Оксана Обухова - Рефлекс убийцы
Вздохнула тяжко:
— Что-то… шибко… топят у тебя, Анечка…
— Жарко? — сердобольно, наклоняясь вперед, исследуя лицо жертвы, спросила ненормальная девчонка.
— Да…
— А руки вялые и ледяные?..
— Вя…
Надежда Прохоровна получила от убийцы подсказку. Оборвала, не договорила слово… Покряхтела, словно в горле запершило… Руки плетями вдоль тела опустила…
Лукреция смотрела на нее во все глаза. Совсем как алкоголик Субботин зажала руки между колен, просила взглядом продолжения.
— А… А… А-ня… — выговорила Надежда Прохоровна.
— Наступает паралич лицевых мышц и мышц гортани, — спокойно констатировала убийца. — Дышите еще нормально?
Надежде Прохоровне совершенно не пришлось изображать ужас, появившийся в глазах. Девчонка вызывала его непритворно: сидела и, не отрывая убийственно заинтересованных глаз, разглядывала гостью.
Так злые дети смотрят на искалеченную муху с оторванными крылышками и ждут: что будет? как долго продолжит муха трепыхаться, барахтаться, не понимать?.Глаза — пустые. Жадные. Не наполненные настоящей жизнью.
Жуть.
— Вообще-то, по моим расчетам, агония должна продолжаться не менее пятнадцати минул, — пробормотала Аня, взглянув на изящные наручные часики… Посмотрела на бабу Надю и улыбнулась. — А знаете… Я вам, честное слово, немного завидую. — Облизала губы. — Жаль, что вы не можете рассказать, что сейчас чувствуете. Вам больно? — напряженно всмотрелась в зрачки жертвы. — Странно. Если вам больно, попробуйте мигнуть верхними веками, они еще способны двигаться…
Под заинтересованным взглядом убийцы на бабу Надю напала настоящая оторопь. Она чуть-чуть вдавилась в кресло, как будто бы пытаясь совершить последнее движение, отпрянула…
— Очень интересно, — пробормотала Анна. Схватила руку бабушки, пощупала пульс. — Очень странно… Жаль, Надежда Прохоровна, что вы ничего не можете мне ответить… Я бы не хотела, чтобы вам было больно… — Уловила интерес в «мертвеющих» глазах, усмехнулась, села прямо, закинув нога на ногу… — Не верите? — Усмехнулась. — Когда-нибудь, Надежда Прохоровна, я тоже уйду. Не дряхлой, не рыхлой, не вонючей… Я придумаю для себя нечто особенное, эксклюзивное… и испытаю все-все-все, что сейчас испытываете вы, — медленный, сознательный уход. Красиво, правда? Нет? Вы так не думаете?.. Зря. Я окружу себя цветами, надену лучшие одежды…. — Лукреция разговаривала сама с собой. Взгляд ее отпустил бабушку, заскользил по шторам. — Я проведу лучшую ночь в своей жизни! И уйду под утро… В цветах и ароматах… — Девушка вернула взгляд на Надежду Прохоровну, нахмурилась. — Не хотелось бы ошибиться, не хотелось бы испытывать боли…
Надежда Прохоровна поняла, что Суворин, говоря «злодейка превратила Москву в один огромный полигон по испытанию отравляющих веществ», был прав. Сегодня Махлакова проверяла на старенькой бабушке яд, которым, возможно, хотела воспользоваться сама…
Не скоро. Не завтра, не послезавтра, а долгие, долгие годы спустя.
И обязательно — без боли. С чистым сознанием, впитывая каждую минуту агонии…
Чудовище.
— …Ничего личного, Надежда Прохоровна, — болтала меж тем убийца. — Встретите на небесах Мишку Богрова, отвесьте ему затрещину. Если бы не он, кормили бы сейчас подвальных кошек минтаем и в ус не дули. Это он — остолоп! — сломал такой сценарий. — Лукреция снова села на край дивана, приблизила к Надежде Прохоровне сумасшедше посверкивающие глаза. — Представьте. «Мельниково». Одно убийство и одно самоубийство одним и тем же медицинским препаратом… — Отодвинулась немного. — Никто бы и в голову не взял подозревать меня — Мишка отравил Бяку и сам к праотцам отправился! В эту версию поверили бы все! Бяка его достала! «Ах, Мишенька, садись со мной, — засюсюкала противно, изображая Разольскую, — поговорим об Инночке, повспоминаем…» Два года Мишку знать не хотела, потом — простила!.. — Фыркнула. — Нужно ему такое прощение… Старая дура ни минуты покоя ему не давала, заставляла вину ощущать…
Надежда Прохоровна на самом деле представила картину, описываемую Лукрецией. Если бы в тот день, утром, в номерах отеля «Мельниково» нашли два трупа, никто бы не стал сомневаться в версии: Богров, которого Генриетта и вправду достала, устал терпеть ее разговоры, ее назойливость, и как только та снова заставила сеть рядом с собой — отравил Разольскую, потом покончил с жизнью. (Уж Анна бы придумала, как напоить пьяного соучастника порцией лекарства для сердечников!) Дело закрыли бы за смертью подозреваемого, о Лукреции не вспомнил бы никто, включая подполковника Суворина: не ее почерк, не ее обычный препарат.
— Такой план из-за этого остолопа рухнул! — продолжала негодовать отравительница. — Блеск! Интрига! Холдинг еще не продан, все акции Бяки делятся между совладельцами. — Посмотрела на бабушку, догадалась, что та не в силах оценить всю грандиозность рухнувшего плана, и взялась объяснять: — Вот представьте. Вы с друзьями испекли пирог. Разделили его на дольки, одну решили продать и, разумеется, не по совокупной цене масла, муки, яиц, начинки, как для себя. Цена вынесенного на торги куска пирога возрастает многократно в зависимости от рынка. Понимаете? Съесть кусок в дружеском коллективе — дешево, вынести его на торги — жалко. Все еще не наелись. Самим хочется. Оставшийся кусок нельзя выносить из дома, Надежда Прохоровна, его надо съедать на месте между своими. Как только пирог вынесен из дома, то есть холдинг продан, чужой кусок достижим. У него появляются другие хозяева.
Анна накрутила на палец длинный светлый локон, подергала:
— Как жаль… У Бяки остался ее кусок… Так и сдохнет не проглотив… не поделившись… Ну да ничего. — Улыбнулась лучезарно. — Этой стерве Аделаиде он тоже не достанется. Генриетта передумала оставлять все Богдану… — Посмотрела на Надежду Прохоровну, нахмурилась слегка. — А как вы думаете, Мишка случайно кофейные чашки с ядом перепутал… или в последний момент греха испугался?.. — Усмехнулась чуть жестко, чуть брезгливо, жалостливо. — Остолоп. Мужчины вообще все остолопы… Вы не находите?.. Гордятся, пыжатся… Да стоит пару слов сказать — «милый, ты лучше всех» да афродизиака в кока-колу добавить… — орел! Крыльями машет, башкой крутит… — Фыркнула. — Этот тоже пыжился. А как до дела дошло — «прости, Шакира»…
Махлакова лукаво прищурилась, закусила губу:
— А знаете, Надежда Прохоровна, оказывается — приятно. Найти такого собеседника, поговорить обо всем без утайки, без прикрас — как есть. Наизнанку вывернуться. Вы ведь не расскажете никому, правда?.. — Умоляюще, ерничая, сложила ладони лодочкой перед грудью. — Вы ведь сохраните мою тайну?.. Не предадите Аню?..
Засмеялась самодовольно:
— Не предадите! Нет. Все унесете с собой. — Снова села близко-близко к «умирающей» бабушке, заглянула в глаза. — А хотите, я расскажу вам, как все начиналось?.. Хотите? Может быть, вы думаете, я порочная такая? Мерзавка, да?..
Лицо Шакиры исказила горестная гримаса.
— Я их всех ненавижу. Знаете, какая у меня в школе кличка была?.. Плоскодонка. Анька Плоскодонка! Они все уже вымя третьего размера отрастили, а я — Плоскодонка!..
Старое прозвище нынешняя Лукреция буквально выплевывала, с капельками слюны, с шипением, с брезгливостью… Несколько минут пыхтела, вспоминая школьные обиды. Надежда Прохоровна очень хорошо представила издевательства неумных одноклассников…
Не повезло девчонке со школой. Поди, не самая простая девочка была, и школа наверняка престижная…
А вон как вышло. Плоскодонка. С уроков физкультуры сбегала, компоты в портфели пышногрудых одноклассниц выплескивала…
— …А знаете, чем все закончилось? Встретила я мужа Таньки Грушиной, уложила в койку, тот о буферах родимой супруги и не вспомнил! Мои ноги целовал, о свиданиях молил… Грушина к тому времени растолстела, как племенная корова, Гайский к ней неделями не прикасался!
Фамилия Гайский всколыхнула память Надежды Прохоровны. Оказывается, второй жертвой Лукреции был муж бывшей одноклассницы.
Может быть, и остальные жертвы глубоко привязаны к ней скрытыми ниточками?..
Хорошо бы подольше поболтала. Глядишь, во всех остальных убийствах перед камерами как на духу признается…
Интересно только, почему она, ненавидя женщин с пышными формами, мужиков-то убивала?..
Лукреция резко встала на ноги, прошла к серванту, где за дверцей прятались коньяки и виски, плеснула себе немного из бутылки с пятью звездами…
Повращала коньяк по стенкам пузатого бокала, принюхалась, все так же не отрывая глаз от «умирающей» старушки…
— Я не более порочна, чем они все, — сказала уверенно. — Я просто более храбрая. Все вообще как шутка начиналось…
