Александр Лекаренко - Портрет художника

Калликандзаридис высунулся из рубки, - Чего вы тащитесь? - Мы обсуждаем

вопросы теологии, - ответила мама. – А-а-а, - Калликандзаридис поцеловал серебряный крест, болтавшийся на его волосатой груди, ничуть не удивившись такому объяснению, - Вина хотите? Холодное. - А не холодное есть? - спросила мама. - Есть, - Калликандзаридис сверкнул белыми зубами, - для тех, кто знает в этом толк.

Калликандзаридис знал толк в вине и, как всякий грек, умел угостить друзей. Его вино было великолепным, в лучах солнца оно переливалось всеми оттенками красного цвета - от багряного до светло-алого, его вкус и запах нельзя было обозначить в немногих словах, это был букет, созданный многими веками культуры виноделия, восходящей к самому Дионису.

- Тебе нравится? - спросила мама. - Очень нравится, - ответил Алеша, - Оно не хуже, чем у отца Аристарха. Ты даешь мне пить красное вино, потому, что оно способствует кроветворению? - Да. Вино во всех отношениях похоже на кровь. Хорошее вино способствует всему хорошему. А плохое вино способствует всему плохому. - Чему способствует моя кровь? - спросил Алеша. - Прямому знанию, - ответила мама, - Она его содержит. - Значит, твоя тоже? - И моя тоже. Хочешь попробовать? - Ты это серьезно? - Вполне серьезно. Если ты принимаешь мою кровь через систему переливания, почему ты не можешь принять ее, как вино? - А не превратит ли мой организм твое знание во что-нибудь другое? - У нас одна кровь. Мое знание может только увеличить твое. А желудок человека, Алеша - это весьма таинственный орган, а не просто мешок для переваривания пищи. Некоторые физиологи называют его вторым мозгом, он продолжает работать, даже когда связь с головным мозгом прервана. Головной мозг, кстати, является полым органом, как и желудок - а разве не переваривает он информацию так же, как желудок переваривает пишу? Особенно учитывая, что, как полагают ученые, все в мире, является информацией, включая и пищу, которую мы потребляем. Организм человека болеет, если мозг не получает достаточно информации. Организм человека болеет от однообразной пищи, не содержащей новой информации. - Ты предлагаешь мне пищу? - Алеша попытался усмехнуться, - Ты пугаешь меня, мама. - Я не в состоянии тебе ничего предложить, Алеша. Я дала тебе жизнь и кровь, такую, какова она есть - и никто не спрашивал согласия, ни твоего, ни моего. А ты не в состоянии ничего испугаться, несмотря на твое желание быть испуганным. И я отдам тебе все, что у меня есть, а ты примешь это - независимо от наших с тобой желаний. - Это звучит, как рок в греческой трагедии, - невесело заметил Алеша. - Жизнь любого человека, это трагедия, - усмехнулась мама, - Это песнь козла, влекомого на бойню. От рождения до смерти он успевает только пару раз взбрыкнуть ногами и взблеять, чтобы рассказать миру о своих печалях. Рок придает смысл этому бессмысленному действу. Рок присутствует за сценой твоей жизни. Прими себя таким, каков ты есть и не печалься, все равно никто не услышит. - Она встала и потянулась, - капитан Калликандзаридис замер в своей рубке, уставившись в отражение в ветровом стекле и забыв донести трубку до рта. - Пошли вниз, - сказала мама и взяла со стола бокал с кроваво-красным вином.

В крохотной, но обшитой красным деревом кают-компании, она достала из своей сумки одноразовый шприц, уверенным движением ввела иглу себе в вену и извлекла 50 миллилитров крови. Затем вылила кровь я бокал с вином и протянула Алеше, - Пей.

Алеша принял бокал и выпил. Коктейль не был неприятен, в нем едва чувствовался медный привкус крови, но этого оказалось достаточно, чтобы Алеша ощутил дурноту. Он сел на узкий диван. Мама наклонилась и, коснувшись губами его щеки, прошептала в ухо, - Расслабься. Это твое тело реагирует на знание.

То ли от вина, то ли от маминого шепота, Алешу бросило в жар. И вдруг его пронзило острое, как игла, желание - ужасом и провальным восторгом.

Глава 7.

- Итак, мы переходим к следующему циклу, - сказал отец Аристарх, - Мы переходим к вопросу о том, почему люди сегодня не покупают в магазине колбасу из человечины, и как им удалось не залюбить друг друга насмерть уже много тысяч лет назад.

В этот раз собеседование происходило поздним вечером, горели свечи и пахло церковным воском, пахло книжным пергаментом и мудростью веков, мама в этот раз не присутствовала.

- Этого не произошло потому, - сказал отец Аристарх, - Что кто-то в очередной раз встряхнул кости, и первобытные адельфофаги вымерли. Ученые путаются в хронологии тех событий, потому, что оледенений было несколько, и были катаклизмы, неучтенные современной наукой, но для нашего с тобой расклада не суть важно, как и куда легли кости нашего несчастного предка. Суть в том, что снова потеплело, и появились новые источники питания, лучи солнца разомкнули цикл, и человечество, грызясь и огрызаясь, начало разбегаться от самого себя, пользуясь возможностью питаться подножным кормом и уходя все дальше и дальше от собратьев - адельфофагов. Ловить кроликов, удить рыбу и собирать плоды было намного легче, чем охотиться на человека, и люди стали забывать о братской любви, развивая иные качества на ее основе. А те, которые не забыли - стали ужасом ушедшего вперед человечества, существующим на грани ледниковой ночи и утра новой эры. Они стали тем, что ходит во тьме, собирая дань с ходящих в свете - кощеями, кикиморами и гоблинами из сказок, восходящих к неолиту. Полагаю, что последнего из этих мрачных и не очень умных существ убили уже в историческое время здесь, в Греции. - Почему вы так полагаете? - спросил Алеша. - Я полагаю свое знание под твои ноги, - ответил отец Аристарх, - Как ступеньку для восхождения вверх. А истина находится в твоей крови, и тебе предстоит познать ее самому. Итак, ужас темных ночей закончился. Но человечество не закончилось. Оно выросло из тех темных ночей, оно само было тем ужасом. Поэтому, время от времени и по вполне научно объяснимым причинам, генотип восстанавливается. - Что это значит? - спросил Алеша. - Это значит, что рождается адельфофаг. Это существо ледниковой ночи, которое слепнет от света дня. Это хищник, который лишен сырого мяса. Он ни хороший, ни плохой - он просто умирает от железодефицитной анемии. То, что было нормой в ледниковой ночи, в свете дня - страшная болезнь. Его организм не способен вырабатывать гемоглобин. Если он не получает человеческий гемоглобин извне, то начинает вырабатывать порфирин, который превращается в яд под воздействием ультрафиолета. Этот яд изменяет суставы и кости, так, что человек теряет способность передвигаться вертикально, черты лица теряют человеческое подобие, зубы вылазят из десен. То, что ты видел в фильмах про вурдалаков, описано в медицинских учебниках, и происходит на самом деле, только не так быстро. Яд влияет не только на тело, но и на психику, он превращает человека в бешеное животное, рыщущее по ночам в поисках крови. В наше время, такое происходит уже очень редко, поскольку порфироген, лишенный свежей крови, умирает намного раньше, чем болезнь достигнет стадии, превращающей его в вурдалака. Он похож на тигра, которого взращивают в клетке и кормят консервами - он способен прожить некоторое время, страдая от анемии, но гарантированно умрет, не достигнув зрелого возраста. Тигр не знает, что он тигр, и умрет, даже если его выпустить из клетки - он не умеет охотиться. Но, не в столь отдаленные времена, когда внутри человечества еще могли существовать замкнутые общины и была возможна охота на человека, существовало сообщества порфирогенов, которые давали новорожденному необходимый тренинг и учили его выживать. - Семьи вурдалаков? - спросил Алеша. - Да. Порфирия - наследственная болезнь. Внутри такой семьи мог вырасти полноценный адельфофаг, но не мог развиться полноценный человек. Внутри такой семьи эмпирически развивались способы выживания и передавались потомству, но она была лишена доступа к человеческой культуре и человеческим знаниям. Поэтому, адельфофаг почти гарантированно вырастал полудебильным и почти гарантированно погибал от серебряной пули, от осинового кола в сердце или на костре. А если ему удавалось избежать металла, дерева и огня - его все равно доставала порфирия и опускала на четвереньки, потому, что он не владел научными способами борьбы с ней. Тогда он издыхал, как животное, где-нибудь в темном овраге или сгорал в свете дня. Адельфофаг - существо давно прошедшей ледниковой ночи, ему противопоказано ультрафиолетовое излучение нынешнего мира. Он покрывается ожогами, порфирин начинает разъедать его изнутри, как кислота, и он сгорает в лучах солнца - медленнее, чем это показывают в кино, но намного более мучительно. У него почти нет шансов. - Вы говорите “почти”, - заметил Алеша. - Я говорю, “почти”. Порфирия - это наследственная болезнь. А факт рождения человека - это рок. Никто не посмеет проткнуть колом наследника княжеского престола, даже если он - урожденный вампир. Особенно, - отец Аристарх усмехнулся, - Если вампиром является и его папа. - Вы имеете ввиду, что существовали аристократические линии вампиров? - спросил Алеша. - И существуют. Именно им удалось выжить в свете дня. Порфирия - наследственная болезнь. Шансы заболеть ею повышаются внутри семьи, где практикуются браки между родственниками. Аристократы систематически практиковали инцест, так же, как и темные селюки - только по другим причинам. Только, в отличие от селюков, у них было больше возможностей разработать научную технику выживания, пользуясь достижениями науки, даже если тогда она еще называлась магией. Совсем не случайно все исторически известные маги были аристократами - они могли не опасаться костра. - А Жиль-де-Рец? - Бедняга Жиль угодил в число редких исключений, так же, как и Якоб де Моле, магистр тамплиеров, потому, что был слишком богат, а не потому, что химичил с кровью детей. Зато бюрократические записи не столь давних лет полны упоминаний о расправах над вампирами попроще, - отец Аристарх взял со стола томик Руссо и открыл его на заложенной странице, - Иначе как великий Жан-Жак мог бы писать: “Если существовала когда-нибудь на свете часть истории, за которую можно поручиться, и снабженная доказательствами, это история вампиров; здесь ничего не упущено: официальные донесения, свидетельства уважаемых людей - врачей, священников, судей; полная очевидность.” - Вы доверяете свидетельству великого гуманиста? - Я доверяю свидетельству собственной крови, - ответил отец Аристарх, - И данным науки. Что и тебе настоятельно рекомендую. - Как мог восстановиться генотип адельфофага, существа ледниковой ночи? - Последний зубр на планете был убит в 1911-м году каким-то поляком, - сказал отец Аристарх, - И был восстановлен учеными в середине прошлого века на основе генотипа американского бизона. Который, в свою очередь, был полностью уничтожен пятьюдесятью годами раньше и восстановлен на основе быка зебу. Такая же селекция происходит случайно или практикуется спонтанно внутри ограниченных популяций людей. Наследственные признаки, которые не способствуют выживанию, не закрепляются и большинство мутантов вымирает. Но, в некоторых особых случаях, они выживают и передают эти признаки потомству. Если это происходят достаточно долго, то такие признаки, при искусственной поддержке, переходят в иное качество. - Какое? - Человек становится больше, чем человеком. Охотничья собака, выращенная таким образом - лучший охотник, чем любое дикое животное, но она не способна выжить в естественной среде. Порфироген, выращенный таким образом, приобретает сверхчеловеческие качества, но он не способен выжить вне сообщества себе подобных, которое его кормит. - Это правда, что вампиризм передается через укус? - Неправда. Но употребление крови вампира делает порфирогена вампиром. Поэтому, - отец Аристарх усмехнулся, - Такие поцелуи любви практикуются только между родственниками. Такой поцелуй является даром, избавляющим от мучений, а не средством пропитания для дарящего себя. - Вампиры питаются друг другом? - Они дарят друг другу свою любовь. Или берут ее силой. - Все вампиры - родственники? - Все. Поэтому, они и враждуют, как братья и сестры - кровной враждой. -Почему враждуют? - Отец Аристарх пожал плечами, - А почему враждуют люди? Все люди - родственники, только не такие близкие. Они унаследовали эту вражду от предка-адельфофага, который замкнул эту вражду на самом себе, но унаследовал ее из трофической цепи, в которую связаны все пищевые циклы на планете. Все живое питается друг другом, враждует друг с другом и не может существовать друг без друга. Так устроена эта машина, Алексис, - отец Аристарх усмехнулся, - Человек выучился питаться всем, он жрет даже минералы и прогрызает дыры в атмосфере, поэтому он оставил в покое тела друзей - теперь он их просто скармливает червям. Но вампир не может существовать без любви вампира - он умрет без нее. - Разве вампир не пьет кровь людей? -  Нет. Так поступали те, кого называют вурдалаками, они ничего не знали о природе собственного естества. Кровь человека может поддержать жизнь порфирогена, но она не может удержать его от падения в животность. - Это правда, что вурдалака можно убить серебряной пулей? - Его можно убить и обычной. Но его жизненная сила намного больше, чем у человека, он залижет рану, как волк, если пуля не задела сердце или мозг. Однако, серебро является окислителем порфирина, который с избытком содержится в его крови. Вот почему от ранения серебряной пулей он умрет, почти наверняка. - Вампир тоже умрет? - Нет. И тебе не следует мыслить ребяческими категориями, Алексис. Жизнь - это не компьютерная игра. И смерть - это не менее сложное явление, чем жизнь. В некотором смысле, мы все уже мертвы. И в некотором смысле - никто никогда не умирает. - Это слишком сложно для меня. - Это слишком сложно для всех. Но мы приходим в этот мир, чтобы найти ответы на вопросы жизни и смерти. А не для того, чтобы рыскать по миру, удобряя его телами жертв, и сдохнуть, подобно животному. Мы были пожирателями падали - и перестали имя быть. Мы были первоубийцами - и перестали ими быть. Мы вынуждены сражаться с себе подобными потому, что так этот мир устроен. Но мы преодолеваем его первоустройство, преодолевая себя, чтобы сомкнуть клыки на горле того, кто заставил нас это сделать. Он этого хотел - он это получит. Вот кто твой враг, Алексис, а не человек, не зверь, не вурдалак и не вампир. Он научил нас смыкать клыки, и мы умеем это делать лучше, чем любое другое существо во Вселенной. Он стравливал нас, он бил нас ураганами и потопами, пока не создал демона, сгорающего в собственном огне. Нам нечего терять, мы веками рвали свою плоть и не заслужили у Создателя ничего, кроме гарантированной геенны огненной. И мы будем прыгать, и прыгать, и прыгать – вверх, пока не достанем его горло, он это заслужил. - Вы говорите о Боге? - потрясенно спросил Алеша. - Отец Аристарх встал и прошелся по библиотеке, рассеянно касаясь темных от времени корешков книг своей белой рукой. - Я монах, - сказал он, после долгого молчания, - Я всю жизнь искал благого Бога - и не нашел Его. Поколения искателей, подобных мне, оставили нам гору бесполезно исписанной бумаги - в ней нет Бога. Если кто-нибудь скажет тебе, что знает, кто такой Бог - он солжет. Люди, как дети, запертые в темной комнате. Они желают верить, что в мире существует некая Сумма Блага, которую они называют Богом, что все не так страшно. На самом деле - страшно. Я искал Бога, чтобы спросить у Него, за что Он, с самого рождения, обрек меня на нечеловеческие муки, за что каждый человек обречен. Но куда бы я ни посмотрел - вовнутрь или вовне - я видел Зло и не видел Блага. Тогда я понял, что добро - это фикция, семантический призрак в человеческой речи, а все истинно сущее есть Зло. - Значит, вы все-таки нашли Бога, - потрясенно произнес Алеша. Отец Аристарх в упор глянул в Алешины глаза, и Алеша впервые почувствовал, что этот человек - больше, чем человек. - Я увидел Его там, где Он есть, - сказал монах, - В книгах есть ответы на все вопросы, но они лживы. Истина находится в твоей крови. - Но зачем Он там, где Он есть? - с замиранием сердца, спросил Алеша. - Там Он создает подобного Себе, - сказал отец Аристарх, - Он есть Зло, или Хаос, или Сила, или Энергия - назови Это так, как тебе будет угодно. Ты можешь назвать Это даже добром, если хочешь,  любое слово - это только слово и не более того. Все человеческие, дочеловеческие и сверхчеловеческие существа, равно как и все солнца, все планеты, все галактики - это Его несовершенные попытки создать совершенство. - Зачем? - Чтобы бороться с ним. Все во Вселенной - живое и все живое: солнца, планеты, люди и пауки - борется между собой путем притяжения, отталкивания и пожирания. Все следует путем Господа - Господа Войны. Иллюзия добра нужна Господу, чтобы все живое, стремясь к миру, продолжало воевать, чтобы не впало во грех спокойствия, чтобы не остановилась машина войны. Каждое живое существо понимает Благо, как свое Благо и воюет с чужим Благом. Христианин ненавидит язычника, а язычник ненавидит христианина по той же причине, по которой два паука не могут ужиться в одной банке, и все - от паука до Папы римского, следуют Закону Войны. Это та самая истина, о которой всегда знал человек, и от которой он прячется в своей темной комнате. Чтобы взглянуть в глаза такой истине, нужны особые глаза - глаза орла, которые не слепнут от света солнца. Такие глаза есть у существа, которое сгорает в лучах солнца - оно не может тешить себя иллюзиями, истина находится в его крови. Господь создал тебя, чтобы ты мучался, Он Сам мучается в твоей крови, создавая подобного Себе. Ты можешь назвать Его Богом или Дьяволом, но ты сам есть капля Его жертвенной крови, пролитая в пыль Земли. Ты можешь ненавидеть и себя и Его - это ничего не изменит. - А что изменит? - горько спросил Алеша. - Любовь. Полюби себя и Его, живущего в твоей крови, у тебя нет другого выхода. Полюби Его так, чтобы допрыгнуть до Его горла, Он хочет этого. - Откуда вы можете это знать? -  спросил Алеша с испугавшей его самого злостью. - Я жизнь провел, кусая самого себя, - усмехнулся отец Аристарх, - И я понял, так же как и ты поймешь в свое время, что у меня есть два выхода - либо загрызть себя насмерть, либо возлюбить себя, как Бога. Я выбрал второй. Так же, как и ты выберешь в свое время. Иначе тебе не выжить с этим Богом в твоей крови. У человека есть средний путь - оставаться человеком. У тебя нет такого пути. Либо ты научишься почитать себя, как Бога, либо сдохнешь на помойке, как вурдалак. - Вы учите меня любви и ненависти одновременно, - сказал Алеша, - Вы говорите, что мой враг, является моим Богом. - Да. Так же, как твоя кровь, является твоим врагом. Ты можешь облечь это противоречие в любую речевую форму, но именно твоя кровь тебя убивает, и ты не можешь выжить без противоборства с ней. Я ничему тебя не учу, я ставлю тебя перед фактом, как он есть. Ты можешь обозначить этот факт какими угодно словами, ты можешь назвать себя вампиром, порфирогеном или человеком, больным железодефицитной анемией - это не избавит тебя от необходимости потреблять чужую кровь. Но если ты назовешь себя вампиром, ты будешь вампиром. А если ты назовешь себя больным, ты будешь больным.  Слова не меняют факта, но они меняют его интерпретацию. А от интерпретации зависит, будешь ли ты жить или влачить жалкое существование. Это понятно? - Понятно. - Все, что я рассказываю тебе, ты можешь прочитать в Большой Медицинской Энциклопедии на букву “П” – порфирия, и станешь навсегда больным. А можешь услышать от меня - и стать вечно здоровым. Вот, что я делаю для тебя - я настраиваю твои глаза так, чтобы они могли встретиться с солнцем. - О вампирах нельзя прочитать ни в каких энциклопедиях, - возразил Алеша. - Можно. И намного больше того, что рассказал тебе я. Но все эти энциклопедии называются “Энциклопедии Глупостей и Суеверий” - вот в чем разница. - Значит то, чем вы занимаетесь со мной, называется психоанализом, - сделал вывод Алеша. - Нет. Психоанализ выводит на поверхность сознания, фикции сознания, которые не становятся от этого фактами. А я указываю тебе на факты, о которых тебе кричит в уши твоя собственная кровь, но ты не понимаешь ее языка. - Вы настраиваете мои уши, - улыбнулся Алеша. - Я настраиваю твои уши, - улыбнулся отец Аристарх, - Мы уже начинаем понимать друг друга. - Но я не понимаю, - сказал Алеша, - Почему солнечные лучи не причиняют мне никакого вреда? Я люблю солнце. - Потому, что твоя мать любит тебя, - ответил отец Аристарх, - Она дает тебе свою кровь, ее любовь избавляет тебя от избыточного порфирина, ты сгоришь без ее любви. - Извне, из-за толстых стен монастырской библиотеки, донесся крик петуха. Отец Аристарх встал и снял с книжной полки небольшой футляр черного китайского лака с серебряными драконами на крышке. В специальном углублении внутри лежал шприц. - Эта вещь изготовлена из серебра и хрусталя, содержащего серебро, - сказал он, - Она потемнеет, от соприкосновения с порфирином. Это - индикатор, теперь он твой. Тебе не нужны ежедневные переливания крови и не понадобятся чаще двух-трех раз в год, если ты будешь ежедневно следовать простому правилу: 50-70 миллилитров крови - родной крови внутрь в красном вине, плюс то, что тебе рекомендовал врач - препараты железа, мясная пища и в меру солнца.