Ульмас Умарбеков - Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)

— Кто там?

Абдулла не знал, как ответить, и легонько постучал в ворота согнутым пальцем. Ворота отворились, и глазам Абдуллы предстала стройная девушка в брюках цвета морской волны и в желтой кофточке без рукавов. Каштановые волосы на ее маленькой красивой головке были подхвачены спереди узкой ленточкой. Абдулла приметил едва заметные капельки пота над верхней губой девушки, а увидев в ее руке мокрую тряпку, догадался, какой работой она была занята. Девушка завела руки за спину, чтобы спрятать тряпку.

— Салам алейкум, — сказал Абдулла.

— Здравствуйте, — ответила по-русски девушка.

— Мне нужен Турсунали-ака. Он дома?

— Дома, заходите. — Она произнесла это по-узбекски, но как-то неловко, с акцентом, что ли.

— Спасибо. Я постою здесь… у ворот.

— Нет, нет, заходите.

Девушка шире открыла ворота и, не ожидая, когда он войдет, направилась к дому, постукивая легонькими танкетками по камням.

— Папа!

Девушка поднялась на террасу, отбросила танкетки на — ступеньки и босиком вошла в комнату. Абдулла подошел к лестнице и остановился, оглядывая двор. Он просто утопал в цветах. Посредине двора, под высокой яблоней, возвышался сури, ярко-зеленый плющ вился по голубым стойкам.

— Что ж вы там стоите? Заходите, — пригласила девушка из комнаты.

Абдулла, стараясь не смотреть снизу на ее ноги, поднялся по ступенькам. Он хотел было снять туфли, но девушка положила к его ногам тряпку:

— Что вы, не надо! Вытрите, и все.

Абдулла потоптался немного на этой тряпке и вслед за девушкой вошел в зал. Направо, по обе стороны маленького круглого столика, стояли два больших низких кресла. Девушка коснулась рукой одного из них:

— Садитесь. Отец скоро выйдет.

Абдулла осторожно опустился в кресло. В первый раз ему приходилось видеть такой дом, в первый раз он сидел в таком кресле! Как здесь было хорошо! Интересно, все профессора так живут? И потом, еще эта девушка. Она теперь окно протирала. Абдулла невольно загляделся на нее. Каждый раз, когда девушка поднимала руку с тряпкой, в зазоре между кофточкой и туго натянутыми брюками показывалась ее тонкая белая талия. Это длилось долго. В какой-то момент Абдулла почувствовал, что девушка смотрит на него, и смутился, отведя глаза в сторону.

— Папа! Ну хватит, человек ждет! — крикнула она рассерженно.

Вскоре в гостиную вошел Турсунали-ака. Абдулла поднялся с места.

— Я вас заставил ждать, — медленно произнес профессор. — Кажется, я догадываюсь, с кем имею честь. Здравствуйте, Абдулладжан.

— Здравствуйте, — сказал Абдулла улыбаясь.

— У меня привычка работать по утрам. Простите, Абдулладжан.

Своей обходительностью, спокойной манерой держаться профессор сразу понравился Абдулле.

— Кстати, поздравляю с золотой медалью, — продолжал Турсунали-ака.

— Спасибо, — Абдулла снова улыбнулся и опустил голову.

— Саяра! — позвал профессор.

«Ага, значит, ее зовут Саяра», — отметил про себя Абдулла. Девушка быстро подошла к столику. Теперь у нее на ногах были мягкие тапочки бирюзового цвета.

— Что, папа?

— Познакомься. Это сын Гафурджана-ака. Я тебе говорил о нем.

Абдулла протянул девушке руку.

— Абдулла, — представился он.

— Школу-то он закончил лучше тебя — с золотой медалью! — добавил профессор.

— Поздравляю, — сказала девушка улыбаясь. Носик у нее был точеный. А над верхней губкой чуть темнел едва заметный пушок.

— Да говори ты по-узбекски! — с легкой иронией произнес профессор.

Саяра сложила губы бантиком.

— Ну ты же знаешь, какой у меня выговор! Чаю заварить?

— Конечно. Где мама?

— Пошла в ателье. Где будете пить?

Девушка избегала смотреть на Абдуллу.

— Здесь, — сказал профессор.

— А я хотела здесь убирать…

— Ну, тогда во дворе.

Саяра вышла из гостиной.

— Вот ведь как получается, Абдулла, — заговорил Турсунали-ака. — В молодости я мучился с русским языком, трудно он мне давался, вот я и отдал ее в русскую школу. У нее и подруги русские. А теперь я учу ее узбекскому. С матерью она теперь разговаривает только по-узбекски. А меня стесняется. Ну так рассказывай, как у тебя дела?

— Спасибо, хорошо.

— Недавно я к твоему отцу приходил. Поговорили. Как-никак не виделись долго. — Турсунали-ака вздохнул. — Мучится он, бедняга. Гипертония — модная болезнь. Но ведь как-то лечат же ее! Думаю, поправится. Давно я твоего отца знаю, много хорошего он для меня сделал. Кто знает, не помог бы он мне, может, я и не стал бы тем, кем стал…

Профессор задумался. Абдулла смотрел на его высокий гладкий лоб, отметил про себя седину на висках… В эту минуту ему очень захотелось быть похожим на Турсунали-ака. Пройдет время, он заведет семью, так же, как этот профессор, непринужденно будет разговаривать со своими сыновьями, как равный с равными…

— Мой отец много о вас рассказывал, — прервал молчание Абдулла, не найдя другого способа сделать приятное хозяину.

— Спасибо. С отцом вам повезло. Душа человек. Он всем делал только добро. А что же все-таки говорят доктора?

Абдулла не знал, что ответить. Как вернулся из кишлака, ни разу не говорил на эту тему ни с отцом, ни с матерью. Но до поездки в Мингбулак он слышал мнение одного врача, которое теперь и высказал:

— Ему нельзя есть мясо. Ничего острого тоже нельзя. Пробовал было отец выйти на пару дней на работу, но ему сразу стало хуже…

— Да, если он сейчас не станет как следует следить за собой, потом ему будет труднее. Конечно, надо пока оставить мысли о работе…

— Вот и я каждый раз говорю ему об этом, — сказал Абдулла и густо покраснел. Никогда он этого не говорил. Наоборот, ему нравилось, когда отца не было дома, он чувствовал себя свободнее. «Почему я так плохо отношусь к отцу? — подумал Абдулла. — Если уж профессор произнес такие слова, я-то должен был и подавно…»

— У нас часто бывает так, — промолвил грустно Турсунали-ака. — В большинстве случаев болеют хорошие люди, добрые люди не живут долго. А плохие — ничто их не берет: ни простуда, ни другие напасти.

— Да, — несмело подтвердил Абдулла.

— Пап! Все готово! — услышали они со двора голосок Саяры. — Ну идите же!

— Что ж, пойдем, — Турсунали-ака поднялся с места. — Откушаем чаю. Саяра славно заваривает! Правда, дочка?

— Нет, неправда! — ответила Саяра немного жеманно.

Они устроились в беседке. На столе в большой хрустальной вазе лежали персики, яблоки, виноград хусейни, золотистые ягоды инжира. На голубом блюдце — самаркандский миндаль. Жирная конская колбаса кази была искусно нарезана тоненькими кружочками. Абдулла был поражен. Вот это завтрак!

Саяра принесла большой фарфоровый чайник, села напротив Абдуллы и стала разламывать лепешки. Потом подала ему пиалу с фамильчаем.

Дымящийся напиток в пиале был яркого рубинового цвета и распространял тонкий, нежный аромат.

— Вот видишь, разве я тебе не говорил! — воскликнул, улыбаясь, Турсунали-ака.

— Не хвастай, папа! — буркнула Саяра, покосившись на Абдуллу.

— А разве я не прав?

— Чай получился очень хороший, — сказал Абдулла, — очень душистый, вкусный чай.

— Послушай, — обратилась к отцу Саяра, — так этот Абдулла поедет в Ленинград, да?

Турсунали-ака прищурился и спросил:

— А он тебе понравился, я вижу, а?

Саяра покраснела. Потом схватила чайную ложку и легонько стукнула ею отца по руке.

— Выдумываешь всегда. Я просто спрашиваю.

Однако профессор продолжал подначивать:

— А почему же ты тогда покраснела?

— Просто жарко! Вот и все!

— Знаю, почему тебе жарко.

— Папа!

— Ладно, ладно, больше не буду.

Абдулла, смущенный этим разговором, пристально разглядывал сложный рисунок на пиале. «Какая славная девушка! Неужели мы будем учиться вместе?»

— Отец, наверно, уже говорил тебе… — начал в этот момент профессор, обращаясь к гостю.

Абдулла поднял голову.

— Институт, в котором я работаю, — продолжал Турсунали-ака, — создан недавно. Это очень нужный институт. Сейчас много идет разговоров о ядерной физике, ты и сам слышал, наверное. В Москве, Ленинграде, Новосибирске построены атомные реакторы. Создаются электростанции. Через два-три года и в Узбекистане будет немало таких сооружений. Кроме того, в институте занимаются и космосом, частицами высоких энергий. Так вот я тебе и предлагаю… Подумай.

Абдулла посмотрел на Саяру. Девушка вертела в тонких пальцах чайную ложку.

— Спасибо, — сказал он тихо, — Мне отец говорил об этом.

— Да, вот еще что. Взгляни-ка на это уравнение… Профессор вынул из кармана карандаш и быстро написал что-то на бумажной салфетке. — Только ты не подумай, что это собеседование, мне просто интересно, что ты скажешь по этому поводу.