Григорий Терещенко - Горячее лето

Девочке не хочется выходить на воды, но почему бы не покататься на катере?

— Хочу, — роняет Лена. — Только отце чуточку поплаваю…

Вербин присел возле Ирины.

— Ну, как там, Ирина Владимировна, в цехе?

— Ломаем. Одну треть станков в сборные помещения перенесли. А вообще-то, трудно проводить реконструкцию и выполнять план. Очень трудно.

— А вы думали — легко?! — В его голосе послышались нотки раздражения. — А как с "Сибиряком"?

— Вот-вот начнем выпускать. Там что-то не ладится. Правительственные телеграммы идут одна за другой.

— Этого и надо было ожидать. Скоро полгода пройдет, как опытный образец выпустили… Ну, а как там мой заместитель? Со всеми успел перессориться?

— Не знаю.

"Кто-то уже сообщил, — подумала Ирина. — Не Волков ли? Втерся в доверие к Григорию Петровичу".

— С деталями для нового автомобиля замучились. Даже опытные рабочие бьются над каждой… новинкой.

— А я здесь словно изгнанник… Каждый день цех снится.

— Только цех? — Ирина пристально посмотрела на него.

— Не только…

— Вот я и накупалась, — сказала Лена. Глаза ее сияли.

Прогулочные катера отходили с центрального пляжа. Отсюда километра полтора-два. Добирались пешком, с любопытством разглядывая город. Ирина была в этот день весела и разговорчива.

Катер медленно отчалил от берега.

Лена стояла на палубе и с любопытством рассматривала море, плывущие баркасы и шлюпки.

Ветер усилился. Волны увеличились, сердито шипя белыми всплесками-барашками.

Вокруг катера закружились чайки.

— Они любят, когда люди их угощают, — сказал Григорий Петрович.

Он развернул пакет, достал несколько ломтиков голландского сыра и протянул девочке.

— Чайки любят сыр.

Чистенькие белые птицы были похожи на резиновые игрушки.

Лена бросила кусочек сыру, чайка поймала его уже у самой воды и съела.

Затем другой, третий… И не заметила, как в руках ничего не оказалось.

— Дядя Гриша, дайте еще немножечко.

— Дельфин! Дельфин! — закричал кто-то.

— Где дельфин?! — спросила Лена. — Дядя Гриша, где дельфин?

— Тут катер часто приветствует дельфин, — ответил Григорий Петрович. — Давай смотреть внимательно.

Но дельфина так и не удалось увидеть.

Видно, показал хвост и скрылся.

Солнце заметно склонилось к морю. Ветер, появившийся внезапно, не стихал.

— Мама, а небо здесь не такое, как у нас. Голубое-голубое! — восхищалась девочка.

"Да, небо приятно ласкает взор, — подумал Вербин. — Как мало приходится смотреть на оранжевые закаты и легкие лебединые облака. Хоть здесь надо наверстать. После отпуска будет не до этого".

На катере гремела музыка.

Постепенно усталость начинала одолевать девочку.

Они сошли на берег.

Только сейчас Ирина спохватилась?

— Ой, а где же мы будем ночевать? Гостиницы здесь, наверное, переполнены.

— Устрою вас у сотрудницы санатория, — сказал Вербин. И тихо добавил: — Я уже договорился.

Ирина строго посмотрела на него. Нет, девочка ничего не подозревала, ей бы только поскорее добраться до постели.

Ночью Вербин спал неспокойно. Ему снился цех, он даже вскрикнул, когда увидел, что станки, с таким трудом приобретенные, его заместитель отправлял в металлолом. "Что ты делаешь?" — закричал он и проснулся. Но стоило заснуть, как снова он видел ту же картину.

"Так вот почему директор послал меня в отпуск. — размышлял Вербин. — Чтобы все сломали без меня. Но что это я о цехе думаю. Здесь, всего через квартал. Ирина. Она приехала ко мне! Я ждал этой встречи. Но как все получится — не представлял. А может, сейчас встать и пойти к ней? Тихо, постучать в окно, может, и она не спит. Нет, уже светает. Надо было раньше".

Вечером Вербин провожал их на пригородный поезд. Так пожелала Ирина.

Она была необычно бледна.

— До свидания, дядя Гриша! Спасибо вам! — сказала Лена, забираясь в вагон. Вербин подсадил ее и вошел за ней. Вагон полупустой, свободных мест было много.

Он попрощался и поспешил к выходу. Уже в тамбуре его догнала Ирина, прижалась трепетным телом и поцеловала.

— Гришенька, любимый! — прошептала она. — Ты на нас не обижайся! Так получилось…

Поезд тронулся.

— Мама, мама! — испуганно закричала девочка.

— Иду, — отозвалась Ирина и поспешила к ней.

Глава девятая

На второй день после комсомольского собрания состоялось заседание рейдовой бригады. Оно заняло немного времени. Договорились снова провести рейд по цеху — чему уделить особое внимание.

В это время Олег особенно беспокоился: как-то начнется смена? На часах пять минут восьмого, а у окна инструменталки никого не было, все стояли у своих станков. Значит, недаром прошло комсомольское собрание. Даже те, кто долго раскачивался, уже снимали первые обработанные детали.

Олег задержал взгляд на Михаиле. Он давно присматривается к этому белобровому пареньку. На вид тихий, незаметный. Работал, правда, неровно. Мог вдруг остановить станок и долго стоять, устремив неподвижный взглядов одну точку. Может, в это время он что-то обдумывал? Несколько раз Олег пытался заговорить с ним, но он только хмурился и молчал.

Сейчас парень стоял у станка и, надвинув на лоб кепку, сосредоточенно работал. Движения его были быстрые, уверенные. "Сегодня снова перевыполнит задание", — подумал Олег.

Рядом с Михаилом работает Леонид. Вернее, делает вид, что работает. Он с какой-то особенной тщательностью рассматривает втулку, раза два ставит ее на станок, потом бросает на стол и берет другую. Делает все это не спеша, с серьезным выражением лица.

"Он вроде и на комсомольском собрании не был, и за решение не голосовал, — припоминает Олег. — На мало же тебя хватило, Леонид! Значит, правильно я ему ответил, что не дадим рекомендацию в партию. Ну зачем партии такие люди? А заявления с просьбой дать рекомендацию так и не подал, побоялся".

В цех пришел Леонид в одно время с Тарасом. Леонид после десятилетки. Тарас после технического училища. Тарас первое время помогал Леониду. В школе отзывались о Леониде как о посредственном ученике, но здесь, пожалуй, средним токарем его не назовешь. И родители у него хорошие, врачи. В копейке не нуждается. План может выполнить легко, правда, шапки никто перед ним не снимает, когда новый заказ осваивается. Не хочешь — не делай. Другим отдадим. Те безропотно сделают. Лишний раз мозгами не пошевелит. А вот ославить девушку у него способностей хватает, хоть отбавляй. Наверное, уже приглядел кого-то из тех, что из технического училища прибыли. К ним подкатывается. Правда, все девушки серьезные.

Весть о присвоении звания Героя Социалистического Труда Ручинскому принесла в цех Татьяна.

— Алеша, ты слышал радио? — обратилась к Алексею.

— Нет. А что?

— Николаю Тимофеевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда! Сейчас только Указ передавали по радио.

— Сама слышала?

— Да! В Указе и название завода упоминалось. Так что ошибки быть не может.

— Он, наверное, еще не знает.

— Откуда? Возле станка ведь радио нет.

— Тогда пойдем поздравим. А в обеденный перерыв митинг организуем.

— Надо в партком Слесареву позвонить.

— Он должен об этом уже знать.

— Наконец-то и на нашем заводе будет Герой! — сказала восторженно Татьяна. — Заслуженная награда!

— Не только на заводе, в пашем цехе, — перебил ее Алексей. — Здорово!

— Вот это радость! Даже как-то не верится.

— Чего не верится? — сказал подошедший председатель цехкома. — Он давно заслужил это звание. Еще когда первый самосвал собирали. Тогда он день и ночь находился на заводе. Не шуточное дело, на заводе вместо кос взялись одиннадцатитонные самосвалы выпускать. Сейчас легче работать, если с умом дело вести, конечно.

Алексей позвонил в партком. Трубку взял Слесарев.

— Слушаю!

— Вы, наверное, уже слышали? — поздоровавшись, спросил Алексей.

— Это о чем?

— Указ по радио передали, — сообщил Алексей. — Нашему Ручинскому звание Героя Социалистического Труда присвоили.

Трубка несколько секунд молчала. Слесарев особенно не удивился.

Видно, сам подписывал представление.

— Это очень хорошо, — наконец произнес Слесарев. — Мы его представили давненько, уже волновались.

— Думаем в обеденный перерыв митинг провести.

— А может, вечером на стыке двух смен? И директор из Киева приедет. Хотя может и задержаться.

— Нет, лучше в обеденный перерыв. А второй смене тоже Указ зачитаем.

— Не терпится. Пожалуй, правильно. Я тоже вместе со Стрижовым приду. А Николай Тимофеевич знает?

Николай Тимофеевич ничего не знал. Увидев исполняющего обязанности начальника цеха, председателя цехкома и сменного мастера, Ручинский подумал, что ему предстоит какой-то важный заказ выполнить, коль все трое к нему пожаловали. Если бы простое плановое задание, его бы сама Татьяна Ивановна вручила. Напрасно все втроем идут. Он выполнит и без агитации. Секретаря партийной организации агитировать не надо! Даже какая-то обида брала: разве он когда-нибудь от трудных заказов отказывался? Он сам других агитирует. И больше не словами, а трудом своим. А тут вздумали его, Ручинского, агитировать!