Атаджан Таган - Чужой

Пушечные снаряды начали падать совсем близко от них.

Юсуп хан стал озираться по сторонам, словно ища укрытие. Поняв, что понастроенные сербазами заборчики не в состоянии укрыть от пуль, он остался стоять на месте, чтобы показать себя перед посторонним человеком мужественным.

В этот момент прямо с неба свалился заряд и упал на голову жирного мула, стоявшего в нескольких шагах от того места, где находились Юсуп хан и Блоквил, и распластал его по земле. Задрыгав ногами, мул сразу же сдох.

Тревожно посмотрев в сторону мула, француз обнял свой фотоаппарат.

— Надо поскорее уходить отсюда, иначе следующей мишенью можем оказаться мы с вами, господин!

Француз как в воду глядел. Если бы реакция Блоквила не была мгновенной, Юсуп хана постигла бы та же участь, что и жирного мула.

Пронзительно закричав, Блоквил толкнул плечом Юсуп хана. Пошатнувшись от удара, хан отлетел на несколько шагов в сторону и упал. И сам Блоквил тоже свалился возле его ног.

Схватив головной убор, Юсуп хан поднялся с земли и посмотрел назад. На том месте, где он только что стоял, зияла черная воронка от снаряда. Хан переменился в лице, то ли от радости, то ли от пережитого ужаса. Немного придя в себя, он потер правое плечо.

— Господин, у тебя сил не меньше, чем у черного камня, выброшенного из ствола, — хан улыбнулся. Он еще раз посмотрел на воронку. — Ты, господин, спас меня от неминуемой смерти. Смогу ли я рассчитаться с тобой за добро твое?

— В бою никто не считает долгов, господин…

Когда звуки канонады стихли, из крепости противника вышли около пяти сотен человек и направились к реке. Разделившись на две группы, они занялись своим делом.

Блоквил с удивлением наблюдал за поведением туркмен. К реке стягивались огромные валуны, длинные и короткие деревья. С ружьями за спинами и с серпами в руках люди рубили тростник на берегу реки и вязали из него снопы. Поначалу Блоквил не понял, для чего они это делают. Понятно было, что они не траву косят для скота, как это было у пленного Егенгельды. Кто-то из сведущих пояснил, что туркмены собираются построить мост через реку.

После этого Блоквила разобрало еще большее любопытство. Во-первых, странным казалось то, что туркмены, ничего не опасаясь, приступили к строительству моста, в то время, как все еще продолжался бой. Второй странностью было то, что сербазы равнодушно взирали на действия туркмен, хотя всем было ясно, что мост необходим для нападения на сербазов.

Мало того, часть войск занялась подбором убитых и раненых, а другая взяла на себя заботы об обеде.

С самого первого дня своего появления в Тегеране Блоквил много думал о том, что восточные люди беспечны, что они постоянно ищут поводы для того, чтобы перенести на завтра сегодняшние дела. Больше всего его удивляло то, что они даже перед лицом смерти свои первоочередные дела переносили во вторую очередь. Похоже, командующие не очень-то переживали из-за того, что двадцати четыре пушки в течение двух часов издавали пустые звуки и принесли им самим неисчислимые потери. Никто и не думал о том, чтобы исправить допущенную оплошность. Напротив, по дошедшим до Блоквила слухам некоторые военачальники предлагают прекратить атаку, отступить, а после некоторой передышки с новыми силами напасть на Гараяп.

Если гаджары удовлетворятся первым неудачным выступлением и отступят в Мерв для накопления сил, то уже только это может стать началом конца их похода. Это было ясно даже тем, кто не разбирался в секретах военного искусства. Похоже, никто, кроме Блоквила, считавшегося для них чужим, среди иранских военных и не задумывался об этом. В этом огромном войске все, начиная от Хамзы Мирзы Хишмета Довле и кончая простым сербазом, были озабочены спасением собственной шкуры.

Последнее предположение Блоквил посчитал неправдоподобным. Потому что, по его мнению, желающий спасти свою жизнь человек просто обязан думать о победе над угрожающим его жизни врагом. Туркмены возводят над рекой мост не для того, чтобы по нему прошли гаджары, а для того, чтобы самим напасть на гаджаров.

В три часа пополудни шестнадцатого сентября около тысячи туркменских всадников проскочили по новому мосту и пошли в атаку на гаджаров. Вместе с наступающими с их стороны поднимались такие клубы пыли, что Блоквил догадался, что они подняты не только конскими копытами. Пыль все смешала, всадники двоились и троились, число сабель зрительно многократно возросло. Казалось, не будет конца всадникам, выскакивающим из-за пыльной стены. И это намного усилило угрозу близкой опасности.

Когда только начали строить мост, Блоквил предполагал, что события будут развиваться именно так, но вот чем может закончиться такая атака, он придумать не мог. Собственно, у него и возможности-то не было, чтобы размышлять над этим вопросом долго. Он думал о том, что его поездка, на которую согласился, чтобы повидать страны, познакомиться с народами, превращается в кровавое путешествие. Вполне возможно, что сегодняшний день станет самым последним в его жизни. Одна из сотен кривых шашек, ослепительно горящих на солнце, может запросто оборвать его жизнь.

Когда скачущие всадники стали приближаться, все стало отчетливо видно: их одежда, лица, движения. Прозвучавшие для острастки врага пушечные залпы желаемого результата не дали. Заряды пролетали над головами мчащихся всадников и попадали в заросли камыша на берегу реки. Грохот орудий, смешиваясь с криками нападающих, только усиливал страх.

Видя, что от пушек снова нет никакого толка, командиры стали готовить сербазов к сабельному сражению. Вверх взметнулось знамя с изображением льва и солнца, из ножен достали кинжалы. Чуя приближающуюся опасность, раздували ноздри кони. Воздух сотрясали крики, поднятые с обеих сторон.

Вынув из кобуры пистолет, Блоквил тем не менее и не подумал стрелять из него. Он был растерян, потрясен. Потому что в рядах воевавших лицом к лицу туркмен были и женщины! “Вот они, эти бестии! Это они! — прошептал Блоквил. — Наконец-то они попались мне на глаза!”

Женщины, находящиеся в туркменской коннице, чтобы подолы платьев не мешали сидеть в седле, задрали их до пояса и связали на боку узлом. То, что француз принял за белое бедро, оказалось белой бязью, из которой шьется верхняя часть нижнего белья туркменской женщины.

“Я должен смириться со своей судьбой. Я даже не должен стрелять в них. Видно, это кровавое путешествие было написано у меня на роду. А иначе разве до сих пор хотя бы один французский капрал погибал от рук обнаженной женщины? Первый за всю историю позор выпал на мою долю. Все равно от судьбы никуда не денешься…”

И громкое ржание раненых коней, и крики выпадающих из седел людей превращались в голоса бестий. Они наполнили весь мир своим шумом.

Но Блоквил на заметил, как скачущая впереди других бестия ударила его своим кинжалом. Спасаясь не от штыка бестии, а от копыт другого коня, он приподнялся в седле, и в тот же миг замолкли ржущие кони, крики колдуний. Для него битва закончилась, кончился и страх. Блоквил успокоился. Ни разу за последние полгода он не спал так спокойно…

Когда Блоквил, отлежавшись на дне ямы, открыл глаза, все вокруг было спокойно, ни пыли не было, ни криков ведуний не было слышно. Осторожно подняв голову, он посмотрел в сторону реки. Туркмены на правом берегу реки спокойно расхаживали перед своей крепостью.

Блоквил пощупал голову, прикоснулся ко лбу. Нигде не было ран, не сочилась кровь. “Если мне удалось избежать этой опасности, значит, смерть мне не страшна! — обрадованно подумал Блоквил. Но когда он вспомнил материнский сон, у него снова испортилось настроение. — Не торопись, Жорж! Только что ты от одной смерти спасся. Как говорит туркменский посол, смерть подстерегает человека на каждом шагу. И ты не можешь знать, на каком шагу ты наступишь на нее…”

Блоквилу стало стыдно, что он лежит в яме. Поднявшись, он отряхнулся, нашел свой пистолет, в котором не был расстрелян ни один из двух зарядов, и сунул опять в кобуру.

Выйдя из ямы, он увидел, что трупы сербазов, погибших во время сегодняшней атаки туркмен, до сих пор не убраны. Они лежали в разных позах: на спине, раскинув руки, скрючившись, среди них были и туркмены. Блоквил узнал их по одежде. Но среди погибших туркмен он не увидел ни одной полуобнаженной бестии. “Слава Богу! Я бы даже трупов их испугался… Неужели ни одна из них не погибла? Ну да, ведьмы и смерти не нужны!”

Сам не понимая, для чего он это делает, Блоквил направился к высокому шатру главнокомандующего. Шатер стоял на прежнем месте. Выходит, пошедшие в атаку туркмены, хоть и проникли в глубь войск, до высокого шатра так и не добрались, повернули обратно.

Пройдя шагов пятьдесят, Блоквил стал свидетелем удивительного события. Подросток лет пятнадцати-шестнадцати сидел на корточках на насыпи на краю ямы, вырытой в качестве укрытия.