Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.
— Я слушаю, слушаю... Итак, на чем мы остановились? Мы говорили о Франции. Я уверен в ней!
— Да, с одной стороны, все как будто бы хорошо. Заключен антисоветский договор с Японией, Франция поддерживает Польшу политически и экономически. Под сильным давлением ее вассал Румыния заключила соглашение с поляками о взаимопомощи в случае развертывания военных действий на границах, а также с Чехословакией и Сербией; признаны де-юре вновь возникшие прибалтийские страны, которые рассматриваются как опорные базы на Балтике и на границах совдепии.
— Видишь! Вот она — единая цепь против большевиков! — Врангель форсировал уверенность и бодрость. — Россия голодает. Число восстаний в среде крестьянства растет. А у нас отмобилизованные части, дисциплинированные, спаянные ненавистью к большевизму, желанием вернуться на родину. Врангель нужен Франции!
Шатилов нетерпеливо ерзал, досадливо щурился, но не перебивал. Ждал, пока главнокомандующий выговорится. Шатилов почувствовал нерешительность и нетвердость Врангеля: и главнокомандующего армией, которую у него отбирали, растаскивали по разным странам; и простого, чуть растерянного человека, неуверенного в завтрашнем дне. Шатилов продолжил бесстрастно, нарочито сгущая краски. У него возник план, который следовало немедля реализовывать: политическая ситуация и так до крайности напряженная.
— Вот другая сторона вопроса, Петр Николаевич, — буднично продолжал Шатилов. — Мы должны учитывать и то обстоятельство, что... — Слова он выговаривал медленно. Они падали тяжелые, точно чугунные. — То обстоятельство, — повторил он, — что и в немецком рейхстаге, и в палате депутатов Франции есть коммунисты, обладающие не только правом голоса, но и реальной силой. «Руки прочь от Советов!» — вот их действенный лозунг. За ними толпа, миллионы, их боятся правительства. Во всяком случае, заставляют призадуматься даже самых верных наших друзей.
— И что из этого следует? — Врангель снова встал, закружил по гостиной. — Мы с тобой не политиканы, мы — военные. Давай говорить на своем языке.
Нет, Врангель все еще оставался самим собой. Время не поколебало его. Начинать теперь продуманный ранее разговор, убеждать в чем-то главкома — значит идти на открытый разрыв с ним. К такому Шатилов был не готов. Как человек слабый, он решил отступить.
— Я согласен вернуться к языку военных сводок, Петруша, — подобострастно улыбнулся он. — Выводы малоутешительны. Впрочем, тебе самому их делать.
— Итак, — напористо перебил его Врангель. Он взмахнул рукой, что-то хлопнуло — не то ящик, не то доска или крышка, и на столешницу, разворачиваясь в воздухе, легла карта. — Вот они, звенья антибольшевистской цепи! Европа! Балканы! Тут мы стоим твердо. Дальний Восток! — его длинный и крепкий указательный палец тыкался в карту, резче обозначились глубокие вертикальные морщины между бровями. Он все старался поймать взгляд Шатилова, но тот не поднимал глаз и будто думал о своем, более важном сейчас, чем восклицания главнокомандующего.
И вдруг, поймав паузу, Шатилов сказал спокойно и тихо:
— Я уже не верю в единый антибольшевистский фронт от Черчилля через Савинкова к Тютюнику и Булак-Балаховичу. Времена не те.
— Он не верит! — патетически провозгласил Врангель. — Тогда пусть он слушает! Англичане недовольны антибританской пропагандой коммунистов на Востоке — и вот нота Керзона! А вот секретное письмо Керзона Бриану: «Налицо полная возможность нового совместного усилия с целью опрокинуть советское правительство». Вам ясно? А вот подобный план небезызвестного Людендорфа: военные усилия — немецкая добровольческая армия, материальные расходы Англии и Америки.
— Франция против. Я знаю этот вариант, — мрачно возразил Шатилов. — Считают, Германия нарушит Версальские обязательства.
— Не волнуйся, мой дорогой! Договорятся!
— За наш счет. — Шатилова покоробило это «мой дорогой», прозвучавшее точно обращение к адъютанту. — Союзники на большевиков кого только не науськивают: поляков, румын, финнов. Даже законченных авантюристов типа Авалова-Вермонта в Прибалтике или Энвера-паши в Бухаре. И деньги дают, и оружие — тому больше, кто больше ландскнехтов им поставит.
— Очень уж все мрачно у тебя, Павлуша. Международная политика — предмет своеобразный. Ее в белых перчатках делать не принято. Тут уж кто кого ловчее обманет. Поэтому всегда лазейки имеются. Мы и воспользуемся ими. Должны. Как раньше. Чтоб не быть голословным — вот один документ, весьма секретный. — Быстрым жестом фокусника Врангель извлек откуда-то листок тончайшей рисовой бумаги, сказал торжественно: — Читаю. Это телеграмма в Токио от французского министра иностранных дел. — И, снизив голос до шепота, продолжил: — «Соглашение с Японией по вопросу о Сибири заставляет нас быть очень осторожными, потому что наши решения находятся в конфликте с политикой Америки...» Пропускаю. Вот, далее: «Коммунистический режим в России приходит к концу. Его полное крушение можно ожидать в любое время. Нет нужды посылать наши войска против большевиков...» Так, так... «Общая ситуация, включая голод, разрушила Россию... Мы готовы к ее краху и реставрации. Хорошо дисциплинированные. и снаряженные армии, расположенные в Венгрии и Сербии...» Надеюсь, ты понимаешь, о каких армиях идет речь?.. «Армии... в Венгрии и Сербии готовы вторгнуться в страну, восстановить порядок и поддержать монархический режим». Япония солидарна с Францией!
— Откуда эта копия? Достоверна ли она?
— Абсолютно! Перлоф затеял игру с каким-то французом. От него. Разумеется, за деньги, небольшие.
— Важно, кто ведет в подобной игре.
— Сомневаешься в подлинности документа?
— Ничуть. Просто он несколько... устарел.
— Я знаю! — самоуверенно воскликнул Врангель. — Это сентябрь. Но — считаю! — и теперь мало что изменилось. Ты не согласен? Почему? Давай-ка, милый, все карты на стол!
Шатилов вновь возмутился подобным обращением, но вновь сдержался и только помрачнел еще больше.
— Так что ты имеешь в виду? — нетерпеливо поторопил его новым вопросом Врангель. — Что? А?
— Заявление правительства совдепии, в начале ноября, его печатали европейские газеты разных направлений.
— Столько этих заявлений, — брезгливо поморщился Врангель, делая вид, что не может вспомнить. — Запутаешься... Подскажи, пожалуйста. В двух словах — суть.
— В двух словах не перескажешь. Очень важный документ — нам его, как Библию, изучать надо. Найди время, почитай. Он еще окажет влияние на политику.
— Ладно, ладно, не предрекай! В чем там дело?
— А дело в том, что правительство совдепии заявляет, что готово идти на уступки в вопросе о возвращении долгов России, за получение определенных льгот, заключение великими державами мира с Советами и признание их правительства.
— Э, очередной дипломатический ход комиссаров, — отмахнулся Врангель. — Они там, в Москве, мудрецы, эти советские дипломаты!
— После этой ноты начнутся европейские конференции. Одна за другой, увидишь: обгоняя друг друга, кинутся делить рынок, шкуру неубитого русского медведя. А что касается советских дипломатов, то главный из них, Чичерин, — представитель одного из старейших и знатнейших дворянских родов России.
— Сие даже и мне известно, мой милый.
— Прости, Петр Николаевич... Не мог бы ты без подобного обращения? Возможно, мы расходимся в некоторых моментах, но я попросил бы... Меня это обижает, в конце концов.
Подобного взрыва Врангель никак не ожидал от «тишайшего Павлуши», известного ему, как он полагал, досконально. Вот что время делает с людьми! И как же обойтись ему, Врангелю, со своим другом-помощником? Врангель напрягся, но... сдержался. Сказал:
— Мне не нравится сегодняшний наш разговор.
— И мне, — в тон ему ответил Шатилов. — На чем зиждется твоя неколебимая уверенность? На словах тех, кто смотрит тебе в рот? И кто снабжает сомнительной ценности документами? Все эти разведчики, контрразведчики, охранники продаются за тридцать сребреников.
— Опять ты свое? — оборвал его Врангель. — Похоже, решил испугать меня.
— Ошибаешься.
Воцарилось молчание. Каждый сдерживался, понимая, что взрыв может навсегда разорвать их многолетнее знакомство, дружбу и сотрудничество. Шатилов нервно мял папиросу.
— Ты что-то еще хотел сказать? — строго спросил Врангель.
— Бросим все, уедем, Петруша, — вырвалось у Шатилова.
— А деньги у тебя есть, Павлуша? Впрочем, говорят, ты нажился на эвакуации Севастополя.
— И ты веришь этому?! — оторопел Шатилов. — Неужели веришь? Брежу я, что ли?..
— То-то что бредишь, — безучастно отозвался Врангель. И то, что он не ответил прямо, не успокоил друга, опровергнув клевету, возмутило Шатилова.
— У меня все, господин главнокомандующий. — Шатилов вскочил. — Я могу быть свободным?
— Честь имею, — равнодушно сказал Врангель, остро почувствовав, что с этой минуты теряет друга и соратника, теряет навсегда...
