Александр Лекаренко - Портрет художника
Мама спала, когда Алеша вошел к ней, она выглядела исхудавшей и бледной, она выглядела так, как выглядела Афро после визита к вампиру. Алеша вопросительно посмотрел на отца Аристарха. - Не знаю, - покачал головой отец Аристарх, - Мне не удалось зафиксировать никакого вмешательства. Но она угасает.
Алеша посидел у постели матери около часу, но она так и не проснулась.
Вечером он сидел под звездами, курил марихуану и клял себя за то, что ему не удается ощутить подлинное сочувствие к маме. На интеллектуальном уровне он осознавал всю гибельность, происходящего с ней, но сердце его оставалось холодным. После безуспешных попыток выжать из себя хоть каплю эмоций, он швырнул окурок в воду, поймал за ногу проходящую мимо Меган и повалил ее на теплые доски палубы. Пуповина, соединявшая его с мамой, оборвалась, теперь она стала башней, пронзавшей тело Меган и соединявшей его с холодными звездами.
Потом он долго плавал в тихо дышащем море, Афро плыла рядом с ним среди звезд - и вдруг его начали душить слезы. Меган удивленно посмотрела на него и усмехнулась, увидев, что Алеша хохочет, задирая мокрое лицо к звездному небу.
Под утро позвонил отец Аристарх и сообщил, что мама умерла.
Глава 40.
- Как это могло произойти?! Как?! - рычал Алеша, - Вы же говорили мне, что вампиры бессмертны! - Отец Аристарх молчал. - Чего стоит вся ваша болтовня о величии, если вы не могли спасти одну-единственную жизнь! - рычал Алеша, он не чувствовал горя, он чувствовал злость, его переполняла холодная ярость, он готов был разорвать на куски этого бледного упыря в черной рясе с изгрызенным морщинами лицом. Отец Аристарх молчал.
Он молчал, когда тело мамы в каменном гробу опустили в глубокий склеп и засыпали склеп землей. Калликандзаридис плакал, его жена стояла рядом в черном платке, она перебирала четки, пальцы ее подрагивали.
- “Как это могло произойти?! Как?!“ - молча кричал Алеша, стискивая кулаки, запачканные черной грязью, в которую опустили маму. Отец Аристарх молчал. Он молчал, когда Алеша плюнул в сторону храма, и молча смотрел в его удаляющуюся спину, и только когда спина исчезла за воротами, растворившись в сиянии моря, за пределами освященной земли, он прошептал, едва разлепляя губы, - От тебя нет спасения.
Алеша и его гетера устроили эпическую тризну в храме неба и моря, они
пели орфические гимны, выливая в море хиосское вино из золотой чаши и заливали священным вином жертвенное мясо дельфина, они любили друг друга в воде, подобно дельфинам, и дельфины наблюдали их жертвенные игры, чуя, подобно людям, что все повиснут на остроге судьбы.
Они веселились трое суток, ни разу не преклонив головы, торя путь душе, отошедшей в страну мертвых, они плясали, осыпая друг друга цветами, и радовались смерти, а на рассвете четвертого дня, Алеша бросил в море золотую чашу и встал к штурвалу.
Еще через три дня он загрузил судно полным запасом горючего, воды, провианта, потратив на это последние деньги, и взял курс к африканскому побережью.
Цель рейса, заявленная им своей команде, выглядела вполне прагматично - взять на борт черный марокканский киф, то есть, ферментированную коноплю, контрабандой привезти в Чивита-Веккию и там продать. Была, однако, и другая цель, незаявленная - Алеше насточертела игрушечная Греция, ему хотелось на простор, он и не знал толком, что такое Африка, ему просто хотелось, чтобы ветхие ясли европейской цивилизации, с их монастырями, респектабельными развалинами и хрестоматийными островками утонули в море за его спиной, а его матрос, который нюхом чуял эти настроения, был вовсе не против и только усмехался Алешиным бредням о наркобизнесе.
Черт знает где потому, что электронное устройство для определения координат сдохло, а ориентироваться с помощью секстанта и астролябии Алеша не умел и не имел их - их застал шторм. Они шли с поднятыми мачтами, оборудованными складными, металлическими элеронами, вместо парусов - эти игрушечные мачты из алюминия мгновенно вырвало. Все, что мог делать Алеша - это держать яхту на двигателе против ветра, но ветер постоянно менялся, винты месили воздух и завывали, Меган хохотала, прикладываясь к бутылке, капитан танцевал на пляшущей палубе, цепляясь за штурвал, и вслух проклинал морских богов, не удовлетворившихся взяткой.
Море было по колено налитой водкой Меган, а в капитане, налитом злобой, не оставалось места для страха, но вода заливала трюм через рваные дыры от мачт - игра явно подходила к концу.
Но играющий игроками не закончил свою игру - ветер стих, умерив рычание моря, не успевшего переполнить чашу терпения судна, и мерно заныли проглоченные морем винты.
Хронометр встал, замученный штормом, в мутном воздухе бредово бродил туман, звезды, луна или солнце исчезли или не появились, с сизой небесной тверди, свисали пряди холодных испарений.
Без ветрил, руля в пространство без времени они двигались через плоские холмы мерно дышавшего моря, утопая в его дыхании, погружаясь в свое отсутствие.
Но капитан не хотел утопать, и команда взбунтовалась против тишины, в них было слишком много ярости, слишком много похоти, слишком много любви и слишком много ненависти, чтобы отсутствовать. Они включили сирену, они откачали воду из трюма, они стреляли ракетами в небесную твердь, освещая ее алыми вспышками, а потом принялись плясать на носу судна, они плыли к зеленым холмам Африки, и им не хотелось воткнуться в какую-нибудь дрянь. Постепенно и мурашки сползли с обнаженного тела Меган к ее побелевшим от соленой воды пяткам, бредовый туман разошелся в стороны, пропускал их к земле, обетованной ими самим себе, посветлело, но ни солнца, ни звезд по-прежнему не было видно.
- Уж не поднялась ли вся Европа в небо, за нашей спиной? - говорил Алеша, озабоченно пережевывая черную икру. - Ну и черт с ней! - беззаботно хохотала Меган, поигрывая на столе раздвинутыми ногами, - Мы найдем Африку и поселимся в ней! -
Время ушло насовсем, они плыли и плыли и плыли, покачивая пространство габаритными огнями и ориентируясь только по компасу, не встречал ни кораблей, ни птиц, ни света небесного, радио задушено хрипело, половина провизии была съедена соленым морем, вода подходила к концу, они пили шампанское.
- Может быть, Африка уже утонула, - сказал Алеша, - И теперь нам навстречу плывут жирафы, крокодилы и слоны? - Я вижу землю, - сказала Меган.
Судно село на мель в трехстах футах от берега, сползающего в море полями песка и полями песка уползающего в желтоватую дымку, следов носорогов видно не было.
- Это Африка, - уверенно сказал Алеша, - Нигде, кроме Африки не может быть так много желтого цвета. Но где африканское солнце? Уж не закатилось ли оно навсегда за горизонт? - А где горизонт? - расхохоталась Меган, - Солнце закатилось под небесную твердь.
Они нагрузилась шоколадом, марихуаной, перелили шампанское в пластиковые
фляги, и пошли к пропавшему горизонту - две черные фигурки под обморочным бельмом пропавшего солнца.
Идти становилось все тяжелее, время мерялось мириадами песчинок, утекавших сквозь пальцы босых ног, наполняя их тяжестью прошедшего времени, где-то между ребер песка застрял сморщенный Алешин рюкзак, не содержащий ничего, кроме пустых надежд. Теперь гетера вела под руку капитана, потерявшего ориентиры, и питала его кровью своих устремлений, и несла свой мешок, полный веселящих игрушек.
Алеша шел и шел, кроша клыки, становящийся сухим песком в его рту, выбрасывая из-под себя прямые ноги, которых не чувствовал, приводимый в чувство болью от ногтей, вцепившихся в его предплечье, с неба свисали пряди желтоватых испарений и плавали в его глазах, как мертвые водоросли. Так они вышли на вершины плоских, глинистых холмов и увидели внизу прямую дорогу, пронзенную белым пунктиром разделительной полосы.
Они шли по дороге, разделяющей миражи, исчезающей за их спинами в желтом тумане, они шли к несуществующему горизонту в поисках утраченного Эдема по дороге, пронзающей туман столбом черного света, он вел себя под руку руками Гетеры, подаренной ему собственной кровью, в желтом тумане повисали хрустальные звуки и утопали в нем.
