Аркадий Крупняков - Вольные города

—     Хан не хан, зато сухо,— ответил Микеня.— У соседа одного позаимствовал. Такой добрый сосед оказался. Раз, говорит, юрты берешь — бери и гарем. Девять штук пришлось взять. Замучили окаянные.

Когда вошли в юрту и вздули свет, все трое ахнули. Микеня в парчовой чаплашке, халат шелковый в три цветных полосы, а в юрте хозяйничают три черноглазые татарочки.

—     Где остальные шесть? — сурово спросил Ешка.

—     По другим куреням. А мне и трех лишку. Их ведь не только ласкать, но и кормить надо. Они у мурзы сладко привыкли есть.

—     Мытарь ты и фарисей! — воскликнул Ешка. Теперь он почи­тывал где-то добытую книгу священного писания и научился сло­весам, каких ватажники и не слыхивали.

—     Ты, попик, не лайся,— серьезно сказал Микеня.— Налетел я на кочевых мурз, а может, и темника какого, пес их разберет, хозяин удрал, а хатуней своих покинул. Не бросать же мне их на съедение волкам!

—     Православный ты али нет? — гремел Ешка.— Многоженст­во — великий грех.

—     Ладно, отец Иохим,— сказал атаман,— помолчи пока. Не за тем приехали. Иное дело, поговорить нам не дадут. Может, ото­шлешь куда?

—     Зачем? — Микеня махнул рукой.— В этом балагане все од­но по секрету говорить нельзя. Я иногда с натуги крякну — за ча­стоколом слышно.

—     Как же быть?

—     Есть у меня укромное местечко. Пойдем...

—     А гость из Москвы?

—     Всему свое время.

Микеня вывел гостей на берег Дона, посадил в лодку, сам сел за весла. В том месте, где река делала поворот, посредине — ма- люхонький островок сажен сорок в длину и столько же в ширину. Зарос он густым ивняком, берега песчаные, сухие. Посреди остров­ка — землянка. Встретил их лохматый, одноглазый мужик, про­вел по ступеням вниз, открыл скрипучую дверь. Внутри землянка просторна, стены забраны дубовыми лубками, на длинном столе горит жировой светильник. С нар поднялся человек.

—     Вот он гость из Москвы,— сказал Микеня.— Прошу любить, и жаловать.

Посланник великого князя оказался молодым дьяком от Вась­ки Мамырева, назвался Данилой Свечкиным. Пока атаман, Иваш­ка и Ешка здоровались с ним, одноглазый наставил на стол жаре­ного мяса, хлеба, вина и гору сушеной рыбы.

—      Иди и смотри,— сказал Микеня одноглазому.— Чтоб ни од­на живая душа...

Одноглазый понимающе кивнул головой и вышел.

Микеня начал было разливать вино по чаркам, но Ивашка по­ложил ему руку на плечо, сказал:

—      Погоди. Разговор, ради которого мы приехали, надо вести на светлую голову и голодное брюхо. Ты сперва вот что мне ска­жи: почему у тебя на стану тишина такая? Где твоя ватага?

—      «Где, где»? Ушла ватага,— пробормотал Микеня и глянул искоса на Свечкина.

—      Куда ушла?

—      На Сарай-Берке ушла. Два дня тому.

—      Моя душа чуяла,— сказал атаман.— Разве мы так догова­ривались? Ты своевольничать в своих делах можешь, а кто тебе общие замыслы рушить позволил?! Давно посла тут держишь?

—      Пятые сутки.

—      Запер его на острову, а сам разбойничать?! — заорал Ивашка.

—      Сказано — мытарь и фарисей,— заключил Ешка.

—      Ну што вы разорались,— Микеня ухмыльнулся.— Я волю государя сполнил — только и всего. Скажи, Данила, что князь ве­ликий повелел?

—      Иван Васильевич приказал вам пойти на Сарай-Берке и сто­лицу хана разметать и пограбить.

—      Слыхали? И пограбить. А ты же, атаман, грабить не дозво­ляешь, да и не умеешь. Ты же святой Василий Победоносец...

—      Зубы не скаль, говори по делу,— прервал Микеню Ивашка.

—            Хорошо. По делу так по делу. Пошли бы мы всей оравой на Берке, а поскольку там, окромя хатуней, стариков да сопливых ре бятишек, нет никого — дел для нас на одни сутки. А потом што? Потом бы стали твои святые ватажнички баб щупать, да добро награбленное делить, да татарчат резать, поскольку злость, накоп­ленную за годы, надо на ком-то излить. И к той поре, когда Ах­мат пошлет на выручку тысяч пять, а то и боле конников, ты бы пыдохся, как кувшин без затычки, а ватажники твои перепились бы и слушаться тебя не стали бы. Поскольку ты с такой-то силой в открытые ворота бы вломился. Я все это Даниле и рассказал. И порешили мы послать в Берке моих обормотов, они, грешные, всю вину перед богом, перед великим князем и особливо перед Авилляр-пашой на себя примут. А ты выводи свое воинство на ІІахнутцев шлях, к курганам, сокрой его меж холмами да и жди, когда ханская выручка на Берке поскачет. А дождавшись, в спи­ну его и ударь. И тогда победа будет верная. Вот сейчас мои горлохваты, наверно, Сарай уже грабят, ордынские гонцы, должно быть, к хану за выручкой уже умчались. Через суток трое они будут там, а еще через трое — у курганов появится ханская конница. За пять-шесть ден ты вполне туда и подоспеешь. А орать-то каж­дый умеет.

—     А ведь он дело говорит,— сказал Ивашка,— Не думал я, что у тебя, Микеня, такая голова светлая. Как ты мыслишь, атаман?

—     Я, пожалуй, согласен,— ответил Василько.— Как ты, Да­нила?

—     Мы эту задумку вместе обговаривали.

—     Так что же нам остается? — вопросил Ешка и сам же отве­тил:— Выпить паки и паки за одоление нечестивых.

Через сутки трехтысячная ватага Сокола снялась с насижен­ных мест, а спустя два дня расположилась недалеко от шляха под скифскими курганами. Ждать пришлось недолго. Гонцы из Берке оборотились гораздо скорее, чем рассчитывал Микеня.

Передовые сотни ордынской выручки скакали на взмыленных лошадях, не оберегаясь, не выставив боковых дозоров и без раз­ведки. Сокол пропустил их, не трогая, он знал, что основное ядро конницы идет поодаль. Передовую тысячу можно было отдать ва­тажникам Микени, если, даже увидев бой с основными силами, она не возвратится. Ядро ордынцев появилось после полудня. Ког­да сотни поравнялись с курганами, по ним из засады ударил из пищалей и мушкетов Ивашка. Всадники скакали сломя голову, и, когда передние ряды смешались в кучу, с налета врезались идущие вслед сотни: началась свалка. Пешие ватажники, не выходя из ук­рытий, поливали ордынцев дождем стрел, палили из огнестрель­ного оружия, нанося врагу большой урон. Всего, как предполагал Микеня, шло около пяти тысяч, задние темники, увидев свалку впереди, развернули конницу двумя рукавами и повели в обход курганов. В этот момент с двух сторон вырвались конники Сокола и Микени, раскололи лавину на части, и началась сеча. Кони та­тар да и сами ордынцы устали, а нападение было неожиданным, поэтому сопротивляться свежим силам ватаги они не могли. Иваш­ка так расставил своих ратников, что, куда бы ни кидались разроз­ненные сотни татар — всюду их встречали тучи стрел, длинные пи­ки и мечи ватажников.

К вечеру с ордой, посланной на выручку, было все кончено: ва­тажники переловили рассыпавшихся по степи всадников и коней, стащили к курганам оружие врага, связали пленников, похорони­ли убитых. Погибших с той и другой стороны было немного. Ор­дынцы сражались плохо, все норовили удрать в степь.

Теперь у каждого ватажника был конь, а то и два — для за­паса.

В ту же ночь Данила Свечкин с охранной сотней ускакал в сторону Москвы, чтобы доложить великому князю о битве и уз­нать, что делать ватаге дальше.

Здесь же, у курганов, решили разбить новый стан, оставили в нем две трети людей. Атаман, Ивашка и Микеня, взяв свободных лошадей, поехали на берег Дона, чтобы забрать оттуда Ешку и все имущество ватаги. Микеня свернул к своему стану, чтобы по­том идти на Берке, а оттуда со всей его ватагой присоединиться к ратникам Сокола.

(На берег Денна прискакал паша Авилляр. Ему донесли, что ва­тажники ходили на Сарай-Берке и учинили там такой разгром, ка­кого ордынцы давно не видывали. Паша выскочил из фелюги, бро­сился в Ивашкину халупу. Видит: сидят там атаман, Ивашка и поп Ешка. Брагу пьют.

—      Почему на Берке ходили? Кто велел?

—      Да никуда мы не ходили,— сказал Ивашка.— Твоего пове­ления ждали.

—      Столица хана уже разграблена! Рано еще. Надо было, ког­да ордынцы в бой вступят, чтобы от себя ни одного воина оторвать не могли. А теперь они выслали сюда всадников. И вас всех пере­душат.

—      Ия это ж говорил! — воскликнул Ешка,—Это не мы на Са­рай ходили, благородный паша. Это Микеня ходил, пропади он пропадом!

—      Что за Микеня? Почему не знаю?

—      Есть тут ватажка небольшая: сброд разный и раньше гра­бежом промышлявший. Живут отдельно — нас не слушают,— объ­яснил Василько.

—      Этот Микеня сына моего утопил,— добавил Ивашка.

—      Как малая ватага могла пограбить такой город?

—      Это она преже малая была,— сказал Ешка, хлебнув браги из ковша,— а теперь текут к этому ироду Микешке ватажники каждый день. Помоги нам, мудрый паша.