Эдишер Кипиани - Шапка, закинутая в небо
Тазо с подобающей пышностью отметил день своего рождения — угостил нас отличным обедом, и все было бы прекрасно, прояви мы чуть больше выдержки.
А случилось вот что: за соседним столиком сидела громоздкая старуха с мальчуганом лет шести. Мальчик ел суп, а сам глаз не сводил с полосатой кошки, сидевшей на пороге. Было ясно, что ему не терпелось скорее покончить с нудным обедом и поиграть с кошкой. Старуха давно кончила есть и теперь сидела, высокомерно поглядывая вокруг. Ей не хватало только лорнета, но мое воображение мгновенно пририсовало этот необходимый атрибут.
Мальчик доел суп и, как и следовало ожидать, кинулся к кошке. Его остановил грубый окрик:
— Сейчас же вернись!
Он покорно вернулся на свое место.
— Бабушка накормила тебя обедом, а ты даже не благодаришь ее? — выговаривала мальчугану старуха. — Где твоя благодарность?
Пока она это говорила, ее рука как-то незаметно оказалась на уровне губ ребенка, и он, подняв испуганные глаза, поцеловал эту руку раз, другой, третий…
— Спасибо, бабушка! — он выжидающе смотрел на нее, надеясь получить прощение.
— Впредь не забывай об этом! — наставительно погрозила пальцем старуха.
Я не выдержал и резко, вместе со стулом повернулся в сторону старухи.
— Может, вы объясните, на что похоже ваше поведение?!
Девушки пытались нас удержать, но поздно — мы с Тазо уже стояли над дрожащей от негодования бабой-ягой.
— Я прошу вас выйти отсюда! — как можно спокойнее проговорил Тазо.
Старуха направила на нас свой невидимый лорнет и неожиданно громко завопила:
— Официант! Вызовите милицию! Эти хулиганы меня оскорбляют!
— Стыдно, ребята, старуху обижать, — урезонивали нас посетители столовой.
— Вы, наверное, не видели, как она издевалась над ребенком, — непослушным от волнения голосом проговорила Наи.
— Видел, но что делать? Это нас не касается.
— А кого касается?! — Тазо вырвался из рук Мелиты.
— Если вы не вызовете милицию, я все запишу в жалобную книгу, — неистовствовала баба-яга.
— Успокойтесь, молодые люди! Раз мнения разделились, надо разобраться! — Еще один посредник выискался!
— Какие тут могут быть мнения! Это просто безобразие и издевательство! — не утихал Тазо.
Я почувствовал резкую боль в руке и одновременно сильный удар в щиколотку. Себя не помня от злости, я оглянулся и увидел мальчугана, который в ожидании расправы прикрыл лицо и голову ручонками. Я обомлел. Нет, он не бабушку защищал; раб защищал своего господина, который завтра опять будет истязать его. Мне захотелось плакать над этим маленьким, искалеченным созданием. Тазо, словно угадав мои мысли, тронул меня за плечо:
— Пошли отсюда! Не могу я здесь оставаться.
— Убегаете, герои? — вслед прокричала старуха. — Все равно я вас найду, это вам так не сойдет.
Мы шли пристыженные и гордые одновременно, с ощущением, что не победили врага окончательно. Может, опустившаяся ночь помешала? Не просить же у бога задержать в небе солнце, чтобы сегодня же мы могли отпраздновать победу!
— В первый раз такое вижу! — возмущался Тазо.
— Вы, мальчики, выпили и немного все преувеличили, — успокаивала нас Мелита.
— Куда еще преувеличивать? — негодовал Тазо.
Наи шла молча. Я вспомнил слова, которые часто повторяла моя бабушка: всякое желание, доброе или злое, не остается втуне, порожденное человеческим разумом, оно крепнет, объединяется с родственными мыслями и желаниями и стремится выполнить свое назначение в этом мире.
Мелиту дома ждала телеграмма из Тбилиси, ей надо было срочно выезжать на предгастрольные репетиции. Наи тоже заспешила в город: давно не занималась, всю экзаменационную программу забыла. Одним словом, наша компания распадалась.
Мы с Тазо играли в шахматы, Мелита складывала чемодан, Наи варила кофе. Тазо вертел в руках проволоку, которую подобрал на дороге. Я присмотрелся и заметил, что не так уж просто он с этой проволокой балуется, вот сейчас, например, сделал двойку и показывал кому-то из девушек. Поглощенный этим странным открытием, я делал одну ошибку за другой, потерял коня и пешку. После Тазо согнул проволоку буквой «ч». Ага, сообразил я, назначает свидание на 2 часа. Прекрасно! Лучше всякого телефона, кусок проволоки и — свидание назначено.
— Сдаюсь! — я встал.
— Наконец-то! Партия-то давно проиграна.
— Спать пора! — я демонстративно зевнул.
— Не сваливай свой проигрыш на сонливость.
— Спокойной ночи!
— Заал, ты кофе не будешь пить? — мягко спросила Наи.
— Спасибо, не хочется, — ответил я, даже не глядя в сторону Наи, потому что был уверен, что Тазо именно ей назначил свидание.
— Заал в последнее время как-то странно ведет себя, как будто мы чужие, — заметила Мелита.
— Что ж, благодарю за лестное замечание. — С этими словами я вышел и направился к себе. Примерно через час появился Тазо.
— Ты что, старик, свихнулся? — накинулся он на меня.
Я промолчал. Он зажег свет и лег с книгой.
— Странный ты человек.
Молчали мы долго. В конце концов я не выдержал:
— Не опоздай на свидание.
Он уронил книгу и удивленно уставился на меня:
— Откуда ты знаешь?
— Случайно подслушал телефонный разговор.
— Я тебе однажды уже сказал, что ты дурак. Сейчас могу повторить.
— Не такой я дурак, как вы думаете. До 2-х часов времени много, мы можем все выяснить.
— Во-первых, свидание у меня не в два, а в двенадцать, ты единицу проглядел, а, во-вторых, выяснять тут нечего.
— В таком случае, скажи хотя бы, с кем у тебя свидание.
Тазо вскочил и поднес к моему носу свой внушительный кулак.
— Одевайся сейчас же, пойдешь вместо меня и увидишь, кто меня будет ждать…
— Нет. Я хочу, чтобы ты сам мне сказал. Клянусь тебе, я не лишусь сна от ревности, тут же повернусь на бок и захраплю.
— Вставай и иди на мост!
Я видел, что Тазо не шутит, подозрения мои его серьезно обидели.
— Но сейчас только половина двенадцатого, — я попытался отшутиться.
— Пока я не поколотил тебя, вставай и иди. На месте объяснишь, почему и как ты там оказался.
Его искреннее возмущение пристыдило и отрезвило меня: ослепленный ревностью, я, кажется, сморозил глупость.
— Ты слышишь или нет! Вставай и иди! — у Тазо дрожал голос.
— Тазо, — я сел на кровать и посмотрел на побледневшее лицо своего друга. — Ты правду говоришь, Тазо?
— А ты сомневаешься? Как ты только мог подумать? Не стыдно? Ты ведь оскорбляешь меня.
— Тазо!.. Одевайся скорее и уходи, уходи, пока я окончательно не свихнулся и не убил тебя!
Утром мы проводили Мелиту на аэродром. Она почему-то не разговаривала с Тазо, и глаза у нее были заплаканные. Она распрощалась с нами и исчезла в облаках.
Погода совсем испортилась, лил беспросветный дождь, волны смыли с берега все человеческие следы и вернули ему первозданный облик, и только цветные навесы на пляже свидетельствовали о том, что когда-то здесь был пляж и в море плескались курортники.
В полдень Наи заявила, что она едет в Сухуми за билетами на вечерний поезд. Погода все равно плохая, а экзамен на носу. Совсем неожиданно для себя я тоже решил ехать, вдруг вспомнил, что слишком легко уступил дело, на которое положил столько сил, что трусливо покинул поле битвы, чтобы избежать волнений и жить спокойно. Заботясь о себе, забыл обо всем. Забыл Паату! Думая об этом, я покраснел, несмотря на то, что был в комнате один. Значит, справедливый упрек получил я от сердца, того самого сердца, которое влекло меня сюда, к Наи.
Тазо и без того был не в настроении, а, узнав о моем решении, и вовсе скис: ну вот, оставляете меня одного. Все-таки он решил остаться и немного отдохнуть.
Мы приехали на вокзал за час до отхода поезда. Сидели в ресторане, пили холодный «боржоми» и смотрели, как мощные фары электровоза выхватывают из темноты все новые и новые дождевые потоки. Ресторан постепенно наполнялся до нитки промокшими пассажирами.
Тазо посмотрел на часы и, пообещав скоро вернуться, куда-то исчез. По радио объявили посадку, а Тазо все не было. Мы прождали его добрых полчаса, и Наи взволновалась. Она продолжала искать Тазо на платформе, натыкаясь на чужие чемоданы и ящики. Наконец подали сигнал к отправлению, но мы напрасно вглядывались в полумрак, иссеченный дождем, — Тазо не было видно. Матово поблескивали мокрые рельсы, пузырились под хлесткими струями лужи, и Наи не замечала, что с крыши капает вода и мочит ее плащ. Состав мягко двинулся, и только тогда я увидел Тазо, который догонял наш вагон, перепрыгивал через лужи, наверняка перекрывая рекорды при каждом прыжке. Он что-то бережно прижимал к груди.
— Вот он! — закричал я, потому что не мог ошибиться. Это был Тазо, такой мокрый, как если бы его только что вытащили из моря. Поезд набирал скорость, и он бежал все быстрее, пока наконец одной рукой не схватился за поручень. Второй рукой он, сильно размахнувшись, забросил в тамбур огромную охапку цветов. После этого он еще долго стоял на удаляющейся платформе и махал нам обеими руками, пока вовсе не скрылся из глаз.