Александр Хьелланн - Гарман и Ворше
Габриель ходил за Томом по пятам в этот знаменательный день. Он хотел точно знать все и добился этого. Только одно, что он ужасно хотел знать, — название корабля, осталось тайной, которую Том никак не соглашался открыть. А именно Том, выполняя приказание консула, сам прибил гвоздями доску с названием, поздно вечером, когда уже совсем стемнело.
Вечеринка у старого Андерса была в тот день очень оживленной; особенно шумел Том Робсон. Еще не было и десяти часов вечера, а он уже был совершенно пьян. Клоп — тоже. Но Карл Юхан Торпандер был трезв, как обычно, и, как всегда, смотрел на дверь каждый раз, как слышал какой-либо звук. Вечером поднялся сильный свежий юго-западный ветер. Он проносился над шкиперским поселком по направлению к фиордам. В старой хижине все трещало, когда ветер кидался на нее, и Торпандер каждый раз вскакивал: ему казалось, что открывается дверь, и это каждый раз доставляло огромное удовольствие мистеру Робсону.
Мартин пил молча и выглядел еще угрюмее, чем обычно. Всю зиму он был без работы. Том Робсон давал ему деньги в долг, но это лишь ожесточало его: он был по-своему горд, и благодарность была не в его натуре.
Наконец пришла Марианна. Торпандер поклонился ей со своей обычной почтительностью, и она слабо улыбнулась в ответ. Она выглядела так, словно готова была упасть от усталости, и торопливо прошла по комнате к себе.
— Hallo! — закричал Том, увидев ее лишь тогда, когда она была уже у двери кухни. — Вот пришла моя возлюбленная! Mary Ann, my darling![25] Теперь корабль кончен, и у Тома Робсона завелись деньги! Мы можем отпраздновать свадьбу, если желаешь, даже нынче ночью! Come along![26] — и он хотел было встать со скамейки.
Но Мартин оттолкнул его.
— Ну, ты! Оставь мою сестру в покое!
— А что? Может, она слишком хороша для честного моряка после чертовых негоциантов…
Закончить фразу ему не удалось. Мартин вскочил и ударил его по уху. Марианна быстро убежала, а Торпандер отважно набросился на своего старого врага с другой стороны, и завязалась ужасная потасовка.
Том Робсон, как он ни был пьян, ловко извивался на английский манер, отбиваясь руками и локтями, как боксер. Сперва он бросился на Мартина полушутя, но, получив несколько увесистых ударов и почувствовав боль, выскочил на середину комнаты, чтобы было где развернуться.
Густав Оскар Карл Юхан Торпандер меньше всего знал, как полагается драться. С быстротой махового колеса он молотил своими худыми руками, руками типографского рабочего, то по Робсону, то по воздуху, куда попало. Мистер Робсон предоставлял шведу вдоволь молотить себя по спине, но все же один раз дал ему тумака, от которого все кости затрещали.
Клоп некоторое время созерцал все происходящее с удовольствием, пока ему не пришла мысль, что им всем следует уйти. Сам он сделал это очень решительно, впрочем несколько раз споткнувшись, и, наконец, вся компания вышла из дому. Старик Андерс подал им шляпы и запер дверь.
Свежий ветер сразу охладил их пыл, и по настоянию Клопа было заключено перемирие. Дабы подкрепить это перемирие, принято было решение пойти к Тому Робсону выпить по стаканчику и съесть по кусочку английского сыра.
Они карабкались вверх по крутой тропинке позади дома Андерса. Том Робсон шел впереди всех. Но, поскольку в самых крутых местах он помогал себе руками, цепляясь за землю, случилось так, что он схватился за камень, лежавший на земле; и, то ли с досады, то ли спьяну, он вдруг швырнул этот камень в окно комнаты Марианны, в котором еще был свет. Камень с такой силой ударился о раму, что переплет не выдержал и куски стекла со звоном посыпались на землю.
— Это Том Робсон! — закричал Мартин, который шел последним. — Пустите меня! Прочь с дороги! Я с ним расправлюсь! — Он пробежал мимо своих двух товарищей и нагнал Тома как раз в тот момент, когда он выбрался на ровную дорогу.
Мартин напал на Тома с такой яростью, что у того не нашлось времени принять оборонительное положение. Удар за ударом сыпались на него, пока он, полуоглушенный, не свалился с ног. Но Мартин и тут бросился на него, уперся коленями ему в грудь и принялся бить по лицу, потом ногами куда попало, пока не выбился из сил.
Другие подошли к ним, но в драку не вступали. Мартин совершенно озверел: он размахивал кулаками, выкрикивая проклятия и злобно ругаясь.
Том Робсон приподнялся и хотел было проползти мимо, но Мартин, заметив это, снова набросился на него так, что Том упал на землю как мертвый. Через некоторое время все четверо все же подошли к шкиперскому поселку; но когда здесь Мартин в третий раз хотел наброситься на Тома, неожиданно на дорогу выскочил высокий стройный мальчик и стал между Томом и Мартином. Это был Габриель Гарман.
— Оставь его, Мартин! — крикнул он, задыхаясь.
— А-а! — закричал Мартин. — Один из кровопийц! Ты пришел как раз вовремя! Я сейчас выпущу из тебя кишки, проклятая собака!
Но в тот момент, как он рванулся на Габриеля, он почувствовал, что его схватили сзади за оба локтя.
— Ты с ума сошел, Мартин! Ведь это Габриель! Сын консула! Ты совсем потерял голову, парень! — воскликнул Клоп; они вдвоем со шведом навалились на Мартина и крепко держали его.
Но Мартин кричал и отбивался; наконец, обессиленный, он откинулся назад и утих.
Том Робсон уже почти ничего не соображал, но все же плелся к своему дому, который был в нескольких шагах.
— Вы можете не опасаться, господин Габриель! — сказал Клоп заискивающим тоном. — Мы его держим крепко.
— Вам следовало сделать это раньше, — отвечал Габриель. — Я бы как-нибудь сам справился с ним.
Он был такой тонкий и стройный, что, казалось, Мартин мог бы раздавить его в припадке ярости. Когда Габриель ушел, Клоп, глядя ему вслед, сказал:
— А вот ведь все-таки заметна в них кровь-то!
Мартин, которого они только что отпустили, поднял голову:
— Кровь? Ты говоришь — кровь?! Да, кровь в них есть! Это кровь бедняков, которую они сосут из поколения в поколение, и всю эту кровь они перерабатывают в золото — красное, блестящее, кровавое золото. Но, — прибавил он таинственно, — я выбью из них это золото, я! И это золото засияет ярче крови над всем Сансгором! Только подождите!
И быстро, как зверь, он побежал вниз по обрыву.
Клоп и швед переглянулись и пошли каждый своим путем, не сказав ни слова.
Испуганная звоном разбитого стекла, Марианна сразу потушила свет. Она сняла нижнюю юбку и попробовала заткнуть ею окно. Но ветер так сильно задувал снаружи, что укрепить ее никак не удавалось. Марианна вся продрогла, пока стояла у окна, и, усталая, забилась в постель. Но при каждом порыве ветра ома ощущала холодную струю воздуха и никак не могла согреться.
Внизу бродил дед и что-то бормотал, допивая остатки эля. Марианна сложила руки и стала молиться, чтобы ей поскорее умереть. Среди ночи она снова проснулась: ее охватил дикий ужас, она дрожала всем телом: ей казалось, что она слышит крики и вопли множества людей.
XVIIФру Гарман уже легла в постель после длинного, утомительно-трудного дня. Мадлен тоже исчезла; она теперь уходила к себе каждый раз, когда в доме бывала Фанни.
Мортен и Фанни были в этот вечер в Сансгоре. Красивая женщина держалась с Мадлен так же, как и прежде, все так же ласково улыбалась, и Мадлен часто спрашивала себя — не приснилась ли ей эта, уже далекая, лунная ночь.
Было около одиннадцати. Габриель только что вернулся из своей «экспедиции» в шкиперский поселок. Когда он выходил, чтобы определить направление ветра, он услышал наверху шум.
Консул с дядюшкой Рикардом играли в шахматы. Мортен, Фанни и Ракел говорили о завтрашнем бале и время от времени обращались с вопросами к йомфру Кордсен, которая сидела у печки и чистила серебро.
— Кажется, южный ветер, Габриель? — сказал консул, прислушиваясь к порывам ветра, шумевшего в листве деревьев.
— Сильный зюйд-вест, отец, — отвечал Габриель.
— Хорошо, — сказал младший консул. — Это нам не повредит, лишь бы не было северного; он нагоняет воду в верфи.
Дамы встали, чтобы пожелать спокойной ночи, а Мортен — чтобы опрокинуть еще один стаканчик; вдруг снизу донеслись возбужденные голоса. Кто-то бежал вверх по лестнице, прямо к гостиной. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался старик Андерс. Лицо его было бледно, насколько это допускали сажа и смола, въевшиеся ему в кожу; жесткие волосы торчали во все стороны. Держа шляпу в руке, он бросился к консулу и начал:
— Вы… вы… вы…
Он повторял это слово все быстрее и быстрее, но был не в состоянии добавить к нему хоть один звук; все поняли, что он хотел сказать что-то очень важное. Он страшно покраснел от усилия:
— Вы… вы… вы…
— Да пропой, черт тебя побери! — воскликнул младший консул и топнул ногой.
Тогда старик пропел на мотив старинной веселой песенки:
