Стать настоящим (СИ) - Моисеева Ольга Юрьевна

* * *

  Шёл дождь, но Иван Григорьевич всё равно вышел из дома и поехал в центр, к старому дому. Была уже почти полночь, но сон всё равно уже не придёт до утра - старик знал это совершенно точно, многолетний опыт показывал: после таких возбуждающих событий нечего и пытаться заснуть, только все бока отлежишь. А вот свежий воздух, движение - это то, что надо для растревоженного сильными эмоциями организма, глядишь, к рассвету как раз всё успокоится, и с первым поездом метро можно будет вернуться домой.

  Вряд ли Иван Григорьевич мог бы практиковать ночные хождения, если бы за ним кто-то присматривал, но живым давным-давно не было никакого дела до того, чем он вообще занимается. Зато это, как оказалось, очень интересовало мёртвых, а вернее, одну из них - покойную жену Марию Сергеевну. Окрылённый её вниманием и заботой, Иван Григорьевич шёл по ночной Москве и улыбался подозрительно поглядывавшим на него патрульным полицейским.

  Он и раньше частенько гулял в позднее время - не за полночь, конечно, но сегодня был совершенно особый случай! - и иногда его останавливали, но старик всегда носил с собой паспорт и вполне толково объяснял служителям правопорядка, что у него нет болезни Альцгеймера и он прекрасно помнит, где его дом. Одет старик всегда был недорого, но аккуратно, не пил, поэтому его быстро отпускали и он топал себе дальше. Деньги и телефон он с собой на прогулку не брал, так что, попадись грабители, взять им было нечего. Избить, конечно, от злости могли, но этого Иван Григорьевич не боялся, полагая, что в таком случае только быстрее попадёт на небо, к своей ненаглядной Манечке.

  Она ждала его где-то там, наверху, так ждала, что даже послала подарок, столь необычный и лучезарный, что сразу ясно: не на Земле и не людьми он создан, здесь таких материалов и технологий ещё не придумано. Возвратившись с кладбища, Иван Григорьевич изучал лучезарный чудо-шар и так и эдак, крутил под лампой и гладил невидимую поверхность, пытаясь определить, из чего она сделана и почему совершенно незаметна, под каким углом ни глянь. Зато запертый глубоко внутри свет, такой чистый и сияющий, что всё в груди переворачивается, когда на него смотришь, был одинаково прекрасен с любой стороны.

  Иван Григорьевич так долго в него вглядывался, что закружилась голова, и тут же свет вдруг будто вспыхнул, опалив глаза. Горячая электрическая волна пронизала от переносицы до затылка, аж зубы заломило, челюсть свело, а дыхание на секунду остановилось. Стиснув шар, сидевший на кровати старик повалился на бок, прижав сферу к животу, и отключился. Во сне виделось, что по телу курсирует не кровь, а чистая белая энергия, а когда Иван Григорьевич очнулся, то понял, что давно уже так хорошо себя не чувствовал.

  Захотелось пить, он отложил чудо-шар и, осторожно встав с кровати, по привычке медленно поковылял из комнаты, ступая аккуратно, словно шёл босым среди битого стекла, и, только дойдя до кухни, с изумлением обнаружил, что знакомая боль в коленях и тазобедренных суставах так и не проснулась. Вот уже год, как ему требовалось медленно и осторожно расхаживаться по квартире в течение получаса, прежде чем неприятные ощущения отступали, позволяя почти нормально переставлять ноги.

  Залпом осушив стакан холодной воды из-под крана, Иван Григорьевич - в силу опыта и возраста скорее озадаченный, чем обрадованный внезапным отсутствием боли - быстро прошёл коридор из конца в конец а, вернувшись в кухню, рискнул сделать пару приседаний - они прошли легко, как по маслу! Невероятно, но он больше не чувствовал собственных суставов! Ещё пять приседаний окончательно утвердили Ивана Григорьевича в мысли, что ноги каким-то немыслимым, чудесным образом вдруг снова сделались здоровыми.

  - Это всё чудо-шар! - понял он, бросаясь в комнату.

  Поверхность сферы как всегда оставалась невидимой, будто в нескольких сантиметрах над покрывалом висел вход в иное пространство, и там, где-то очень далеко и глубоко, бился и горел чистый свет, запертый меж бесконечно отражавших друг друга зеркал.

  От взгляда на него начинала кружиться голова, Иван Григорьевич испугался, что сейчас снова потеряет сознание, поэтому быстро завернул шар в тряпицу. Ему надо было подумать, но он никак не мог сосредоточиться: воспоминания о Мане мешались с мыслями о внутреннем свете чудо-шара и внезапно переставших болеть суставах, грудь теснило от волнения, тело не могло находиться в покое, требуя срочно сжечь распиравшую изнутри энергию.

  Тогда он оделся, спрятал шар за пазуху, и бодро зашагал по улице, наслаждаясь давно забытой полной свободой в движениях. Моросил дождь, на лицо и руки вуалью ложилась прохладная влага, остужая разгорячённую кожу, ходьба придавала мыслям ритм, и они стали успокаиваться, потихоньку приходя в порядок и выстраиваясь в логические цепочки.

  К тому моменту, как Иван Григорьевич дошёл до метро, он понял, что внутри Маниного чудо-шара заперт вход туда, где они могут встретиться - а иначе зачем бы она стала передавать ему этот подарок? Лучезарный туннель - это, видимо, и есть тот самый коридор к свету, который, по многочисленным свидетельствам, видят умирающие, прежде чем покинуть земной мир... Но как ему воспользоваться подарком? - думал старик, заходя в распахнувшиеся перед ним двери подземного поезда. Садиться на сидение не хотелось, и он встал, держась за поручень и мерно качаясь в такт почти пустому составу, что вёз его в центр Москвы.

  Доехав до нужной станции и выйдя в город, Иван Григорьевич ещё не знал, что нужно сделать, чтобы перед ним открылся проход, однако факт, что Манин чудо-шар вылечил ему ноги, недвусмысленно указывал на то, что ему придётся много ходить пешком. И начать следовало со старого дома, ибо где ж ещё, как не там, где всё пропитано их с Маней жизнью, любовью, стремлениями и воспоминаниями, можно отыскать подсказку? Не зря же шар нашёлся именно в их бывшей комнате! И дом этот старый столько времени не трогают тоже не просто так, а по замыслу Высших сил. Потому что место это - особенное.

  Так размышлял старик, направляясь хорошо знакомым маршрутом по ведущей к дому улочке, как вдруг заметил впереди человека. Шёл он не быстро и как-то странно, глядя прямо перед собой и будто преодолевая сопротивление слишком густого воздуха. Иван Григорьевич догнал его и, поравнявшись, пошёл рядом, на что парень не обратил никакого внимания. На вид ему было не больше тридцати - совсем юнец, с точки зрения старикана, которому скоро стукнет восемьдесят. Голову молодой человек держал всё так же прямо - глаза открыты, волосы и кожа мокры от падавшей сверху мороси. Лунатик? - изумился Иван Григорьевич и стал припоминать всё известное ему о сомнамбулах, но в памяти всплыло лишь то, что их вроде бы нельзя резко будить, поэтому глупый порыв схватить юношу за плечо и, извинившись, спросить, не нужна ли ему помощь, прошёл.

  Забежав чуть вперёд, старик заглянул молодому человеку прямо в лицо, но тот не отреагировал, в то время как ноги его, будто сами собой свернули на узкую асфальтовую дорожку, которая упиралась прямо в подъезд, где раньше жил Иван Григорьевич. Явно пребывая во сне или ещё каком-то изменённом состоянии сознания, парень, тем не менее, вполне целенаправленно шагал к старому дому, и никакая помощь ему нужна не была.

  Старик приотстал от диковинного попутчика и стал на дорожке в растерянности. Глубокой ночью, под дождём, они оба, стар и млад, одинокий дед и юноша-лунатик, шли в одно и то же место - как это удивительно и невероятно! Нет, таких совпадений не бывает, понял Иван Григорьевич, совершенно не представляя себе, что ему теперь делать. Парень тем временем сошёл с асфальта на голую мокрую землю - старик вспомнил, как на этом месте давным-давно росли цветы. Снег в Москве уже растаял, но трава на бывшей клумбе ещё не пробилась и лунатик, чавкая кроссовками прямо по грязи, раскинул в стороны руки и начал медленно поворачиваться вокруг своей оси. Иван Григорьевич заворожено наблюдал за этим странным танцем, пока не услышал карканье и хлопанье крыльев: откуда-то, видимо из большого сквера неподалёку, летела целая стая ворон, направляясь прямо сюда, к старому дому. Приблизившись, птицы чёрным вихрем закружились над парнем, с каждой секундой ускоряя темп и нагоняя ветер. Юноша воздел руки вверх, и тогда крылатый вихрь спустился вниз и разлохматился, скрыв парня в своём вращении. Что происходило там, внутри птичьего кокона, Иван Григорьевич не видел, только слышал отчаянное карканье и как завывает вокруг ветер, бросаясь каплями дождя и мокрыми перьями.