Анри Труайя - Крушение
X
— Это правда, что ты женишься на Валери? — как бы невзначай, закрывая тетрадь, спросил Жильбер.
— Правда, — подтвердил Жан-Марк.
— Мне эту новость вчера вечером сообщила бабушка. Почему ты сам мне ничего не сказал?
— Понимаешь, это еще неофициально. Я только послезавтра буду разговаривать с ее отцом.
— А что, чтобы мне сказать, это обязательно должно быть официально?
Не ответив, Жан-Марк встал и закурил сигарету.
— Послезавтра, — продолжал Жильбер, — это серьезно! Ты хорошо подумал?
— Естественно!
— Я не представляю тебя мужем Валери! Вы такие разные… Но, в конце концов, это твое дело. И когда же состоится мероприятие?
— Мы планировали объявить о помолвке в конце месяца. Думаю, сразу после этого и поженимся.
Жильбер снял с полки какую-то книгу, повертел ее в руках и поставил на место. На его лице отразилась растерянность.
— Значит, мы больше не будем видеться?
— С чего ты решил?
— Да уж, наверно, у тебя найдутся дела поважнее, чем уроки с двоюродным братом жены!
Жан-Марк улыбнулся.
— Знаешь, Жильбер, когда я впервые пришел сюда, то думал только о том, как бы заработать себе на жизнь. А теперь для меня все изменилось, и для тебя, надеюсь, тоже. Мне хочется верить, что я для тебя не просто репетитор, который дает уроки за деньги.
— Ты мой единственный друг, — прошептал Жильбер, опуская голову.
В наступившем молчании Жан-Марк посмотрел на часы. Четверть восьмого. Он взял пальто, которое перед уроком бросил на стул прямо под акварелью Дюфи.
— Уже уходишь? — спросил Жильбер.
— Да.
— У тебя свидание с Валери?
— Нет, я иду к Дидье Коплену. Нас ждет уйма работы. Сегодня мы будем вкалывать часов до двух ночи.
— А что ты делаешь завтра вечером?
— Вообще-то, мы с Валери собирались пойти большой компанией в «Бигарад». А почему ты спрашиваешь?
— В пятницу в Лувре будет вечерняя экскурсия, посвященная греко-римской скульптуре.
— Правда? Это должно быть потрясающе!
— Я бы хотел, чтобы мы пошли туда вместе.
— Не думаю, что Валери сильно обрадует такая перспектива, — засмеялся Жан-Марк. — По-моему, ей вполне хватило Лувра в прошлое воскресенье.
— Что ж поделаешь, — проворчал Жильбер. — Мы с ней, как кошка с собакой. А не могли бы мы пойти с тобой вдвоем?
— Нет, старик, мне будет неудобно перед Валери.
Жильбер покачал головой.
— Да, конечно, но ты же знаешь, я-то лично против нее ничего не имею…
— Отлично! Тогда, мне кажется, надо устранить все недоразумения! Завтра я позвоню Валери, если Лувр окажется выше ее сил, ты пойдешь с нами в «Бигарад».
— В ночной клуб?! Что я там буду делать? Общаться с девицами и разными типами, которых я знать не знаю? Ну уж нет!
— Не строй из себя идиота! — воскликнул Жан-Марк, похлопав Жильбера по плечу. — Надо немножко встряхнуться, пообщаться с людьми. «Бигарад» — очень симпатичное местечко. Вот увидишь, тебе не захочется оттуда уходить. Решено, ты идешь с нами.
Перекусив в университетской столовой, Жан-Марк отправился к Дидье Коплену. Дидье ждал его, обложившись лекциями, отпечатанными на ротапринте. Друзья не медля погрузились в сложности, которые возникают при определении размера наследуемого имущества. Они задавали друг другу каверзные вопросы и по очереди разбирали наиболее тонкие нюансы наследственного права. Однако очень скоро оказалось, что говорит только Дидье. Думая о своем, Жан-Марк делал вид, что слушает его, и одобрительно кивал головой.
Как близко они сошлись с Жильбером! Всего за несколько недель! Вот Коплен — тоже его друг, но разве можно сравнить искреннюю симпатию, которую он испытывал к Дидье, и удивительное единение душ между ним и Жильбером. Буквально на каждом шагу, каждую минуту Жан-Марку хотелось узнать мнение юноши о прочитанной книге, поделиться мыслями, мимолетными впечатлениями. В то же время он отдавал себе отчет, насколько Жильбер нуждается в нем, и то, что он стал центром вселенной для этого юного, открытого создания, льстило его самолюбию.
В полночь, устав, Дидье предложил сделать перерыв и пошел принести что-нибудь попить. Через приоткрытую дверь Жан-Марк слышал, как в коридоре он разговаривает с матерью.
— Ничего, мама, не беспокойся, я все возьму сам. Спокойной ночи!
Эта семейная сценка на какое-то мгновение взволновала Жан-Марка. Как далек от него теперь мир родительской любви!
Дидье вернулся с двумя бутылками сока. На полках стояли немногочисленные книги. Подумать только, не так давно эта более чем скромная библиотека восхищала Жан-Марка! Конечно, Дидье тоже любил читать и охотно цитировал Кафку и Кьеркегора[17], но в понимании литературы, смелости суждений, оригинальности трактовки он никоим образом не мог сравниться с Жильбером.
Они пили сок, курили, говорили о своем будущем. Дидье спросил у Жан-Марка про семью: как дела у Даниэля, у Франсуазы.
— Я так давно не видел ее, — сказал Дидье. — Она счастлива?
— Надеюсь, да, — ответил Жан-Марк.
— А ведь я в некотором роде несу за нее ответственность!
— Ответственность?!
— Я был свидетелем на ее свадьбе в мэрии.
— Ах, да, — воскликнул Жан-Марк, — я и забыл!
Взгляд Дидье затуманился, казалось, образы далекого прошлого проплывают у него перед глазами. На его губах играла задумчивая улыбка. Он снял очки и долго двумя пальцами массировал переносицу. «Должен ли я сказать ему, что мы с Валери скоро поженимся? — размышлял Жан-Марк. — Нет, не сейчас, скажу потом».
— Ну что, приступаем к «сделкам на безвозмездной основе»? — предложил Дидье, надевая очки.
— Валяй! — отозвался Жан-Марк.
Дидье начал излагать содержание параграфа, но Жан-Марк не слушал его. Он словно вновь покинул пределы комнаты. Как завтра поведет себя Жильбер в ночном клубе? В том, что Валери откажется идти в Лувр, Жан-Марк почти не сомневался. Он вдруг понял, что это бесчеловечно — подвергать столь ранимого подростка подобному испытанию. Желая излечить, Жан-Марк может его смертельно ранить. Как же одинок этот мальчик, воспитанный бабушкой и дедушкой! Он совсем не знает жизни и абсолютно беззащитен перед грубостью и жестокостью мира. Вот Валери — та сделана из другого теста: ей можно наврать, ее можно обидеть, в последний момент отменить встречу, и ее это не слишком заденет. В конце концов, у них с Валери впереди еще целая вечность, чтобы вместе наслаждаться жизнью!
— Ну ладно, — проворчал Дидье, — я вижу, ты совершенно не слушаешь. Может, закончим?
XI
Прижимая к щеке телефонную трубку, Кароль обернулась: в гостиную входил Филипп.
— Алло! Алло! — несколько раз машинально повторила она.
Ответа не было. Воистину, свершится чудо, если ей удастся заказать такси в восемь часов вечера. Филипп устроился в кресле и развернул «Монд»[18].
— Это просто ужасно! — возмущенно воскликнула Кароль. — В Париже в час пик, кроме как на метро или на автобусе, ни на чем не уедешь!
Филипп кивнул в знак согласия и опустил газету. Кароль выдержала его проницательный взгляд. До сих пор он еще ни разу не смотрел на нее подобным образом. Казалось, какое-то шестое чувство подсказывало ему, насколько важен для Кароль сегодняшний вечер. А может, за его поразительной интуицией кроется банальная ревность? Кароль посмотрелась в висевшее над камином зеркало. Ей было важно увериться в непогрешимости своей прически и легкого, почти незаметного грима. После долгих колебаний она наконец остановилась на светлом выходном костюме, отделанном серебристой вышивкой. Неброский, но одновременно нарядный, он очень шел ей и придавал ее взгляду необыкновенную глубину.
В трубке слышалась негромкая мелодия, которая оставляла надежду на то, что связь не разъединилась.
— Господи, как же долго! — вздохнула Кароль. — Алло! Алло!
— Наверно, про тебя забыли, — заметил Филипп. — Нелепая ситуация.
Еще немного, и он предложит отвезти ее на свидание. Кароль догадывалась, что Филипп готов на любую низость, лишь бы иметь возможность побольше разузнать о ее личной жизни.
— Не вешайте трубку, — прорезался женский голос на другом конце провода.
Кароль оперлась коленом о подлокотник кресла. Как девчонка, подумала она. В последнее время она ощущала в себе необыкновенную легкость. Кароль была уверена, что Рихард не случайно пригласил ее к себе сегодня вечером. Он наверняка знал, что Ксавье все еще в командировке. Конечно, он упомянул, что ждет к обеду нескольких друзей, но из его слов вытекало, что ни Олимпии, ни Марселя Ляшо там не будет: приглашены только незнакомые Кароль люди. Скорее всего, он хочет устроить деловой банкет, и за столом ему нужны красивые женщины, чтобы придать мероприятию некоторый блеск. А вдруг она окажется единственной француженкой среди немцев? Что ж, это было бы даже забавно!
