Аркадий Крупняков - Москва-матушка

—     Оставьте здесь. Умру я.

—     Негоже оставить-то. Да и взять некуда. Эти Гуаски — хо­зяева твои — прямо звери. Узнают про тебя, живьем проглотят.

Один из слуг подошел к Ольге, шепнул ей что-то.

—     А ведь верно!—оживилась Ольга. — Про ватагу мы забы­ли. Кашу варить умеешь?

—     Дома варила.

—     Ну и добро. Мы пока отдохнем, а тебя слуга проводит в лес к хорошим людям. Скажи, Ольга послала. Будешь им кашу варить, порты мыть и чинить, за табором следить. Иди, иди — там воля!

СВАТОВСТВО ТЕОДОРО ДИ ГУАСКО

На другой день после суда к Никите пожаловал нежданный гость—Теодоро ди Гуаско. Никита велел провести гостя в горни­цу, в ожидании его сел на лавку в переднем углу.

—     Хозяину дома слава! — проговорил, входя, Теодоро. — Синьору Никите я принес свое сердце.

—     Рад гостю,— ответил Никита и указал Теодоро на плетен­ный стул, что стоял около стола.

—     Синьор Никита, вероятно, меня не знает. Я — Теодоро ди Гуаско.

—     Слыхать слышал, а вижу в первый раз. Я рад твоему при­ходу, благородный ди Гуаско.

—     Дело, которое привело меня в ваш дом, очень деликатного свойства, и я не знаю, с чего начинать.

—     Начинай с дела,— посоветовал купец. — Я пойму.

—     У вас есть прекрасная дочь, синьорина Ольга.

—     С ней что-нибудь случилось? — тревожно спросил Никита.

—     Я, право, не знаю. А разве она еще не приехала?

—     Откуда ты знаешь, что она в отъезде?

—     Я видел ее в Карасубазаре. Мало того — мы туда ехали вместе.

—     Ну и что она?

—     По-моему, она там купила какого-то особенного невольни­ка, потом хотела купить еще одного. Но это… это ей, кажется, не удалось... Теперь о деле,— Теодоро замялся, потом решительно проговорил: — Я люблю вашу дочь, синьор Никита. Очень люблю. Хочу ее взять в жены. Вот и все мое дело.

—     Без венца?

—     Зачем же? Мы обвенчаемся.

—     Где?

—     В православной церкви.

—     Но ты, я знаю, католик.

—      Да, но я приму вашу веру. Я уже договорился с православ­ной церковью.

—      А твой отец, братья, ваша церковь? Как они посмотрят на

это?

—      Сначала, синьор Никита, я хотел бы иметь ваше согласие и согласие синьорины Ольги. Что толку от того, что я заручусь сог­ласием своей семьи, если вы будете против.

—      Сие верно,— сказал Никита и долго молчал, обдумывая не­ожиданное предложение. Отдать Ольгу в семью с чужой, ненавист­ной верой было немыслимо. Нет слов — дом ди Гуаскс богат и знатен, но разве обретет его дочь счастье среди людей бесчестных, злобных и коварных. Но отказать — значит обидеть, озлобить са­молюбивых генуэзцев. Тут надо ответить подумавши.

—      А она тебя любит?

—      Я не говорил с ней... Но вы старый человек и знаете, что сердце девичье — воск. Стерпится — слюбится.

—      Нет, Теодоро. Неволить дочь я не буду. Если она пожелает быть твоей женой — я не откажу. А если нет — извини. Все зави­сит от ее воли.

... Вечером того же дня вернулась домой Ольга. Отец и мать вышли на крыльцо встретить ее.

—      Уж и не чаяла тебя живую видеть, кровинушка моя. Поди, намаялась, желанная, истомилась вся. А страху и горя натерпе­лась и подавно,— причитала Кирилловна, обнимая Ольгу.

—      С благополучным возвращением, доченька, рад видеть тебя живой и невредимой. А мы со старухой искручинились вовсе —» задержалась ты, да и, вижу, напрасно. Одна ведь приехала. Не нашли, поди, Ивашку-го?

—      Ой, нашли, тятенька,— сказала Ольга. — Нашли и выку­пили.

—      А где же он?

—      Среди добрых людей. Я потом все-все тебе расскажу.

і 1 Арк. Крупняков

Глава двенадцатая

КРЕПОСТЬ СВЯТОГО КРЕСТА

Здесь генуэзец крепость эту На страх врагам своим воздвиг. Он был на страже каждый миг С рукой, протянутой к стилету.

В. Шуф, «Баклан».

№

й§?

::ор:;:;о идет в санта-кристо

репость Санта-Кристо! Она царствует над Сурожем, над морем. Расположенная на горе, она далеко видна как с моря, так и с суши.

'

Тяжело припадая на клюку, Норихо остано­вился на опушке леса и взглянул вдаль. Город еще не был виден, но над холмами на фоне ясного безоблачного неба вырисовывались кон­туры Девичьей башни. Иорихо перекрестился и, с опаской глядя на дорогу, которая вилась вни­зу между холмов, двинулся в сторону кре­пости.

Что привело в город наказанного слугу в это весеннее утро? Страх. Отлежавшись на площади в Скути после ста ударов, полученных по при­говору суда, Иорихо приплелся в Тасили и лег под широким навесом летнего двора. Мучитель­но ныло тело, было трудно дышать, болела из­битая спина. Под утро ему стало легче, и он уснул. Разбудили Иорихо ударом ноги в бок. Застонав от нестерпимой боли, он открыл глаза и увидел над собой лицо Теодоро. Глаза его глядели недобро, жестко.

—      Не умеешь держать язык за зубами, скотина,— процедил сквозь зубы Теодоро.— От меня все равно не уйдешь.

И тогда Дорихо понял: за то, что он рассказал на суде, госпо­дин непременно убьет его. Сила, власть —все на стороне господи­на. Надо пойти к консулу! Только он может защитить его. Как уто­пающий хватается за соломинку, так и Иорихо уцепился за эту мысль.

Весь день он обдумывал план побега, а ночью незаметно для всех спустился в долину.

Сейчас, когда до крепости Санта-Кристо было уже недалеко, Иорихо решил отдохнуть. Он отыскал удобное место й кустарнике. Пахло прелыми листьями, увядшей от летнего зноя травой, земля дышала приятным теплом. Иорихо долго глядел в бездонную глу­бину небес и незаметно заснул.

Разбудила его громкая брань. Открыв глаза, Иорихо увидел хорошо одетого синьора.

—      Какого дьявола ты развалился на самой дороге? — кричал господин.

—      Помилуйте, синьор, какая же здесь дорога? Здесь кусты.

—      Раз я здесь иду, значит, это моя дорога.

—      Я не знал, мой господин,— виновато сказал Иорихо. заме­тив, что синьор пьян.

—      Прошу впредь знать! Синьор Гондольфо ди Портуфино — старший нотариус курии — всегда ходит по этой дороге в гости к настоятелю монастыря. Он хоть и нечистый грек, но вина для меня не жалеет. Клянусь богом! А ты чего разлегся здесь? Откуда ты, куда идешь?

—      Это долго рассказывать, господин. Я жалею ваше драгоцен­ное время.

—      К черту время, я сейчас свободен, клянусь честью! Говори! — приказал Гондольфо и уселся против Иорихо. Рассказывать о своей беде первому встречному не хотелось, но Гондольфо держал его за пояс и упрямо твердил: «Говори».

Поразмыслив, Иорихо решил, что беседа с нотариусом курии может быть ему полезной. Кто знает, можно ли попасть к консулу, а этот человек вдруг его поймет, захочет ему помочь. И он начал говорить.

Пока Иорихо вел рассказ о поездке в Карасубазар и о стычке с татарами, Гондольфо вяло кивал головой и даже аппетитно зев­нул раза два или три. Но когда речь зашла о виселице и позорных столбах, глаза Гондольфо стали более осмысленными. Дело в том, что он был не только старшим нотариусом курии, но своим чело­веком в семье консула Христофора ди Негро. Он хорошо знал, ка­кую ненависть питает комендант крепости к семье ди Д'уаско, и поэтому все, что касалось богачей-феодалов, глубоко интересовало

Гондольфо. То, что узнал он сейчас от слуги, было настолько важ­ным, что Гондольфо даже протрезвел немного. «Если слуга не врет, то это же для господина консула ценная находка,— подумал он.— Самосуд, виселица, позорные столбы, боже мой,— такими фактами можно свалить не только ди Гуаско, а и поважнее кого- нибудь».

Подробно расспросив обо всем, он сказал:

—     Пойдем, парень, к консулу. Благодари мадонну, что ты встретил меня на своем пути.

Консула в цитадели Гондольфо не застал. Оказалось, что Хрис- тофоро уехал по делам в Кафу и вернется только к вечеру.

—     Ну, ничего, дождемся,—успокоил Иорихо Гондольфо.— У меня дела, я пойду в курию. А ты можешь выбрать местечко по­уютнее и поспать. Ведь ты всю ночь шагал, бедняга. Вечером жди меня здесь, у консульской башни.

У КОНСУЛА

Когда, проснувшись под вечер, Иорихо подошел к консульской башне, здесь его уже ждал Гондольфо.

Он подвел Иорихо к перекидному мосту и трижды хлопнул в ладоши. Мостик опустился, и в двери показалось лицо стражника. Гондольфо кивнул головой на Иорихо и произнес:

—     По приказу господина консула.

Вход вел прямо на второй этаж. Гондольфо пропустил Иорихо в комнату, открыл люк. Спустившись по лестнице, Иорихо оказал­ся в комнате первого этажа. За ним сошел и Гондольфо.