Андрей Добрынин - Черный пробел

Глава 3

Лейтенант Жилин очнулся на узкой больничной койке. Он приподнялся на локте и оглядел небольшую комнату с выбеленными стенами, кружевной занавеской на единственном окошке и с еще одной кроватью у противоположной стены. Между кроватями, соприкасаясь с ними и с подоконником, стояла тумбочка, а на ней — склянки с лекарствами. Судя по тонким солнечным лучам, пробивавшимся в окно из–за занавески, и по громкому птичьему щебету, время было раннее. Тут на соседней кровати кто–то заворочался, откинул одеяло, и глазам лейтенанта предстал его боец по имени Потап. Он широко улыбался. «Проснулись, товарищ лейтенант?» — спросил Потап. «Где я?» — слабым голосом осведомился Жилин. «В медпункте, в Грибанове, — отозвался Потап. — Меня в том же бою, что и вас, царапнуло». Из дальнейших слов Потапа лейтенант уяснил, что когда он упал перед клубом, сраженный предательской пулей, все его бойцы как один поднялись и ринулись вперед так стремительно, что ворвались в клуб, почти не понеся потерь, только Потапа ранило в ногу. Бандитов всех до единого положили в рукопашной схватке. Жилина подняли, перевязали и перенесли на носилках в Грибаново. Как оказалось, после ранения лейтенант впал в летаргический сон и проспал пять недель. «Как пять недель? Не может быть!» — ужаснулся Жилин. «Лопни мои глаза, ежели вру», — возразил Потап. «Так что же я лежу, — завопил лейтенант, — надо же действовать! Сколько времени потеряно зря!» Он вскочил и бросился вон из палаты, на ходу поправляя повязку на голове. За ним на костылях поспевал Потап. Выбежав во двор, лейтенант увидел безотрадную картину. Его войско, значительно выросшее за последнее время, привольно расположилось во дворе, вокруг костров и на телегах. Слышался смех, кое–где пели. Во многих местах играли в карты. Преобладала, как разглядел Жилин, игра в буру, которой бойцы выучились у пленных бандитов, пока командир спал. «Встать!» — крикнул Потап. Кое–кто не спеша поднялся, но большинство осталось сидеть и только озиралось по сторонам. На щеках Жилина заиграли желваки, брови сдвинулись. «Встать!» — вдруг загремел он. Все мгновенно вскочили. «Так вот чем вы занимаетесь, когда ваш командир ранен! Вместо того чтобы порадовать его новыми боевыми успехами, вы обжираетесь и играете в карты! Похоже, что совесть вы уже проиграли. Да, я вижу, что горько в вас обманулся». Из толпы донеслись какие–то сдавленные звуки. Это Епифан плакал, мотая головой, рвал ворот рубахи и приговаривал: «Не могу! Правду ведь говорит! Не могу!» «Кто не хочет сражаться, пусть лучше уйдет из отряда. Я подожду», — сказал Жилин и присел на ступеньки. Люди вокруг переминались с ноги на ногу, понурив головы. Глухое гудение стояло над толпой. Затем вперед вышел Епифан и, угрюмо глядя в землю, сказал: «Прости, старшой. Что говорить, обвиноватились мы перед тобой. Вперед умней будем». «Может, кто–нибудь думает иначе?» — крикнул Жилин. Все молчали. «Ладно, проверим в бою, — мрачно сказал лейтенант. — Командиры отрядов, ко мне. Выступаем в полдень». После короткого совещания в медпункте, наскоро превращенном в штаб, Жилин разобрался в обстановке. Проснулся он как раз вовремя. Судя по всему, бандиты замышляли вот–вот ликвидировать отряд. Их гарнизоны уже окружили полукольцом Грибаново. План предстоящего сражения мгновенно созрел в голове лейтенанта. «Отряд товарища Епифана пойдет в атаку первым, — заявил он. — При стычке с бандитами занимайте круговую оборону. Я с остальными подойду позже. Задача ясна?» «Так точно!» — гаркнул Епифан. «Тогда можете выступать. Главное в вашем деле — три «Д»: держаться, держаться и держаться!» «Есть! — отозвался Епифан. — Разрешите идти?» «Идите». Епифан вышел. «План таков», — начал объяснять Жилин остальным. Все склонились над картой.

Глава 4

Отряд Епифана, развернувшись в цепь, продвигался по лугу. Впереди уже замаячили деревенские постройки, между которыми изредка перебегали какие–то фигуры. Разгульный шум, доносившийся из деревни поначалу, теперь утих — несомненно, движение партизан не укрылось от бандитов. Когда до околицы оставалось каких–нибудь полтораста метров, раздались первые выстрелы. Они слышались все чаще и чаще, затем с колокольни в центре села ударил пулемет. Пули засвистели над головами бойцов, но бандиты, как всегда, большую часть патронов тратили зря. Был ранен только Филимон Брагин — пуля пробила ему мякоть ноги навылет. Партизаны залегли на лугу и открыли ответный огонь. Епифан перевязал Филимона, разорвав свою рубаху на бинты. Стрельба со стороны бандитов внезапно прекратилась. «Правду баил старшой, — подумалось Епифану, — сейчас полезут, аспиды. Ишь, затаились». Действительно, в селе поднялась суета, и скоро в клубах пыли на улице показалась какая–то темная масса. Она приближалась, и скоро стало ясно, что это толпа бандитов движется в атаку. Достигнув конца улицы, толпа растекалась вправо и влево, но, казалось, нисколько от этого не редела. «Не стрелять! Пущай поближе подойдут!» — негромко скомандовал Епифан. Бандиты неумолимо надвигались. От их топота дрожала земля. Ветерок, задувавший порой со стороны деревни, доносил до оборонявшихся густые волны винного перегара. Матерная брань, выстрелы и гиканье сливались в сплошной рев. Впереди всех бежал Степка Могила со знаменем, на котором по черному фону были изображены желтый череп и скрещенные кости. В арьергарде, пригибаясь к земле и поминутно оглядываясь, семенил вооруженный до зубов Штукман. «Огонь!» — крикнул Епифан, нажимая на спуск. Грянул выстрел, и дюжий бандит, бежавший в первом ряду, вскинув руки, рухнул на колени, затем на бок и в, таком положении застыл. Тут же прогрохотал залп всего отряда. В передних рядах бандитов раздались стоны, повалились убитые и раненые. Степка Могила резко остановился, словно налетев с разбегу на невидимое препятствие, выронил знамя и, постояв секунду неподвижно, грохнулся навзничь, разбросав руки и ноги. На лицах оставшихся в живых бандитов свирепость сменилась выражением растерянности и страха. «Продали!» — крикнул кто–то сзади. Толпа остановилась. Напрасно выскочивший откуда–то из середины Барабан размахивал обрезом и призывал к атаке. Негодяи залегли и, отстреливаясь, стали мало–помалу отползать назад к селу. Епифан уже предвкушал победу, как вдруг на флангах отряда поднялась сильная стрельба. Постепенно она перемещалась в тыл. Тут был смертельно ранен односельчанин Епифана Тимофей — в тот самый миг, когда он приподнялся, чтобы броситься преследовать бегущих бандитов. Он умер на руках у Епифана. Смерть уже замутила его взгляд, но он успел прошептать: «Епиша, старшого берегите», — и голова его бессильно мотнулась набок. Епифан бережно уложил товарища на залитую кровью траву и огляделся по сторонам. Оказалось, что отряды бандитов из соседних деревень, переправившись через овраги, атаковали отряд Епифана с флангов и теперь заходили ему в тыл. Ободренные неожиданной поддержкой, сообщники Барабана тоже перестали отступать и, прячась за трупами, короткими перебежками двинулись вперед. Кольцо окружения сжималось. Неожиданно Барабан выпрямился в полный рост и, размахивая топором, завопил как полоумный: «Бей их!» Истерика Барабана передалась остальным — бандиты, не обращая внимания на потери, с диким ревом бросились на партизан и в одну минуту все смешалось. Началась отчаянная рукопашная схватка. В ход пошли ножи, дубины, приклады винтовок и просто кулаки. Епифан едва успел увернуться от удара дубиной, как тут же оказавшийся рядом другой бандит ткнул его финкой в печень. К счастью, лезвие лишь скользнуло по ребрам, а бандит не успел нанести еще один удар — пуля из ружья Филимона пробила ему череп. Филимон с десятком партизан бросился на выручку Епифану, который со страшной силой полосовал топором воздух перед тупыми физиономиями обступивших его бандитов. Один из них рванулся вперед, но в мгновение ока лишился верхней части головы и рухнул ничком. Остальные невольно попятились. В это время Филимон со своими людьми врезался с тыла в толпу бандитов. Чье–то перекошенное лицо мелькнуло перед ним, но тут же залилось кровью и исчезло. Кто–то повис у него на плечах, но вслед за этим сзади раздался хрип, и обмякшее тело сползло у него по спине. Нанеся удар дубиной по голове в милицейской фуражке, Филимон наконец прорвался в круг, который перед этим был расчищен топором Епифана. Двое пьяных мерзавцев с пеной у рта бросились на него, но кто–то из партизан из–за спины Филимона изрешетил их в упор автоматной очередью. Забрызганный кровью Епифан опустил наконец топор и присоединился к своим. Однако торжествовать еще не стоило — горстка партизан таяла, отражая яростные атаки бандитов, которые волна за волной накатывались на храбрецов. Завязывалась свалка, раздавались выстрелы, звуки ударов, вопли и хрип, и бандиты вновь отступали, оставив новых мертвецов у ног обороняющихся. Партизаны тоже несли потери. «Епиха, патроны на исходе», — сообщил Епифану его свояк, Демид Брагин. «Ничего, продержимся» — отвечал Епифан, хотя и понимал, что если не придет помощь, то им не продержаться и часа. В это время со стороны деревни показалась новая толпа бандитов. Она приближалась, и скоро в первых рядах уже можно было различить пьяного верзилу по кличке Шкаф, служившего у Ганюка шофером. Видимо, и сам Ганюк находился где–то поблизости. Барабан и его шайка, увидав подкрепление, снова полезли вперед, а скоро к ним присоединились и те, кого привел Шкаф. Партизаны дрались отчаянно. Бандиты валились один за другим, но на место убитых вставали все новые и новые. Кучка оборонявшихся редела и изнемогала в неравной борьбе. Получив удар бутылкой по темени, рухнул без чувств Демид Брагин. У Филимона кастетом выбили глаз. Но вдруг схватка приостановилась. Бандиты попятились, озираясь по сторонам. Предчувствие, как молния, озарило Епифана Он вскочил на груду бандитских трупов и с восторгом увидел, как две колонны вооруженных людей вышли из перелесков и двинулись навстречу друг другу. В пространстве между ними гарцевал статный всадник на белом коне, в котором Епифан без труда узнал лейтенанта Жилина. «Ура! Наши!» — воскликнул Епифан. «Ура!» — откликнулся весь отряд в один голос. Бандиты насторожились. «Отрезали!» — взвизгнул кто–то из них, судя по голосу, Штукман. «Тикай!» — раздались крики, бандиты заметались и побежали по полю в разные стороны, падая под пулями партизан. Люди Жилина бросились в погоню. Сам лейтенант скакал по полю на своем жеребце, как воплощение расплаты, и ни один удар его сабли не пропадал зря. Бандиты кидались в кусты и овраги, где их принимали на вилы мужики, которых Жилин предусмотрительно там расположил. Наконец ошалевшему от ужаса Штукману, у которого все прыгало перед глазами, удалось найти разрыв в оцеплении, и негодяй с нечленораздельным воплем ринулся вниз по склону оврага, поросшему густым кустарником. Обдирая кожу о ветки, расшибая лбы о стволы, падая и вновь поднимаясь, орава покатилась вниз. Кусты за ними были переломаны, словно по ним промчалось стадо взбесившихся слонов. Смяв на дне оврага небольшой заслон мужиков, бандиты принялись карабкаться наверх по противоположному склону. Жилин решил не увлекаться погоней, чтобы избежать увеличения потерь, и без того уже немалых. По его приказу партизаны залегли вдоль края оврага и принялись бить бандитов на выбор. Сам лейтенант стрелял прямо с седла, положив ствол карабина на согнутую руку. Позиция благоприятствовала меткой стрельбе, партизаны видели бандитов как на ладони. После каждого выстрела то один, то другой подонок, взмахнув руками, с диким ревом скатывался на дно оврага, увлекая за собой других. Все же некоторым из них удалось выбраться наверх, и они без оглядки пустились наутек по полю, направляясь к видневшейся вдали деревушке. Их не преследовали. Жилин привстал на стременах и осмотрелся. Луг был сплошь зава- лен трупами бандитов в серых милицейских мундирах. На дне оврага там и сям валялись мертвые негодяи, а на месте переправы возвышалась целая груда тел. Некоторые, убитые в то время, когда они карабкались наверх, застряли на склоне, зацепившись за кусты и неровности почвы. Оглядев все это, лейтенант отер пот со лба и удовлетворенно вздохнул. «От такого разгрома им долго не оправиться», — негромко сказал он.