Н.У.Б.: палач по имени Амнезия (СИ) - Двуликий Богдан
Сердцебиение искателя снова участилось. Механик, так неплохо, казалось бы, выкрутившийся, ляпнул последние слова явно не подумав. Теперь главное, чтобы он своим затянувшимся напряжённым молчанием не перенёс внимание ищеек на подвал.
— Ясно, ясно, — равнодушно произнёс штабной, не придав значения реплике механика, — только мы как теперь проверим, что все эти инструменты реально использовались только в мирных целях или не использовались?
— Никак, — тут же ответил механик, начиная понимать, что долгие паузы в этом диалоге, скорее походящим на допрос, совсем не выгодны и даже опасны, в том числе для него же.
— Вот именно. Никак! Хоть это признаёшь. Мне важно… Нам важно, — штабной выдержал короткую паузу, — чтобы ты понял серьёзность своего положения. Чтобы ты понял его опасность, — приглушённый голос штабного зазвучал едва различимо, становясь на последние доли секунды похожим скорее на отдалённое эхо. — Ты чувствуешь опасность? — вдруг резко вскрикнул штабной. Голос его зазвучал злобно и угрожающе.
Механик снова замолчал. На этот раз он, судя по всему, потерял линию логики, проводимую штабными.
— Ощущаешь опасность или нет, спрашиваю? — не снижая накала агрессии и громкости голоса, повторил штабной.
— Теперь точно да, — как можно более твёрдо попытался сказать механик.
— Оно и правильно! Сейчас код ситуации — «опасность». И тогда был код ситуации — «о-па-сность»! Врубился, тупень, или до сих пор нет? Почему ты докладываешь код ситуации «безмятежность», когда он — «опасность». Бестиар скрылся в неизвестном направлении… И что дальше? Это не означает безопасности. Это не означает безмятежности. Одного из наших, пусть он и не особо ценный экземпляр, завалили. А ты докладываешь — код ситуации «безмятежность»? А может, всё же ты его и грохнул? Ломом, например? Я во дворе об него чуть не споткнулся.
— Я вам правду говорю, это не я. Ладно… Ладно… То, что я физически хуже подготовлен, чем вы это вы на слово, наверное, и не обязаны верить — это можно имитировать, даже обмануть. Но вы гляньте на его рану — сразу станет понятно, что его голову продырявили здоровенными когтями. Тут уж против логики же не попрёшь.
После этих слов механик словно осёкся. Видимо, в пылу разговора, он и сам не заметил, как последние слова зазвучали слишком фамильярно.
Что было готово произойти сейчас там, по ту сторону едва просматриваемого пола, с которого, словно сталактиты свисали еле видные паутинки? Искатель уже готов был передвинуться в сторону люка в подполье — если намечался бой, то лучше находиться как можно ближе к выходу.
— Ты чертовски прав, приятель. Но ты только подумай, насколько бы было проще, если бы тебе вообще не приходилось париться насчёт таких мелочей. Даже наоборот — вещи могли бы приносить пользу, становясь функциональными. Тебе, трудно представить, но ты попробуй: вот есть у тебя молотки, даже, может, что-то другое, и оно не просто валяется на террасе, в подполье, или куда ты собирался этот металлолом спихнуть, а помогает тебе в деле.
— Каком?
— Ну… Каком попросят выполнить. Например, обозначился некто непокорный в городе. Дают тебе адрес. А ты уже выбираешь, что с собой прихватить — молоток, а может и пилу, — наверху послышался металлический шелест — штабной, похоже, перебирал инструменты. — Ну что? Почему молчишь?
— Так а… Что говорить… — неуверенно начал механик, чувствуя, что диалог заходит в опасный для него тупик. — Это что-то… Вроде предложения сотрудничать?
— Бинго! Вот она сила ума! Наш ныне умерший соратник должен был доходчиво намекнуть на сотрудничество. Разве этого не было?
— Было…
— И ты до сих пор, выходит, не определился. Что мешает?
— Даже не знаю… Не подхожу я на эту работу, мне кажется.
— Может, именно кажется? Тебе бы не предлагали непосильное.
— Я бы… ещё немного подумал.
— Подумал, — задумчиво протянул штабной. — Ну, это можно. Подумать — дело хорошее. А по инструментам — не парься, пригодятся. Эй, придержи его! — крикнул штабной своему напарнику.
В тот же миг половицы заходили ходуном, топот каблуков по деревянному полу отдавался в висках гулкими тупыми и сильными ударами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Я и правда подумаю. Дайте хоть денёк! Пожалуйста! — закричал механик.
— Держи его! — продолжал крикливо командовать штабной.
— Да держу. Бей!
После этих слов вновь раздалось кратковременное металлическое эхо от возни с разложенными на столе инструментами. И вскоре послышалось пять сильных ударов, уходящих сверху вниз гулом в подполье.
Крик механика, прорывавшийся сквозь сжатые зубы, повис в практически осязаемом воздухе дома.
Глава 8. Механик: под гнётом вербовки. Часть 1-4
Голос механика ещё около полминуты балансировал между сдерживаемым криком, хрипом и подобием всхлипывания, только низким голосом. Половицы едва уловимо поскрипывали, в остальном в комнате было тихо — и это воспринималось немногим легче, чем звуки побоев, раздававшиеся недавно по ту сторону деревянного пола.
Вскоре послышалась какая-то возня, вновь напомнившая копание в инструментах на столешнице. Искатель сделал было осторожный шаг назад и вправо, чтобы вскоре выскочить из своего убежища и вмешаться в конфликт. Упивавшиеся пытками ищейки могли, скорее всего, не ожидать чьего бы то ни было появления, а, значит, превратить их из хозяев положения в жертв было не так и сложно. Главное, открыть люк подполья как можно быстрее, избегая скрипа и покинуть неудобную лестницу поскорее, а уж потом — будет видно, на чьей стороне перевес.
— Садись, — с привычкой властвовать, но не переходя на крик, сказал штабной — тот самый, который и вёл диалог с механиком.
— Пройдись по костяшкам ещё разок. Что мы всё базарим с ним — сейчас всю дурь махом выколотим! — подключился немногословный напарник.
— Нет, пусть сядет. А ты, если будешь встревать со своими охрененными советами, сам скоро по костяшкам схлопочешь. Сядь тоже и молчи. Пока твоё вмешательство не нужно.
Этот штабной, который вёл львиную часть разговора с допрашиваемым — механиком — явно то ли ставил себя выше своего напарника, то ли являлся таковым. Несмотря на всю неразбериху современного мирового положения, наверняка осталась если не субординация, то какая-то классификация, ранги и звания, которые присваивались людям в форме. И пусть эта форма — самая что ни на есть дьявольская оболочка, сути это не меняет. Система подчинения, соподчинения должна была сохраниться. Если нет — тогда вокруг царствовал хаос абсолютных масштабов.
Такими мыслями был занят какое-то время ум искателя. Впрочем, последняя версия представлялась ему маловероятной, поскольку второй штабной — тот, который молчаливый — даже не перечил особо своему напарнику. Наиболее показательно это было видно по ситуациям, когда предполагаемый командир, или кто-то вроде этого, начинал выходить из себя. Дуэт складывался у этих ищеек вполне предсказуемый: туповатый (он же сильный) и умный. Ирония же заключалась в том, что даже силу в этом случае применял умный. Видимо, проблемы с кадрами в этих адовых войсках имелись, и, возможно, немалые.
— Сиди, успокойся. Больно? — снова вступил в разговор штабной. — Не отвечай. Знаю, что больно. Молотком по пальцам — нешуточно. Вот видишь, какая несправедливость, а если бы ты сделал верный выбор — сейчас никому бы не было больно. Или больно было бы другому — тому, кто этого заслуживает, кто не хочет подчиняться. Но ладно, я надеюсь, по этому поводу ты всё вполне неплохо уяснил. Во многом благодаря тому, что и объяснили тебе всё доходчиво. Давай сейчас о другом немного: в жизни многое можно поправить. Не всё. Не верь тем, кто говорит, что всё поправимо и сам в это искренне верит. Но многое можно. Допустим, свалял ты дурака — это поправимо. Можно прямо сейчас исправить.
— Как? — стараясь казаться равнодушным и выдержанным произнёс механик.
— Возьми молоток.
— Зачем?
— Эй, иди сюда, — коротко и звучно сказал штабной с уже примелькавшимися нотками.