Владимир Петров - Черемша
Шилов выключил приёмник, отхлебнул суррогатного кофе и энергично тряхнул головой, словно отбрасывая прочь прилипчивую скороговорку берлинского диктора. Поморщился, сказал вслух: "Их глаубе дас нихт"[8].
Рассмеялся, поймав себя на том, что мыслит и говорит всё ещё по-немецки. А, собственно, чему он не поверил? Ах, да! Этой инсценировке в Лиге Наций, разыгранной представителем Данцига Грейзером. Конечно, это был просто спектакль, заранее отработанный гитлеровской дипломатией. Немцы мастаки на такие дела.
А в Европе жара… Тридцать градусов для Берлина многовато. Значит, большой расход пива, а у немцев, где пиво — там политика. Круг замыкается — всё упирается в политику. Жди новостей.
Эта мысль и вовсе развеселила Шилова. Подхватив полотенце, он собрался умываться на речку. Помедлив, бойко выпрыгнул в окно (чтобы не идти через двор, не дразнить сторожевого кобеля).
До речки он не дошёл, пересекая дорогу, остановился: его заинтересовал конный обоз из нескольких телег, показавшихся из-за поворота. Странный какой-то обоз, необычный на вид — лошади гладкие, гривастые, и брички с высокими бортами, каких на строительстве нет. На передней подводе большой кумачевый флаг. Может быть, очередное агитационное шествие?
Он уже стал прыгать по прибрежным камням, но тут его окликнули с дороги громко и требовательно;
— Товарищ Шилов! Шилов!
Звали именно его, как ни удивительно. Интересно, зачем?
Инженер вернулся на дорогу, на ходу надевая только что снятую рубашку. Бросив на плечо полотенце, пригляделся: кричал, оказывается, не возчик с первой телеги, а председатель местного сельсовета, губастый, осанистый малый в выгоревшей красноармейской гимнастёрке. (Шилов виделся с ним на парткоме, даже о чём-то беседовал незначительном).
— Слушаю вас.
— Извините, товарищ Шилов… Тут такое дело, едем на стройку, в щебёночный карьер. Мужики из Кержацкой Пади всем миром решили, стало быть, помощь оказать плотине. Красным обозом направляемся, как положено.
— Так… — Шилов оценивающе оглядел обоз: десять бричек, очень даже неплохо. — И что же вы хотите?
— Ваше указание получить, — сказал председатель. — Чтобы, значит, у конторы не ждать, не торговаться, а сразу всем возчикам в карьер ехать. Согласно распоряжению начальника строительства. Вашему то есть.
— Да, но дело в том, что возчики нам не нужны, нам нужны только лошади.
— Как так? — насупился, помрачнел председатель.
— По штатному расписанию у нас нет вакантных должностей возчиков. Они заняты. Объясните это вашим товарищам.
Шилов чувствовал, что говорит излишне сухо, даже раздражённо, он никак не мог приглушить вспыхнувшее недовольство: припёрлись чем свет со своим обозом, умыться по-человечески не дадут… В конце концов, всё это можно было решить у конторы в положенное время, даже с митинговыми речами, если уж на то пошло.
Большинство возчиков слышали разговор, возмущённо загалдели. А молодой, чернобородый с передней телеги поднялся в рост, гаркнул:
— Слышь, чаво деется, братки? Им возчиков, говорит, не надо. А мы лошадей одних не дадим — замордуют их там. Значица, ежели не выходит по-нашему, мы теперя айда додому! Повертай телеги!
— Погоди, Егорка, погоди! — председатель дёрнул за рукав, посадил в бричку бойкого оратора. — Сядь и не гоношись! Сейчас разберёмся.
Председатель сделал несколько шагов, и Шилов поёжился в предчувствии возможной близкой ссоры — как истинный интеллигент он не любил хамских разговоров.
В качающейся, развязной походке держателя местной власти виделось нечто угрожающее. Так подходят хулиганы где-нибудь в тёмном переулке, с иронией подумал Шилов.
— Отойдём, поговорим… — буркнул председатель.
— Что?!
— Отойдём, говорю, в сторонку, — он цепко ухватил Шилова за локоть, потянул к придорожным кустам. — Обменяемся мнениями.
— Что это значит? Куда вы меня тянете?
— Инженер! — председатель говорил тихо, прямо-таки шипел. — Ты что такое говоришь людям?! Их советская власть в помощь тебе сагитировала, а ты чего делаешь?
— Но, но! — протестующе сказал Шилов. — Вы мне не тыкайте, товарищ! Не забывайтесь.
Однако сельсоветчик не обратил на это никакого внимания, только крепче сжал шиловский локоть, задышал в самое ухо:
— Ты соображаешь, что делаешь? Народ социализмом воспламенённый, а вы загасить хотите? Знаем мы вас: спецов-интеллигентов! Знаем! Давай сейчас же приглашай народ на стройку и не выставляй меня дураком. Не то хуже тебе будет. Приглашай!
Шилов, признаться, несколько опешил, даже забеспокоился: мало ли что можно ожидать от этого увальня с бесноватым, бегающим взглядом. К тому же он то и дело недвусмысленно кладёт правую руку на задний брючный карман. Чёрт знает, что ему ещё взбредёт в голову.
— Не горячись, товарищ! — примирительно усмехнулся Шилов. — Мы всё болеем за общее дело. Не нужно скандалить, потому что потом будете жалеть.
— Мне плевать, что будет потом! Ещё раз говорю: зови народ надстройку. Ну!
Шилов сожалеюще развёл руками: пожалуйста, он вынужден отступить перед наглостью. Взобравшись на придорожный гранитный валун, начальник стройки произнёс несколько вежливых, не очень бодрых фраз в том смысле, что помощь местных возчиков-кержаков весьма своевременна и будет оценена по достоинству. Он, пока говорил, всё время чувствовал за спиной присутствие сельсоветчика, неприятно холодел затылком, будто стоял под револьверным дулом.
Обоз двинулся по дороге мимо Шилова, а он всё стоял на камне, глотая пыль и кисло улыбаясь. Председатель сельсовета на прощание сказал ему, пряча ехидную ухмылку:
— Хорошо высказались, товарищ Шилов! Очень вы понятливый человек. Мы толково поговорили.
Боюсь, что разговор не окончен, — нахмурился Шилов. — И его придётся, продолжить на заседании парткома. Или даже в райкоме партии.
— Не советую! — нахально рассмеялся председатель, и Шилов только теперь разглядел, какие у него дерзкие, зелёно-жёлтые кошачьи глаза. — Вы ведь как начальник проявили здесь политическое недомыслие. Вредное недомыслие!
Сельсоветчик внушительно поднял над головой палец, показывая, до какой степени опасно это политическое недомыслие, к тому же, если оно будет предъявлено и квалифицировано представителем советской власти. А в свете некоторых известных событии это может прозвучать не очень красиво и не в пользу товарища технического специалиста.
Шилов глядел на скуластую весёлую физиономию председателя и думал, что сегодняшний случаи ненароком свёл его с настоящим и серьёзным врагом, человеком, как бы олицетворяющим собой подлинный образ супостата, стоящего по другую сторону жизненной баррикады, Он современен, молод, обаятелен, полон сил, напорист и дерзок. Он многого лишён, у него нет должной гибкости и проницательности, зато он обладает железной хваткой. О его фанатизм будут безнадёжно разбиваться утлые челны самых замысловатых и хитромудрых теорий. Сколько их таких и что они могут? Вот вопрос…
Почему-то вспомнились недавние выкрики берлинского диктора, модный девиз "сила через радость". А ведь этот черемшанский молодец тоже исповедует приоритет силы, только порождается она совсем иной идейной закваской. Там и там — сила. А вот кто в конце концов испытает радость?
Наблюдая за тем, как председатель сельсовета бегом догонял обоз, как легко, с ходу вскочил в последнюю бричку, Шилов досадливо поморщился. Каким же глупым и жалким выглядел он сам только что на этом дурацком камне: эдакий заспанный писклявый пижон в не заправленной в штаны рубахе.
Умываться на речку он так и не пошёл.
Глава 14
Как раз напротив окон стройуправления, справа от карьера, в каменной россыпи жила лиса. Приютилась она там давно, наверно, ещё задолго до начала стройки, жила себе припеваючи, шныряла между камнями на глазах у сотен людей и начхать хотела на дробот перфораторов, машинный скрежет, на всю эту рабочую колготню. Её динамитные взрывы не пугали, во время отпалки она пряталась поглубже в нору — только и всего.
Она даже как-то украшала пейзаж: серые унылые скалы и средь этого однообразия, на тебе — ярко-оранжевое пятно. Причём движущееся, живое.
По утрам лиса лежала на камне, валялась на боку, грелась на солнышке. Но только до начала работы — с первым гудком мотовоза — вскакивала, энергично, по-собачьи потягивалась и, вильнув хвостом, исчезала в расселине. Надо полагать, у неё тоже начинался трудовой день.
А может, это был лис, потому что лисят никогда не видели у норы.
Парторг Денисов сидел у окна, как обычно, окутанный клубами табачного дыма. Кивнув вошедшему Вахрамееву, поманил его пальцем.
— Иди, полюбуйся. Видишь, вон лиса? Да на скале, правее бери. Видишь? Трётся об кусты, шубу свою расчёсывает — облепиха-то с колючками. Как гребень получается. Ну и смышлёная, шалава!
