Аркадий Крупняков - Москва-матушка
— А потом?
— Потом было б ВИДНО.
— Не могу я, Ивашка, в неволе быть, пойми ты.
— В подвале тебе вольнее? Ведь на что решился! Убить могли запросто.
— Не обо мне речь. Вас спасти не удалось — жалко.
Ивашка долго смотрел на Сокола, потом сказал:
— Душа в тебе, парень, большая. Ума, правда, маловато, но это дело наживное. Полюбился ты мне, словно брат родной. Говорят, завтра нас продавать поведут. Хорошо бы в одни руки попасть,
— Дай бог. Вдвоем и убежать легче.
Глава четвертая
Ф Р Я Г И
Консул Кафы... Не может сметь брать подарки ни от кого, даже от царей, в крайности же принимать только съедобное и питье, которое в состоянии употребить умеренно в течение суток.
Из Устава генуэзских колоний, § 10.
В КРЕПОСТИ САНТА-КРИСТО
кобо сидит на скале близ дома, кончиком шпаги поддевает мелкие камешки и сбрасывает их вниз, туда, где, вздыхая, море плещет пену на прибрежный песок. Дремлет море, греет свою могучую спину под жгучими лучами.
Якобо скучно. Старая служанка Геба пошла в цитадель Санта-Кристо прибирать комнаты консула и что-то долго задержалась там. В эту пору обычно Якобо устраивался в тени дерева и слушал сказки Гебы, древние сказки о богах, о битвах Геракла, о любви великолепных богинь.
Мастерица рассказывать эта Геба. Уже шестнадцатый год идет Якобо, а он по-прежнему сказки Гебы предпочитает урокам арифметики, чтения и письма, которые преподает ему нотариус Гондольфо.
Сегодня, видно, не придется послушать Гебу— скоро полдень, а после полудня Якобо попадает во власть нотариуса. Кстати, вон он идет и, как всегда, навеселе. Якобо не помнит, когда он видел своего учителя трезвым. При этом надо сказать правду — он не видел также Гондольфо и пьяным.
— Ты что надулся, как молодой индюк? — спрашивает Гондольфо, подходя.—Не рад меня видеть, как я понимаю. А где Геба? Я тоже хотел бы послушать ее приятную болтовню.
— Видимо, отец задержал ее, — недовольно ответил Якобо.— Уж который день ее нет по утрам дома.
— Ну, что тебе за нужда в этих бабьих россказнях. Ты — кабальеро, тебе пора волочиться за юбками, а ты... Ах, как не похож ты на своего отца. Разве таким он был в твои годы, когда мы жили в Генуе! Да, хорошее было время.
— Послушай, Гондольфо,—горячо заговорил Якобо. — Расскажи, пожалуйста, мне подробнее об отце. Мы никогда о нем не говорили. И со мной он бывает очень редко. Он не любит меня, да?
— Нет, нет, мой мальчик. Если у твоего отца и есть что святое, так это только ты. Пойми, Якобо, у него никого, кроме тебя, нет. Но Христофоро ди Негро — консул Солдайи, кроме того, он же и казначей и комендант крепости. Ты не можешь представить, сколько у него дел. Время сейчас тревожное. Если бы ты не был лентяем и не спал бы до второго утреннего звона, то каждый день видел бы своего отца. Утром он подолгу стоит у твоей кровати.
— Вот ты сказал, Гондольфо, что вы с отцом хорошо жили э Генуе. Зачем же приехали вы сюда?
— О, это большой разговор,— вздохнув, произнес нотариус.— Но если хочешь, я коротко тебе расскажу. Слушай.
Наши родители когда-то жили славно и богато. Но потом настали трудные времена. Генуя раскололась на две части. Одна часть — партия гордых гибеллинов — дворян, другая партия — гвельфы. В нее вошли разбогатевшие мастера и торговцы. Благородные отцы наши, конечно, стояли во главе партии гибеллинов. Борьба шла жестокая. И я уже не знаю отчего, но гвельфы все больше богатели, а мы беднели. Скоро мой отец разорился совсем, не лучше дела были и у твоего деда. И вот тогда стали приезжать из Хазарской земли, отсюда, где мы сейчас живем, люди, разбогатевшие здесь за несколько лет. Твой дед и мой отец решили тоже попытать счастья на этих берегах. И опять я не знаю, как это получилось,— другие наживались, а наши отцы нет. Дед твой служил здесь кавалерием, а мой отец подкомендантом.
В один несчастный день прибыл в наш город ордынский мурза нанимать солдат, чтобы идти войной на Русь. Горы золота обещал.
— Неужели отцы ваши пошли воевать руссов?
— Пошли, мой мальчик, пошли. Против русских они, я думаю, ничего не имели, но золото прельстило их. Эта несчастная проклятая война окончилась позором для татар. Черная пехота, так звали наши наемные полки, почти вся полегла в этой битве. Погиб и
1 Так генуэзцы называли Сурож.
мой отец. А твой дед вернулся. К этому времени мы с Христофоро, хлебнув немало горя, поступили на службу рядовыми аргузиями. Магери наши умерли в нужде. Дед твой тоже протянул недолго. Тяжелая рана свела его в могилу. Но золота из Руси он все-таки принес и, я думаю, немало. Как использовал твой отец это золото, я не знаю, но мне кажется, он перекупил партию-другую рабов, а может, И больше. И В0т тут-то пошел в гору. Построил большой дом, вот этот, привел из Генуи молодую жену Лючию. Через год появился на свет ты. К тому времени Христо был настолько богат, что взял меня, по-прежнему бедняка, к себе в помощники...
А теперь слушай самое главное. Ты теперь взрослый, и отец не будет против, если я это тебе расскажу. Тебе все время говорили, что твоя мать умерла от болезни. А она...
— Она жива, Гондольфо?! — воскликнул Якобо.
— Господь знает, мой мальчик. Когда тебе было четыре года, мы с Христо повезли за море товар. В наше отсутствие на город налетела орда кочевников, разграбила ваш дом, и твою мать вместе с тобой увели в плен. Я не вру, мой мальчик, мне пришлось вынуть из петли твоею отца, когда он узнал об этом несчастье. Христо объездил все рынки, где продают живой товар, он догонял караваны, всюду справлялся, но Лючии и тебя не нашел.
И только полгода спустя счастье улыбнулось твоему отцу.
Проходя по русской слободе, он узнал... своего сына. Ты играл у моря с дочкой русского купца Никиты Чурилова.
— О, это была синьорина Ольга, я помню... — прошептал Якобо.
—И ничего ты не помнишь. Оказывается, купец проезжал через Ор-Капу, пожалел несчастного ребенка, купил тебя у татарина и привез в город.
Христо захотел отблагодарить купца и давал ему вдесятеро больше денег, чем тот заплатил за тебя на рынке, но русский отказался. Мало того, он предложил на время, пока отец не подыщет воспитательницу, оставить тебя у него дома. С тех пор отец твой глубоко уважает этого человека.
— Что же было дальше?
— Отец твой нашел служанку Гебу и перевез тебя в свой дом. Жениться вторично он не захотел. Все еще верит, что Лючия жива и он найдет ее.
Четыре года назад Христо стал консулом, меня сделал старшим нотариусом курии, и вот я сижу с тобой и рассказываю истории почище твоей Гебы.
— Мой отец всегда будет консулом?
— Не знаю, Якобо. По закону консул должен меняться каждый год. Но Христо везет. Ему из Генуи послали смену, но новый консул утонул в пути во время шторма. Христо оставили еще на один гоя. В прошлое лето на эту должность Совет Банка назначил Малькионе Джентали, но он заболел. Что будет через год, только, богу известно. Ты ведь знаешь, что сейчас мы отрезаны от родины.
— Расскажи еще что-нибудь, Гондольфо,— попросил Якобо. — Еще чуть-чуть.
— Хватит, Якобо. Уже время занятий наших истекло. Видишь* сюда бежит слуга, он, наверное, послан за мной. Иди домой, Геба ждет тебя.
В курии Гондольфо застал Семена Чурилова и Христофоро ди Негро. Консул указал на чистый лист бумаги а произнес повелительно:
— Напиши документ капитану Ачеллино Леркари, разрешающий купить ему полотно на парус у купца Чурилова. Я подпишу.
— Позволю заметить, синьор консул, согласно приказу консула Кафы, оснащение судов, принадлежащих Банку св. Георгия, разрешается только полотном, купленным у наших торговцев,— заметил Г ондольфо.
— Спасибо за напоминание. Документ все же напиши,— приказал консул и, простившись с русским купцом, направился в крепость.
Запоздалые облака устало ложатся на вершины фиолетовых гор. От домов и деревьев упали на землю черные тяжелые тени.
Христофоро ди Негро поднялся на сторожевую площадку консульского замка. Здесь его любимое место. Ди Негро сел на выступ между зубцами башни и задумался. Мысли тревожные. На днях Гондольфо передал ему жалобу сына. Якобо справедливо, упрекал отца за невнимание к нему. С этим пора кончить, надо- приблизить Якобо к себе. Видимо, придется дом оставить на Гондольфо, а самому вместе с сыном и Гебой перейти в консульский замок... Консул задумчиво смотрит на море.
Лунная дорожка пересыпана золотыми слитками света. Суживаясь, она убегает к горизонту, чуть-чуть извиваясь. Море шуми г неумолчно, нет конца всплескам его. Нет конца и мыслям Христофоро.
