Анри Труайя - Крушение
— Это, наверное, Жильбер, — объяснил Жан-Марк. — Я сказал, что он может зайти за мной.
Николя побежал открывать и вернулся в сопровождении хрупкого светловолосого юноши с тонким лицом, в котором были пылкость и одновременно незащищенность. Представив его, Жан-Марк сказал:
— Приди ты минут на десять пораньше — застал бы нас по уши в краске!
— Если бы я знал — пришел бы вам помогать! — отвечал Жильбер. — Возможно, еще не поздно?
— Не поздно? — с комическим возмущением переспросил Николя. — Разве не заметно, что положен последний штрих?
Франсуаза повела Жильбера по квартире, и он очень мило всем восхищался. Когда они вернулись в кухню, он вопросительно взглянул на Жан-Марка.
— Да, нам пора, — сказал тот.
Франсуаза попыталась их удержать, но они очень торопились в киноклуб, смотреть какой-то потрясающий фильм 1925 года.
Чуть позже всполошились Даниэль и Дани. Им нужно было бежать домой, потому что родители обедали в городе и не на кого было оставить Кристину. Расслабленный Лоран великодушно согласился провести вечер дома с сестрой и шурином: можно посмотреть телевизор или, на крайний случай, поиграть в покер.
Франсуаза и Николя остались одни — в тишине, среди беспорядка. Она вымыла стаканы, убрала их в шкаф. По логике вещей, думала она, следовало бы перекрасить кухню и ванную, но для этого была необходима масляная краска, а это выходило за рамки отведенного на ремонт бюджета. Она и так потратила на материалы больше 600 франков.
— На кухне будет достаточно просто отмыть стены, — сказала она.
— Да ты с ума сошла! — воскликнул Николя. — Повсюду останутся разводы! И так хорошо, этакий старинный стиль! Потом, когда видишь кухню, по контрасту понимаешь, какая гигантская работа проделана!
— Скажи лучше, что тебя лень одолела!
— Ну, не без этого! — важно согласился он.
Франсуаза приготовила на ужин яичницу с ветчиной и картофельный салат. Они сидели друг против друга за кухонным столом, среди ящиков, стопок посуды и обрывков газет. Николя съел все с юношеским аппетитом, разгрыз на десерт мятную конфетку и закурил сигарету. Он курил, раскачиваясь на стуле взад и вперед, не обращая внимания на скрипевшее сиденье. Эта мужская привычка часто раздражала Франсуазу в братьях. Что за удовольствие они все находят в этом движении? Похоже, оно напоминает им далекие времена детства, когда они скакали на своих деревянных лошадках-качалках…
— Стул, Николя! — с упреком произнесла она.
— Что — стул? Сломается — починю!
— Как и предыдущий?
— Да ладно тебе!
Франсуаза убрала со стола и вернулась в большую комнату. Рабочие оставили мебель в полном беспорядке. Чтобы понять, куда что ставить, нужно хоть как-то ее раздвинуть. Она уперлась спиной в дверь и попыталась подвинуть комод.
— Подожди! — сказал Николя. — Одна ты не сумеешь.
Они вдвоем подняли комод и внесли его в комнату. Франсуаза смотрела вблизи на плохо выбритое лицо Николя, и ей хотелось смеяться. Краска в волосах. Заштопанная рубашка. На поясе вытянутых брюк — ремень с золотыми заклепками.
— Ну и видок у тебя! — бросила она.
— На себя посмотри! — парировал Николя.
Франсуаза бросила взгляд в старинное зеркало в тяжелой раме с золоченой резьбой: волосы в беспорядке, нос блестит, старый свитер Александра висит аж до коленей.
— И правда, какой ужас!
— Да ладно, не преувеличивай! — снисходительно сказал Николя.
Он вернулся к работе с удвоенной энергией. Часом позже все было расставлено по местам. Франсуаза убрала застилавшие пол газеты, и квартира открылась их глазам в своем окончательном виде — пустом и унылом. В единственной комнате на рю дю Бак мебель создавала уют, а здесь она казалась убогой, неуместной, странной. Русский пейзаж — синее небо и золотая нива — был явно мал для проема стены между белой дверью и серебряным котлом, который призван был украсить комнату; секретер тети Маду в стиле Людовика XVI с его тонкой инкрустацией изящной бронзой терялся в пустыне желтого цвета; торшер на витой ноге с бумажным абажуром, голова негра из черного дерева, широкий диван-кровать под зеленоватым пледом — все, что на прежней квартире не бросалось в глаза, здесь оскорбляло эстетический вкус. Внезапно обстановка, к которой Франсуаза привыкла и даже успела привязаться, показалась ей хламом.
— Тебе и правда здесь нравится? — спросила она, поворачиваясь к Николя.
— Нравится? Да здесь просто потрясающе!
— Тебе не кажется, что места слишком много?
— Так это-то и здорово! Иначе зачем было переезжать?
Он переходил из комнаты в комнату, а она следовала за ним по пятам, безвольно опустив руки.
— У нас так мало мебели! Нужно втрое больше!
— Я так не считаю! Мы бы тогда не смогли свободно передвигаться по квартире!
Франсуаза улыбнулась.
— Да ты посмотри, какая у меня комната! — продолжал восхищаться Николя. — Как я могу быть недоволен, если у меня теперь своя собственная комната?! — С потолка свисала голая лампочка без плафона, балка в углу пострадала от мышиных зубов, матрас был плоским, как блин, ночным столиком служил ящик, и все это показалось Франсуазе совсем уж нищенским… К тому же Николя выкрасил стены своей комнаты в бутылочно-зеленый цвет.
— Знаешь, — сказала Франсуаза, — тон не слишком веселый!
— Обожаю зеленые просторы! — смеясь, ответил Николя.
На окнах не было занавесок, впрочем, их не было во всех комнатах: старые оказались коротки, а когда появятся деньги на новые, неизвестно. Франсуаза решила закрыть ставни — они были железными, петли проржавели и скрипели, на руки сыпалась труха. Франсуаза потянула сильнее, уколола палец и вскрикнула.
— Оставь, я сам сделаю! — сказал Николя.
Франсуаза отправилась в кабинет Александра, где обстановка показалась ей такой же бедной и унылой. Как ужасно, что книги пришлось расставить на металлическом стеллаже, а письменным столом служит обычный стол светлого дерева, покрытый морилкой! Палец болел все сильнее. У нее ослабли ноги. Подошедший Николя увидел, как она, качая головой, бормочет:
— Ох, я в отчаянии!
— Почему? — спросил он.
— Не знаю…
— Из-за того, что Александр загулял? Он будет потрясен, когда увидит все это!
— Ты думаешь? — обрадованная Франсуаза одарила его сияющим взглядом.
Не отвечая, Николя потянулся, взмахнул руками влево, потом вправо, прищелкнул пальцами, начал раскачиваться, как будто подчиняясь звукам внутреннего тамтама.
— Одевайся! — скомандовал он. — Я поведу тебя в одно суперзаведение!
— Нет, — ответила Франсуаза.
— С чего это вдруг? Ты не хочешь идти именно со мной?
— Вовсе нет!
— Значит, ты не любишь танцевать?
— Пусть будет так!
— Это потому, что ты танцевала только с бездарями! А я танцую божественно!
— Я знаю.
Николя положил ей руку на плечо.
— Послушай, Франсуаза, оторвись ты от этой мебели и от стен! Не хочешь танцевать — ладно! Пойдем в кино! На Елисейских полях идет потрясающий вестерн! Я тебя приглашаю.
— На Елисейских полях? — переспросила она. — Это дорого!
— А я при деньгах! Смотри!
Он вытащил из кармана купюру в 50 франков, смял ее, пошуршал перед носом Франсуазы.
— Откуда это? — удивилась она.
— Заработал — в поте лица своего, продал вчера свою морду для рекламных фотографий. Торговцам виноградным соком. Красота, здоровье, процветание… И это только начало… На следующей неделе буду позировать для фоторомана. За это здорово платят! Они заметили меня у Клебера Бодри. Говорят, у меня тип юного романтического героя-любовника! Я буду на всех обложках «Нежного взгляда»!
— Ты не сделаешь этого, Николя! — встревоженно воскликнула Франсуаза.
— А почему нет?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Это… это недостойно тебя.
Наступило молчание.
— Недостойно? — тихо переспросил Николя.
Лицо его стало серьезным. Глаза потемнели, взгляд устремился внутрь себя. Наконец он сказал:
— Ну так что, идем в кино?
Она согласилась. Они разбежались по комнатам, чтобы переодеться. Франсуаза успела первой.
— Что ты там копаешься? — крикнула она Николя через дверь.
— Сейчас! Сейчас! — ответил он протяжным голосом.
Дверь открылась, и на пороге возникла картинка из журнала мод: рубашка в тонюсенькую полоску, бархатные брюки и пиджак, сапожки с пряжками.
— Какой ты шикарный! — сказала она.
— Да брось, ты же видела этот костюм, — пробормотал Николя небрежным тоном. — Я купил его у приятеля.
Он придирчиво оглядел Франсуазу. Она покружилась, демонстрируя свое голубое платье с вертикальными мережками. Николя молчал, взгляд был критичным. Наконец он сказал:
— Почему ты не надела шотландскую юбку и свитер баклажанного цвета?
