Хидыр Дерьяев - Судьба (книга вторая)
— Ай, немножко согласны, немножко несогласны, — осторожно ответил кто-то.
Послышались голоса:
— Правильно сказал пристав-ага!
— Деньги получили, а проданную вещь назад забирать — такого у туркмен не было!
— Не вещь просили — воду просили!
— Правильно! — быстро сказал Сергей. — Задурил вам голову Шубин, с тропы на бездорожье сбил. Вот яшули мудро рассудил: вы не делянки проданные требуете, а свой законный надел воды.
— Пристав-ага по-другому думает, — качнул головой пожилой дайханин. — Хоть он теперь комиссаром называется, а думает, как пристав.
— Та же шуба, только вывернутая наизнанку! — усмехнулся Сергей удачной фразе. — Вместо царя Керенский сел, вместо пристава комиссар появился, а суть осталась прежняя. Ничего, друзья, скоро по-настоящему жизнь изменится, не. Шубин и Бекмурад, а сами вы станете хозяевами своей судьбы. Скоро грянет большая буря! Всю нечисть сметёт с земли!.. Но… Пока нам надо бороться за воду.
Верёвка вьётся — вокруг копыта обовьётся
Вечером, в канун дня завершения землекопных работ на магистральном канале, к Сергею пришёл Клычли. Долго сидели в раздумье, как пройдёт первое организованное выступление дайхан. Если Сергей вначале был уверен в успехе, то теперь его одолевали сомнения: не рано ли всполошил он людей, все ли хорошо его поняли? Выстоят ли они в таком серьёзном споре с баями и богатеями?
Два дня назад Сергей поделился своими мнениями с марыйскими товарищами. Предложил поставить вопрос о распределении воды в Совете рабочих и солдатских депутатов, решить в пользу дайхан и заставить временное правительство уезда выполнить это решение.
Предложение Сергея было отвергнуто: в Совете верховодили меньшевики и эсеры. Обдумали, сказали: надо дайхан настроить так, чтобы они поняли, что помощи ниоткуда не будет. Единственный выход — открытая совместная борьба, иначе — голодная смерть. При любом исходе дела это выступление покажет сельчанам их силу, но лучше, если бы они победили. Спросили: понимает ли Сергей, как это важно.
Да, Сергей понимал. Больше того, он опасался, что неудача может не столько показать дайханам их силу, сколько подорвать веру в неё. Нужен был успех и только успех — и для сегодняшнего дня дайхан и для их завтрашнего дня. У бая, как у пса, кусок из горла не вырвешь, борьба предстоит нешуточная. И всё же…
— Решено, Клычли! — сказал Сергей. — Завтра идём на плотину и будем помогать людям чем сможем!
— В стороне стоять не будем, — согласился Клычли. — Надо помогать. А ты знаешь, как помогать?
— На месте видно будет.
— Тоже правильно. Но я думаю, что тебе идти не надо.
— Это почему же не надо?
— Ты своё дело сделал. На плотине, думаю, будет драка. Ты не сможешь драться сильнее, чем один человек. А если ты останешься незамешанным в это дело, ты сделаешь ещё как сто человек. Я думаю, тебе лучше не ходить.
Сергей понимал справедливость слов друга, однако было неловко оставаться в стороне от событий, на которые сам же натолкнул людей. Об этом он и сказал Клычли со всей откровенностью. Клычли помотал головой:
— Никто тебя не станет упрекать! А если пойдёшь на Еодораздсл, обязательно найдутся такие, которые скажут, что ты с умыслом повёл бедняков на смерть, что тебе не жаль туркменской крови, потому что ты — чужой, не мусульманин. Обвинят тебя во всех смертных грехах.
— Обвинят гады, это — точно! — с досадой воскликнул Сергей. — Уже начали обвинять!
— Вот видишь!.. Ты не сердись на меня, Сергей-джан, но я, наверно, сумею тебя заменить на плотине. Меня не обвинят в том, что я вмешиваюсь не в своё дело — на канале есть семь очередей моей воды. И потом, вмешиваться в водные дела я могу по праву туркмена. А если всё кончится плохо, неудачей кончится, пусть обвинят в этом меня, — Клычли заговорщески подмигнул. — Пусть скажут, что это я не сумел сделать так, как надо. А тебе люди будут по-прежнему верить.
Сергей с благодарностью посмотрел на друга.
* * *Дела на канале были почти закончены, оставалось только вскрыть перемычку плотины. Сегодня все, даже самые слабые, работали с необычным подъёмом. Подбадривая друг друга возгласами «Давай!», «Нажимай»! люди торопливо выбрасывали последние лопаты земли.
Несколько парней, раньше других закончившие свои участки, выбрались наверх.
— Слава аллаху, отделались! — сказал один. — Нет ничего тяжелее, как канал чистить.
— Восьмифунтовым кетменём с утра до вечера махать на хлопковом поле тоже не мёд, — резонно заметил другой.
— Не согласен, парень! Там хоть свой труд видишь. Как выбросит хлопчатник листья, — а они у него словно маслом смазанные блестят! — откуда силы появляются, снова работать хочется.
— Знаем отчего у тебя силы прибавляются! Не хлопчатник силы даёт, а гладкая девица. Она-то давно тебя в своём доме поджидает!
— А если и так, что особенного? Вы в этом деле ничем от меня не отличаетесь. Только ни в прошлом голу ничего я не собрал, ни в этом, думаю, не соберу. Засидится моя невеста в девках, если другой жених не найдётся.
— В нынешнем году на женихов не разгонишься, так что не бойся. Разве из баев кто своих сыновей женить будет.
С посохом — символом своей должности — неторопливо прошёл мимо мираб Меред, не оборачиваясь, сказал:
— Чего разлеглись, как на тое? Плотину утончать идите! Люди уже все собрались…
Подходя к перемычке, Меред непроизвольно замедлил шаг: на берегу канала стояли те, кто продал свои делянки. Среди них энергично жестикулировал и что-то говорил Клычли.
Меред быстро обежал взглядом толпу. Однако тех. кого он ожидал увидеть, здесь не было. Пока — не было или вообще — не будет?
Он подошёл и спокойно, славно всё идёт так, как надо, сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Спускайтесь вниз — надо с тыльной стороны плотину утончить!
Кто-то нерешительно заметил:
— Тут, мираб-ага, разговор один есть, в котором разобраться надо. Порешили сначала разобраться, а потом уж открывать воду.
— Спускайтесь вниз и утончайте плотину — вот единственный разговор, — не повышая голоса сказал Меред. — Остальное всё уже решено.
— Погоди! — Клычли протянул руку к Мереду. — Как говорит пословица, хоть ты и Сулейман, ко выслушай муравья! Люди пришли сюда за словом правды — дайте им это слово!
— Какую правду хотят люди?
— Вот все они, — Клычли повёл рукой, — которые от горькой нужды продали делянки, хотят получить свой надел воды, чтобы их дети не умерли от голода!
— Мирабы и зажиточные хозяева, стоявшие поодаль отдельной кучкой, зашумели:
— По доброй воле продавали!
— Никто их не принуждал продавать!
— Пусть спасибо скажут, что покупатели нашлись!
— Из-за них весь край мог без весеннего полива остаться!
— На чужое добро зарятся!
— Чужим халатом колени не прикроешь!
— Верно! С чужого коня на полпути слезешь!
Клычли, взобравшись на перемычку, возвысил голос:
— Не давай, но и не лай! Не кричите, люди! За крик воду не дают! От крика вода кровью течёт. Не надо пускать от этой плотины кровавую воду, пусть она течёт чистой, как журавлиный глаз. Эти бедняки не зарятся на чужой халат, они пришли за своим кровным. Вы, мирабы и другие, не понимаете их, потому что для обутого весь мир кожей покрыт. А тому, кто босиком, что ни шаг, то колючка!..
Подождав, пока крикуны успокоятся, Клычли продолжал:
— Посмотрите, что творится в мире! Где небо, где земля — не отличишь. Раньше вода не помещалась в Мургабе, промоины делала, озёра наливала. А сегодня — еле течёт, день ото дня мелеет Мургаб. Пойдите на базар — с каждым днём дорожает пшеница и всё меньше её становится, а из России зерно совсем не приходит. В такое тяжёлое время оставить бедняка без воды — всё равно что задушить сразу! Те, которые вцепились в последний бедняцкий кусок, как клещ в баранье брюхо, не понимают, что не ради себя — ради детей своих пришли сюда бедняки. И они знают, что если жадный клещ не отцепляется, ему можно оборвать шею! Пусть всё решится по справедливости, пусть каждому дадут его долю воды! Иначе вода не пойдёт, пока все эти головы не лягут по обе стороны канала! И так, и так бедняков ждёт смерть. Лучше в таком случае умереть сразу, чем умирать постепенно, видя, как умирают с открытыми ртами твои дети!
Ткнув своим посохом перемычку, Меред негромко спросил:
— Ты нарушаешь сделки стольких людей — не поступаешь ли ты против закона? Не поступаешь ли ты против обычая, данного нам пророком Мухаммедом?
— Мираб! — Клычли, распалённый собственной речью, готов был кинуться в драку. — Мираб! Хоть улица и крива, но ходи прямо! Зови любого ахуна, самого мудрого и начитанного на всей земле, и я поспорю с ним о законе и обычае! И если тебе, мираб, алчность не замутит глаза, ты увидишь, что я прав!..
