проговорил:
— Кстати, насчет Кароль… Ты плохо ее знаешь… Она вовсе не такая, как ты думаешь…
Встав, Франсуаза поцеловала брата. Среди полного крушения у нее оставалась только эта надежная, проверенная временем привязанность, уходящая корнями в далекое детство. Жан-Марк взглянул на часы.
— Черт! Уже без двадцати восемь! А у меня лекция в половине девятого! Я едва успею собраться!
— Ничего, если я еще немного здесь побуду? — спросила она.
— Конечно! Отдыхай. Я вернусь в половине двенадцатого. Хочешь, позавтракаем вместе?
— Нет, Жан-Марк, я должна пойти к маме и позавтракаю у нее.
— Так когда же я тебя увижу?
— Может быть, часов в пять?
Он поморщился.
— Нет, сегодня не выйдет. Я занимаюсь с товарищем.
Франсуаза решила, что у него свидание с Кароль. И конечно, в этой комнате. Она чуть не вспыхнула, но сдержалась. Она уже не имела права кого-либо осуждать.
— Ну, а завтра днем ты свободен?
— Прекрасно! Заходи за мной в половине первого. Я тебя поведу в потрясающий ресторанчик, он недавно открылся около сквера Монж. Там за гроши можно поесть по-королевски.
Жан-Марк ушел за тонкую перегородку, послышался плеск воды он мылся под душем. В полном изнеможении Франсуаза сбросила туфли, растянулась на кровати и уткнулась лицом в подушку. От подушки исходил знакомый запах брата. Франсуаза постепенно успокоилась. Мысли в усталом мозгу начинали путаться. Когда Жан-Марк, одевшись, подошел к ней, она уже спала. Он посмотрел на сестру, улыбнулся и на цыпочках вышел из комнаты.
