Александр Хазин - И.О.
Или взять сегодняшнее собрание. Две резолюции предложили в конце! В одной предлагают считать работу удовлетворительной, а в другой неудовлетворительной… Это как же понять? Не подработали вопрос? Или недостаточно воспитали людей?.. Может, там есть где-нибудь решение, что можно по две резолюции предлагать или что разрешается принимать резолюции не единогласно? Так вызови, скажи, разъясни. Нельзя же так, на самотек пускать. Если, например, решили устроить такой месячник — каждый, что хочет, говорит, так надо ж это подготовить, подсказать народу, что он хочет сказать…
Так думал Алексей Федорович, мучительно стараясь понять то, что происходит вокруг него, когда вдруг страшная, безумная мысль пронзила его мозг: "А может, это не кампания?.. Может, это вообще все переменилось?!.."
Он почувствовал, что покрывается холодным потом и где-то внутри возникает неприятное, сосущее чувство.
— Что с вами, Алексей Федорович? — спросил Вася, увидев, как его пассажир откинулся на подушки и тяжело дышит.
— Останови-ка машину… Хочу немножко пройтиться.
Алексей Федорович вышел из машины и жадно втянул в себя свежий вечерний воздух. Было совсем темно. Вдали над городом горели разноцветные электрические рекламы, приглашавшие всех покупать сосиски, пить шампанское и приобретать лотерейные билеты.
— Я лично, — сказал Вася, — когда читаю рекламу: "Пейте коньяк!", воспринимаю это как директиву.
Алексей Федорович ничего не ответил, ему показалось, что и Васька в последнее время разговаривает чересчур развязно.
Они находились на окраине города. В вечернем тумане смутно виднелось стоящее на холме здание больницы имени Кюхельбекера, которую почему-то недавно опять переименовали в Инфекционную больницу.
Глядя на нее, Алексей Федорович с грустью вспоминал славную кампанию по переименованию улиц, а затем учреждений, он вспомнил своего соратника по этому мероприятию товарища Половинникова. Как все странно закончилось: каждый день то тут, то там появляются снова старые таблички: Зеленая улица, Березовая аллея, Спиридоньевка, дошло дело до того, что стали снимать памятники, к которым раньше боялись прикоснуться и с которых прежде бывало даже голубиные следы снимали, вынеся перед этим специальное решение Персовета.
Глубокая печаль охватила Алексея Федоровича Голову. Впервые в жизни он почувствовал себя одиноким и неприкаянным, Он вынул из бумажника пакетик с таблетками, которые с недавних пор принимал, проглотил одну, поморщился и снова влез в машину.
— Домой, — сказал он коротко и поглубже запахнул пальто; ему было зябко и не по себе.
Алексей Федорович открыл своим ключом дверь, снял пальто, прошел в столовую, но есть не стал, а прилег на диван. Он подумал о том, что надо бы выключить настольную лампу и разодеться, но у него не было сил это сделать. Так хорошо было лежать на диване, слава богу, хоть дома все по-прежнему: тот же диван со спинкой, на нем семь штук слонов, абажур оранжевый над столом. Алексей Федорович почувствовал, что он совсем уже засыпает, как вдруг увидел, что дверь слегка приоткрылась и в комнату вошел мальчик лет десяти-двенадцати.
"Что за черт, — подумал Алексей Федорович, — что ему здесь нужно?"
Мальчик, с любопытством оглядываясь вокруг, подошел к столу и, с трудом взобравшись на стул, снова посмотрел вокруг.
Голова быстро поднялся и сел. Он хотел сказать что-нибудь резкое, возмутиться по поводу этого внезапного визита, но совершенно неожиданно для себя самого произнес:
— Здравствуй.
Мальчик вздрогнул, но сразу же улыбнувшись, тихо ответил:
— Здравствуйте.
Ты кто такой?
— Я?.. Алеша.
— Интересно. А отчество твое как?
— Федорович.
— Позволь, позволь, — вскричал Голова, — выходит, ты — Алексей Федорович?
— Конечно. А что?
— Ничего. Я ведь тоже Алексей Федорович. Здорово это получается. Ну, а скажи-ка твою фамилию.
— Моя?.. Голова.
Алексей Федорович испуганно посмотрел на мальчика, но тот все так же сидел на стуле, чуть-чуть улыбаясь.
— Это ты брось! Я — Голова.
— И я тоже — Голова, — упрямо сказал мальчик.
— Да как же это может быть? Ты, брат, что-то напутал. Вот, смотри-ка, мой паспорт…
И хотя Алексей Федорович твердо помнил, что паспорт его хранится в тумбочке, которая стоит в спальне у кровати, сейчас паспорт почему-то очутился у него, в руке, и это ему даже не показалось странным. Он протянул его мальчику.
— Видишь? Алексей Федорович Голова…
— Ну и пусть, — сказал мальчик, не посмотрев в паспорт. — А все равно я — Алеша Голова. У кого хочете спросите.
— Постой, постой… Мы сейчас все уточним.
— А чего мне уточнять?
— Есть у тебя какие-нибудь документы, характеристики. Может, отзыв есть?
— На кой они мне? — Мальчик весело рассмеялся. — Я же сам тут.
Разговаривая с мальчиком, Алексей Федорович чувствовал странное беспокойство, которое никак не мог объяснить. С одной стороны, мальчик его чем-то очень раздражал, с другой, он испытывал острую необходимость с ним разговаривать.
— Ты сам-то откуда родом?
— Из Люботина, — сказал мальчик.
— Постой, постой, — все больше изумляясь, спросил Алексей Федорович, — это что, под Харьковом?
— Ага.
Алексей Федорович вскочил на ноги и стал нервно шагать по комнате.
— Слушай, ты брось, понимаешь, дурака валять!.. Это я родился в Люботине. Там еще пруды такие есть… Постой, постой, как же они называются?..
— Ставки, — напомнил мальчик.
— Ага-га-га! Верно! Ставки. И вишен там было кругом, яблок — пропасть! Ты яблоки воровал?
— Конечно, воровал.
— Зеленые такие, аж скулы сводило.
— А спелые невкусно.
Мальчик совсем освоился. По-видимому, и ему было интересно разговаривать с Алексеем Федоровичем. Теперь, когда он повернулся, Голова увидел его курносое с веснушками лицо. Был он в белой полотняной рубахе, на голове носил картуз с чуть примятым козырьком. Мальчишка показался Алексею Федоровичу удивительно знакомым, но где они встречались, вспомнить не мог.
— А вы картошку в костре пекли?
— Не упомню, — сказал Голова, — вроде бы пек…
Мальчик чуть прищурил глаза, наклонился к Алексею Федоровичу и тихо, одними губами запел:
Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка-тошка…Низко бьем тебе челом-лом-лом…
— также тихо подхватил Голова и очень удивился, что помнит эту песню. И они вместе пропели или скорее прошептали еще две строчки:
Даже дальняя дорожка-рожка-рожка-рожкаНам с тобою нипочем…
Алексей Федорович и сам не понимал, почему ему так приятно напевать эту старую, черт его знает какой давности песню и почему его тянет к этому странному мальчику.
— А лошадей вы в реке купали?
— Купал.
— А стреляные гильзы собирали?
— Собирал! — воскликнул восторженно Алексей Федорович, вспомнив, что он действительно собирал стреляные гильзы, когда белые удирали из Харькова и когда люботинские пацаны разбирали шпалы на сороковом километре.
— Чтой-то, дяденька, я вас не припомню, — сказал мальчик, отвечая его мыслям, — может, вас там и не было.
— Был я там! — крикнул Голова, возмущенный развязным и наглым мальчишкой.
— Нас, пацанов, туда батька мой повез. На паровозе, — объяснил мальчик.
— Мой батька! Федор Голова, машинист депо!
— С усами? — запальчиво спросил мальчик.
— По-моему, с усами, — неуверенно ответил Голова, — а может, и нет…
— Дяденька, а вы правда из нашего Люботина?
— Правда. Я уже потом сюда, в этот город переехал.
— А где вы работаете, дядя Леша? — спросил мальчик. — На заводе?
— Нет. Я искусством заворачиваю. Ну, как бы тебе это объяснить… ну, вот театры, кино…
— Артист?! — перебил мальчик и даже соскочил со стула.
— Да нет. Ну вот, картины, скульптура…
— Художник?
— Я же тебе объясняю: я руковожу всем этим. Понял?
— А как это — руководите?
— То есть как это как? Руковожу и все! — раздраженно ответил Голова. — Даю указания, пишу приказы, поправляю, если что. Постановления выношу…
— Ясное дело, — сказал мальчик. — Ну, а работаете-то вы кем?
— Ни черта ты видно не понял! — Голова рассердился, мальчик был слишком непонятливый, в таких простых вещах не разбирается, а по виду уже в пятом или шестом классе.
— Чего ж ругаться? — обиженно сказал мальчик. — Если мы этого в школе не проходили.
Голова нервно зашагал по комнате. Сейчас бы впору выгнать глупого мальчишку и заснуть, но он почему-то огорчился, что мальчик не понимает и с какой-то усмешкой смотрит на него.
— Ты в каком классе учишься?
— В пятом, дядя Леша.
— Так что ж ты? В пятом классе учишься, а не знаешь, что такое руководящий работник?
