Джон Брэйн - Жизнь наверху

— Поезжайте, мой милый. Не к чему пересиливать себя, если вы больны.

Сейчас передо мной за большим орехового дерева столом сидел заботливый отец, встревоженный моим состоянием,— только тревога эта была наигранной и не вязалась с обычным выражением его лица. Я повернулся и медленно направился к двери. Когда я уже был у порога, он окликнул меня. Я повернул голову.

— Вы старались, Джо,— сказал он.— Вы очень старались.

21

— Ну, я и вывернул ему руку так, что он закричал,— закончил Хезерсет.

— Вы мне это уже рассказывали.— Насупившись, я смотрел на письмо, лежавшее сверху в корзинке для «Входящих бумаг».— Но не выворачивать же руки этим людям из фирмы счетно-вычислительных машин, правда?

Я протянул ему письмо.

— Вы только посмотрите, в каком тоне оно написано,— сказал я.— Просто возмутительно. Нам нужны машины не в будущем году, не через год, а сейчас. Остальные письма можете не просматривать — они все одинаковые.

Он положил письмо обратно в корзинку.

— Вот так оно всегда,— сказал он.— После эффектного хода наступает период тяжкой, неблагодарной, нудной работы.— Он похлопал меня по плечу.— То, что я сделал, было легко, Джо. А вам предстоит доделать начатое, заняться деталями. На широких спинах, таких, как вы, и покоится британский бизнес.

— Все это очень мило,— сказал я.— Но поставку счетных машин это нам не ускорит.

— Наймите больше клерков,— посоветовал он.— Миддридж только обрадуется. У него ведь тоже широкая спина. На Миддриджа можно положиться.

— Вы, кажется, собирались встретиться с ним сегодня во второй половине дня? — напомнила Хильда.

— Совершенно верно, моя прелесть. Собирался и встречусь. Не падайте духом, Джо.— И, насвистывая, он неторопливо вышел из комнаты.

— Чтоб он сдох,— сказал я.— Седьмой раз напоминает мне, как он здорово обкрутил Флемвила. Если он еще раз об этом скажет, ей-богу, поколочу его.

— Он носит предохранительный пояс для джиу-джитсу,— заметила Хильда.— Не помню только, какого цвета.

— Почему-то все, кого я хочу поколотить, носят предохранительные пояса. Или же это знатоки огнестрельного оружия, или чемпионы по боксу. Но с чего он вдруг стал вам об этом рассказывать? Он вас боится? А может, хотел дать вам понять, что дорого продаст свою честь?

Она раскатисто рассмеялась.

— Очевидно, он имел в виду, что всякое сопротивление бесполезно.— Она вытянула из пишущей машинки лист.— Вот перечень, который вы просили.

— Положите его на стойку справа,— сказал я.

— Мистер Миддридж просил решить этот вопрос сегодня.

— А я смогу решить его только завтра. К тому же ведь у него совещание с Титаном, не так ли?

— Ну, это будет недолго. Право же, лучше бы вы просмотрели бумагу. А потом у вас еще хватит времени обменяться мнением с Вэрни.

— А он-то какое имеет к этому отношение?

— Но ведь это касается штатов.

— В такой же мере, как и всего на свете.

Я взял листок; на первый взгляд все эти данные казались совершенно необходимыми, а на самом деле никому не были нужны. У меня порой создавалось такое впечатление, что стоило мне аннулировать какую-нибудь бумагу, как Миддридж тотчас создавал две новых.

— У вас страшный беспорядок на столе,— заметила Хильда.

— Нет, здесь все систематизировано: слева — дела на сегодня, посредине — вчерашние дела, а справа — документы, поступающие от Миддриджа.

Обычно я гордился тем, что на столе у меня не валялось бумаг, но последние три недели нахлынуло столько работы, что я не в состоянии был с нею справиться, хоть и уходил каждый вечер домой с туго набитым портфелем. Было половина пятого, и времени до встречи с Миддриджем оставалось совсем немного — не хватит даже на то, чтобы перелистать лежавшие посредине стола бумаги. Таким образом, завтра — а завтрашний день будет не менее загруженным, чем сегодняшний,— у меня накопится еще больше тяжелых, неблагодарных и нудных дел…

— Вы слишком много на себя взвалили,— заметила Хильда.— Большинство этих бумаг не имеет к вам никакого отношения.

— Знаю,— сказал я.— Это один из результатов того, что у меня широкая спина.

Она передернула плечами.

— Вы губите себя,— сказала она.— Вы все-таки едете завтра в Лидс?

— Но у меня же нет выбора.— Однако, произнося эти слова, я уже понимал, что говорю неправду; а правда заключалась в том, что эти три недели, с тех пор как Нора покинула Уорли, я намеренно заваливал себя работой. И набрал ее столько, что еле дышал; а когда я вернусь из Лидса, работы будет еще больше. Ее будет так много, что, даже не желая этого, я забуду Нору, и мне придется смириться с тем, что я никогда не женюсь на ней — не только не женюсь, но даже не увижу ее.

Хильда с любопытством смотрела на меня.

— Что-то вы слишком часто стали употреблять это выражение,— заметила она.

— Раньше я пытался изменить ход событий,— сказал я.— А теперь не вмешиваюсь в них.

Я подошел к ней и положил руку на ее плечо. Солнце уже клонилось к закату, и в полумраке комнаты лицо ее как бы утратило свою округлость, стало более грустным и взрослым. На ней было платье с короткими рукавами, и я тихонько погладил ее руку.

— Теперь они происходят независимо от меня,— добавил я.

В эту минуту в коридоре раздались шаги, я снял руку с плеча Хильды и, подойдя к выключателю, зажег свет. Она прищурилась от яркого света — лицо ее приняло недовольное выражение, как у человека, которого внезапно пробудили от сна.

Я раскурил две сигареты и протянул ей одну.

— Простите меня,— сказал я. Затем я пробежал глазами перечень Миддриджа.— Попросите Вэрни зайти ко мне, хорошо?

«Ну вот и все,— с нарастающим отчаянием подумал я.— Вот и все». Я встал.

— Пожалуй, не надо звать мистера Вэрни, Хильда. И отмените мою встречу с мистером Миддриджем. Я ухожу домой.

Я надел макинтош.

— Что же я им скажу?

— Что хотите. Скажите, что я запил. Или заболел.

Я распахнул дверь. Она схватила меня за руку.

— Что с вами, Джо?

— Ничего,— сказал я.— Я просто хочу пораньше пойти домой.

— А завтра вы придете?

— Да,— сказал я.— И послезавтра, и после-послезавтра.

Она выпустила мою руку.

Но когда я доехал до Уорлийского леса, то обнаружил, что совсем не хочу домой. Я свернул на полянку у дороги и выключил мотор.

Я просидел так неподвижно около получаса. Вокруг царила тишина, лишь шелестели листья деревьев; такая тишина бывала здесь всегда, но не этого я сейчас искал. Луны не было; вдали мерцали огни Уорли; я смотрел на них, но и они не доставляли мне удовольствия. Все кончено, все позади. С Норой было связано для меня не начало новой жизни, а последний рывок. Я буду отвечать на ее письма, даже, может быть, встречусь с ней в Леддерсфорде или в Лондоне, но я никогда не женюсь на ней, как никогда не поступлю на службу в компанию «Тиффилд продактс». Теперь это уже окончательно. Уорли держит меня, Браун держит меня, Барбара держит меня.

В течение десяти лет мне хотелось остановиться в этом месте; в течение десяти лет я проезжал мимо и думал, что когда-нибудь остановлюсь, потому что не в силах буду отказать себе в том, что здесь меня ждет. И вот я остановил машину — и ничего не произошло: я вскрыл коробку с неприкосновенным запасом и обнаружил, что она пуста.

22

— Ты не говорил мне, что во вторник рано ушел с работы,— заметила Сьюзен.

— В самом деле? — Я зевнул и поудобнее устроился на диване.— Мне казалось, что это не так уж важно.

— Видимо, не так уж важно для меня.

Она холодно и невесело улыбнулась.

— Кстати, тебе достаточно подушек? Или, может быть, принести коврик?

Я сел.

— Ради бога, неужели ты не можешь дать мне спокойно полежать на диване? Разве ты не видишь, что я устал?

— Не просто устал,— сказала она.— Хуже, чем устал. Тебе все опротивело, правда, Джо? Твоя жизнь утратила смысл, ведь так?

Я вскочил с дивана.

— На что ты, черт возьми, намекаешь?

— Ты что-то сегодня не слишком догадлив, а? Ложись-ка лучше обратно. Почему ты вдруг вскочил?

Она затянулась, прикуривая от одной сигареты другую.

— Ложись, Джо. Ты прелестно выглядишь на этом диване, и без тебя комната кажется пустой.

— Я ухожу,— заявил я.— Не знаю, какая муха тебя укусила, и не желаю знать. Но терпеть это я больше не намерен.

— А мне казалось, ты говорил, что устал. Но в этот чертов муниципалитет ты все-таки идешь, не так ли? Ты не можешь пропустить заседание и побыть с женой, да?

Я опустился на стул.

— Прошу тебя, Сьюзен, прекрати это. Я не хочу с тобой ссориться.— Я невольно повысил голос.— Господи Иисусе, да неужели ты не видишь, глупая ты корова, что я не хочу ссориться с тобой.

— Ты разбудишь ребенка,— сказала она.— Тебя, конечно, мало волнуют дети.— И снова на губах ее появилась безрадостная усмешка.— Она родит тебе других детей, правда?