Теодор Драйзер - Гений
— А, вот и ты! — сказала Миртл, когда он вошел. — Садись сюда.
Стелла встретила его чарующей улыбкой.
Юджин подошел к камину и стал в позу: ему хотелось произвести впечатление на девушку, но он не знал, с чего начать. Он так растерялся, что не мог сказать ни слова.
— Вот и не угадаешь, что мы делали! — защебетала Миртл, приходя ему на помощь.
— А что? — смущенно отозвался он.
— А ты отгадай. Ну, попробуй.
— Хоть разочек, — прибавила Стелла.
— Жарили кукурузу, — осмелился предположить Юджин, невольно улыбаясь.
— То, да не то.
Это говорила Миртл.
Ее подруга не сводила с Юджина широко раскрытых голубых глаз.
— Еще разок, — предложила она.
— Каштаны! — догадался он.
Она весело кивнула. «Какие волосы!» — подумал Юджин. Затем спросил:
— А где же они?
— Вот вам один, — ответила его новая знакомая и, смеясь, протянула ему на ладони каштан.
Под действием ее ласкового смеха к нему стал возвращаться дар речи.
— Жадина! — сказал он.
— Как не стыдно! — воскликнула она. — А я отдала ему свой последний каштан. Не давай ему ничего, Миртл.
— Беру свои слова обратно, — поправился он. — Я не знал.
— Ничего он не получит! — заявила Миртл. — На, Стелла, держи, а ему не давай! — И она высыпала последние каштаны Стелле на ладонь.
Юджин понял, что от него требовалось. Это был вызов — его приглашали отнять каштаны силой. Пожалуйста, он готов.
— Ну дай же! — Он протянул руку. — Так не честно.
Стелла покачала головой.
— Только один! — настаивал он.
Она все так же медленно и решительно покачала головой.
— Только один, — просил он, придвигаясь.
Золотистая головка не сдавалась. Но рука, державшая каштаны, была так близко к Юджину, что он мог схватить ее. Девушка хотела было убрать ее за спину и там переложить каштаны в другую руку, но он подскочил и крепко сжал ее запястье.
— Миртл! Выручай! — позвала она.
Миртл бросилась на помощь. Их было двое против одного. В самом разгаре борьбы Стелла увернулась от Юджина и встала. Ее волосы задели его по лицу. Он крепко держал ее маленькую ручку. На мгновение он заглянул ей в глаза. Что это было? Он не мог бы сказать. Но только он выпустил ее руку и подарил ей победу.
— Ну вот, — улыбнулась она. — А теперь я дам вам один каштан.
Он схватил каштан и засмеялся. Но гораздо больше ему хотелось схватить ее в объятия.
Незадолго до ужина вошел отец и подсел к ним, но немного погодя взял свежий номер чикагской газеты и ушел читать в столовую. А потом мать позвала всех ужинать, и Юджин сел рядом со Стеллой. Его занимало все, что она делала и говорила. Когда ее губы шевелились, он наблюдал за тем, как они шевелятся. Когда обнажались ее зубы, он думал о том, какие они красивые. Светлый завиток у нее на лбу манил его, словно золотой пальчик. Только сейчас он понял всю прелесть выражения «золотистые пряди волос».
После ужина он, Миртл и Стелла вернулись в гостиную. Отец продолжал читать в столовой, а мать принялась мыть посуду. Миртл вскоре ушла помогать ей, и Юджин остался со Стеллой вдвоем. Теперь, когда они были одни, Юджин не решался говорить. Что-то в ее красоте сковывало его.
— Ты любишь школу? — спросила она, помолчав. Ей казалось неудобным сидеть молча.
— Не очень, — ответил он. — Там нет ничего для меня интересного. Я думаю бросить учение и начать работать.
— А что ты собираешься делать?
— Еще не знаю, — может, стану художником.
Впервые он признавался в своем честолюбивом стремлении. Зачем, он и сам не знал.
Но Стелла пропустила это признание мимо ушей.
— Я боялась, что меня не примут в выпускной класс, — сказала она, — но меня приняли. Директор школы в Молине написал здешнему директору.
— Они в таких случаях ужасно придираются, — сочувственно отозвался он.
Она встала и принялась рассматривать книги на полке. Он не спеша последовал за ней.
— Ты любишь Диккенса? — спросила она.
— Очень, — сказал он серьезно.
— А мне он не нравится. Он слишком длинно пишет. Я больше люблю Вальтера Скотта.
— И я люблю Вальтера Скотта, — сказал он.
— Сейчас я тебе назову одну книгу, которая мне очень нравится.
Она замолчала, губы ее приоткрылись. Она силилась вспомнить, название книги и подняла руку, словно хотела поймать его в воздухе.
— «Русое божество»! — воскликнула она наконец.
— Да, прекрасная вещь, — одобрил он. — Помнишь, как собираются принести в жертву Авахи?
— Да, и мне это понравилось.
Она взяла с полки «Бен-Гура» и стала неторопливо перелистывать книгу.
— Это тоже замечательный роман.
— Да, чудесный!
Они умолкли. Стелла подошла к окну и остановилась под дешевыми тюлевыми занавесками. Ночь была лунная. Деревья, в два ряда окаймлявшие улицу, стояли голые; трава была бурая, мертвая. Сквозь тонкие ветви, сплетавшиеся в серебряную филигрань, они различали огни ламп в других домах, светившиеся через приспущенные шторы. Человек прошел мимо, — в полумраке мелькнула его черная тень.
— Красиво, правда? — сказала она.
Юджин подошел ближе.
— Замечательно, — ответил он.
— Скорей бы настали морозы и можно было кататься на коньках. Ты любишь коньки?
Она повернулась к нему.
— Ну еще бы, — ответил он.
— Ах, как хорошо на катке в лунную ночь. В Молине я много каталась.
— Мы здесь тоже часто катаемся. Ведь у нас тут два озера.
Ему вспомнились ясные хрустальные ночи, когда лед на Зеленом озере трескался с глухим гулом. Вспомнились шумные толпы конькобежцев, далекие тени, звезды. Юджин до сих пор не встречал девушки, с которой было бы приятно кататься. Он ни с одной не чувствовал себя легко. Однажды он упал вместе со своей спутницей, и это чуть не отбило у него охоту ходить на каток. Со Стеллой ему было бы приятно кататься. Он чувствовал, что и она, пожалуй, охотно будет кататься с ним.
— Когда подморозит, можно будет пойти всем вместе, — осмелился он сказать. — Миртл тоже катается.
— Вот и чудесно! — захлопала в ладоши Стелла.
Она долго, не отрываясь, смотрела в окно, потом вернулась к камину и, задумчиво потупившись, остановилась перед Юджином.
— Как ты думаешь, твой отец не уедет отсюда? — спросил он.
— Он говорит, что нет. Ему здесь нравится.
— А тебе?
— Да… теперь и мне нравится.
— Почему теперь?
— Потому что раньше мне здесь не нравилось.
— Почему?
— Да потому, должно быть, что я никого не знала. А теперь мне нравится.
Она подняла глаза.
Он подошел чуть ближе.
— У нас славный городок, — сказал он, — но мне тут нечего делать. Я думаю в будущем году уехать отсюда.
— Куда же ты поедешь?
— В Чикаго. Я ни за что здесь не останусь.
Она повернулась к огню, а он подошел к ее стулу и оперся на спинку. Она чувствовала, что он стоит совсем близко, но не шевельнулась.
— Но ведь ты вернешься? — спросила она.
— Возможно. Как сложится жизнь. Вероятно, вернусь.
— Вот уж не подумала бы, что ты собираешься так скоро уехать.
— Почему?
— Да ведь ты сказал, что здесь хорошо.
Он ничего не ответил, и она взглянула на него через плечо. Он совсем близко склонился к ней.
— Так ты будешь со мной кататься зимою? — выразительно спросил он.
Она кивнула.
Вошла Миртл.
— О чем вы тут беседуете? — спросила она.
— О том, какое у нас катание на коньках, — ответил Юджин.
— Ужасно люблю кататься! — воскликнула Миртл.
— Я тоже, — сказала Стелла, — что может быть лучше?
Глава II
Некоторые эпизоды последовавшей затем поры влюбленности — несмотря на всю ее мимолетность — оставили глубокий след в душе Юджина. Вскоре выпал снег. Зеленое озеро замерзло, и они со Стеллой стали вместе ходить на каток. Стояли чудесные дни. Морозы держались так долго, что к Миллер-Пойнту, где запасались льдом, приезжали на подводах и выпиливали специальными пилами целые глыбы льда толщиною в фут. После Дня благодарения почти каждый вечер толпы школьников — мальчики и девочки — носились по льду, словно водяные жуки. Юджин не всегда бывал свободен — иногда вечерами и в субботу ему приходилось помогать отцу в магазине. Но каждый свободный вечер Миртл по его просьбе звала Стеллу, и они все вместе шли кататься. Иногда он приглашал девушку пойти вдвоем, и она нередко соглашалась.
Однажды, катаясь по озеру, они очутились у высокого берега, на склоне которого прилепилась кучка небольших домиков. Взошла луна, и ее льстивые лучи отражались в зеркальной поверхности льда. Сквозь черную гущу окаймлявших берег деревьев желтыми, приветливыми огоньками мерцали окна. Юджин и Стелла, намного опередившие остальных, решили повернуть обратно. Золотистые кудри девушки были скрыты вязаной шапочкой, из-под которой выбивалось несколько колечек; ее фигурку плотно облегал белый шерстяной свитер, доходивший до бедер, и юбка из толстого серого сукна; поверх чулок она надела белые шерстяные гамаши. В этот вечер она была особенно хороша и знала это.
