Александр Кулешов - Ночное солнце
Петр сразу сошелся с Володей Пашининым, энергичным, веселым парнем, учившимся на первом курсе автодорожного института, перворазрядником по боксу. Пашинин, как и Петр, намеревался на следующий год поступать в Рязанское воздушно-десантное училище.
— А не жалко институт бросать? — спросил Петр.
— Не, леший с ним, с институтом! — беззаботно отмахнулся Пашинин. — Училище тоже высшее образование дает: дипломированный инженер. А кроме того, и радист, и парашютист, и водитель, и офицер. Нет, я твердо решил!
Петр и Пашинин решили вместе подавать, вместе готовиться. А пока что уселись за одну парту.
Петр узнавал много интересного: о роли парашютов в освоении космоса, о рекордах, об истории парашютизма, разные неизвестные любопытные факты.
Их обучали укладке парашюта, подробно рассказывали о его устройстве.
— Вот вытяжная веревка, вытяжное кольцо, — говорила Рута, — вот вытяжной парашют, чехол стабилизирующего парашюта и сам парашют, а это чехол купола и сам купол главного, стропы, подвесная система, ранец, переносная сумка. Вот паспорт.
Рута держала в руках указку, соединенную с электроштепселем. Она дотрагивалась до кнопок на манекенах и парашютах, и сразу же зажигались крохотные лампочки, обозначая то, о чем она рассказывала.
У нее была простая, ясная манера изложения. При этом она обводила всех внимательным, спокойным взглядом и мгновенно улавливала, если кто-либо понимал не до конца, но не решался спросить.
Их учили обращаться с запасным парашютом, не теряться в случае разных неожиданностей, быть хладнокровными, находчивыми, быстрыми, решительными.
Там, в высоком небе, бывали внезапные ветры, налетали облака, случались ошибки и нужно было действовать мгновенно и точно. Это сейчас они сидят в светлом, тихом классе. А там…
И Петр, глядя на инструктора, спокойную, улыбчивую, казалось, совсем обыкновенную женщину, представлял себе ее выполняющей сложнейшие фигуры, прыгающей с огромной разреженной высоты… Какая она тогда? Такая же невозмутимая? Или тогда она другая? Какая? Но ровный голос Руты вернул его к действительности.
— Задумался, Чайковский?
Она, видимо, уже второй или третий раз вызывала его. Улыбалась. Улыбались и другие, заметив его рассеянность.
— Ты что, заснул или воробьев считаешь? — зашипел ему на ухо Пашинин, подталкивая локтем.
— Извините, — Петр вскочил.
— У нас через неделю занятие по теме: «Применение парашюта в военном деле». Не хочешь сделать сообщение?
«Так я и знал, — с раздражением подумал Петр, — раз сын комдива, давай про воздушно-десантные войска. Дался им мой отец».
— А почему я? — совсем по-школьнически спросил он.
Раздались смешки.
— Любой может сделать. Хоть вон Пашинин или Соловьева.
Тут уж засмеялась вся группа. Петр покраснел. «Веду себя как дурак. Ничего, я сейчас ей преподнесу сюрприз».
— Я, видите ли, о наших воздушно-десантных войсках мало знаю, — сказал он небрежно. — А вот об иностранных парашютных частях могу рассказать.
— Я это и имела в виду, — подтвердила Рута.
Петр посмотрел на нее, но так и не смог определить, смеется она над ним или нет.
Раздался звонок.
— Значит, через неделю сообщение Чайковского об иностранных парашютных войсках. Я записала. А сейчас занятия окончены. До среды, товарищи.
Когда шли по коридору, получилось так, что Рута и Петр оказались рядом.
— Так я приготовлю тезисы, — заторопился Петр, ему хотелось как-то загладить свой дурацкий поступок, там в классе. — Я…
— Скажите, Чайковский, вы что, стесняетесь своего отца? — не глядя на него, спросила Рута. — Странно.
Она продолжала идти по коридору, а Петр так и остался стоять. Что она имела в виду? Почему задала такой вопрос?
Одно он понял наверняка — Рута впервые назвала его на «вы», и это, судя по всему, было у нее высшей мерой неодобрения.
Действительно, размышлял Петр, шагая домой, какой-то я больно деликатный стал. Всюду вижу, что из-за моего отца мне хотят поблажки сделать, стараются выделить. Я же из самолюбия, значит, все это возмущенно отвергаю, не желая на чужом горбу в рай въезжать. Такой вот поражающий всех своей скромностью вундеркинд Чайковский. Все сам! Никаких блатов!
А не превратилось ли это в свою противоположность? Не стал ли я фасонить этой своей «скромностью»? Отец у меня комдив, ну и что? Что странного в том, что я тоже хочу стать десантником? И дед был десантник. Что здесь зазорного? Династия! Сейчас сплошь и рядом династии — рабочие, цирковые, актерские. Говорят, в цирковое училище все дети циркачей идут. Что тут странного? И между прочим, отца-то упоминают, но никто ведь не предлагал мне без подготовки прыгать или пятерку за одну мою фамилию ставить. Смешно! Действительно, получается, что я вроде бы отца стесняюсь.
Он дал себе слово покончить с этой… с этим… С чем? Неважно, все ясно.
И если после этого случая симпатия его к Руте возросла, то после другого разговора он проникся к ней неким особенным чувством, которое и сам не мог себе объяснить.
Это тоже получилось случайно. Они шли вместе к автобусной остановке — инструктор и группа учеников. Постепенно кто-то свернул в другие улицы и переулки, кто-то уехал на подошедших раньше машинах. Их же автобус все не шел.
— Пройдусь пешком пару остановок, — махнула рукой Рута. — Полезно для здоровья. — Она улыбнулась.
— И я с вами. — Петр сам не знал, почему предложил свою компанию. Может быть, ему показалось неудобным остаться на остановке, если она уйдет.
Некоторое время они шли молча. Потом заговорили о разных пустяках, о занятиях, о парашютах, о предстоящих зачетах.
— Из тебя выйдет хороший парашютист, — убежденно сказала Рута. — Я имею в виду — спортсмен.
— Почему вы так думаете? — спросил втайне польщенный Петр. Он знал, что пустых похвал Рута не расточает.
— Так думаю, — она пожала плечами и опять улыбнулась, — в тебе сильна наследственность.
— Значит, хороший офицер-десантник, — поправил Петр и тоже улыбнулся. — Отец ведь десантник, спортом-то парашютным он специально не занимался. Но у него звание мастера спорта по борьбе самбо и по стрельбе из пистолета, — поспешил он добавить.
— Нет, я не отца твоего имею в виду, — сказала Рута, — а Зою.
Сначала Петр даже не понял, что речь идет о его матери, Зое Сергеевне. Потом поднял глаза и внимательно посмотрел на Руту:
— Вы… вы ее знали?
— Конечно, мы даже были когда-то подругами, — просто сказала Рута, — вместе выступали, в одной команде.
— А я… А мама про вас ничего мне не рассказывала, — простодушно заметил Петр.
Рута улыбнулась:
— Не про всех же своих товарищей по спорту она могла рассказать. Да и давно это… Ты еще не родился. Совсем девчонки были…
Взгляд ее на мгновение затуманился, унесся в даль воспоминаний.
Петр молчал. Он впервые не испытывал чувства смущения, тоски, когда говорили о его матери. Обычно он этого не любил, ему всегда казалось, что даже близкие люди — родственники, подруги матери — не должны касаться ее памяти, как бы ни любили. Он понимал, что это глупо, и все же говорил о ней лишь с отцом и Ленкой.
— Она была редкий человек, — задумчиво говорила Рута, — таких мало. Совсем девчонка, а человека спасла.
— Как спасла? Кого? — Петр был весь в напряжении. Ему казалось, он все знает о жизни матери. И при нем и до него. Но этого случая он не знал.
— Это было на сборах, — так же медленно, задумчиво продолжала Рута. — Она уже тогда была мастером спорта. Прыгали. У одного захлестнулся парашют. Еще немного, и он бы камнем вниз. А Зоя схватила парашютные стропы. Сумела. Не растерялась. Никогда она не терялась. Так они и спустились вдвоем. Она что, тебе никогда об этом не рассказывала? — помолчав, спросила Рута. — И отец тоже?
— Нет, не рассказывали. — Петр был в смятении.
Как же так, почему он ничего не знает? И главное, отец тоже ни словом не обмолвился. Странно.
— Мы дружили, — продолжала Рута. — Какая же она была веселая, Зоя. И щедрая. Не на деньги, конечно, их у нас тогда не было. На доброту. — Она опять помолчала. — Хорошая была у тебя мать, Петя. — Она впервые назвала его по имени.
— Почему же вы с ней потом не встречались?
— Да так уж получилось, — ответила Рута. — Разбросало по разным городам. Разъехались.
— А теперь-то, когда мы сюда переехали, почему не встречались? — допытывался Петр.
— Встретились бы, наверное. Да вот не успели…
Петра не удовлетворил ответ. Он чувствовал, что Рута что-то недоговаривает, но не решился настаивать.
И все же от этого разговора у него осталось теплое чувство. Он бы еще хотел поговорить с Рутой о своей маме, но они дошли до остановки, как раз подкатил автобус, они быстро вскочили в него. Ну, а в автобусе какой уж разговор!
