Джон Брэйн - Путь наверх
— Я приехал, чтобы увезти мою жену от вас, бездельники и бродяги,— сказал он.— Свой «фиат» моя жена, к сожалению, запорола.
— Это Джо Лэмптон,— сказала ему Элис.— Мой любовник.
— Ах вот как! — протянул он.— Прошу прощения. Я вам все испортил?
— Мы с вами уже встречались,— сказал я.
Он окинул меня быстрым, оценивающим взглядом.
— Припоминаю,— сказал он. Кивком головы он указал на сцену.— Ну, как идет?
Он произнес это так, словно мы развлекались, ставя какие-то дурацкие шарады.
— Мне трудно судить,— сказал я.— Лучше спросите у Элис.
— О, не более погано, чем всегда,— сказала она без всякого выражения.— Мы по-прежнему продолжаем забавляться.
С его появлением в ней произошла какая-то перемена. Она не казалась ни запуганной, ни приниженной, ни чрезмерно развязной. Почти невозможно было бы определить, в чем состояла эта перемена, но я сразу ее почувствовал. Элис снова стала такой, какой она всегда казалась мне прежде, вплоть до последнего вечера: холодной, надменной, небрежной и, я бы сказал, полуживой.
— Вы как будто служите у нас в муниципалитете? — спросил меня Эйсгилл.
Его снисходительный тон покоробил меня.
— Да, в казначействе.
— Скучноватая работа?
— Нет, что вы,— весело возразил я,— всегда найдется предприниматель, старающийся увильнуть от налогов. Бог ты мой, до чего же эти господа не любят платить налоги!
— Ну, я в этом грехе не повинен, друг мой,— сказал он.— Мое предприятие находится не в Уорли.
— Этого мы тоже не любим. Вы лишаете родной город дохода.
— Когда муниципалитет начнет поощрять деловую инициативу, я построю завод в Уорли.
— Когда мы найдем предпринимателя, который понимает, что наше стремление очистить город от дыма — не пустые слова, мы будем всячески его поддерживать.
Он улыбнулся, обнажив ряд белых, острых, мелких зубов.
— Ну, там, где столько сажи…
Я хотел было возразить, что сам-то он, черт побери, постарался обосноваться подальше от этой сажи, но Элис опередила меня.
— Перестаньте говорить о делах,— сказала она.— Неужто вам еще не надоело?
Он развел руками с видом иронической покорности, и бриллиантовое кольцо на мизинце сверкнуло холодным блеском.
— Вы, дорогая, решительно не способны понять, что мы, мужчины, живем ради своей работы. Стоит нам заговорить о чем-нибудь действительно интересном, как вы начинаете жаловаться, что мы говорим о делах.
Я был невольно польщен тем, что он находит мои замечания интересными, хоть и понимал, что это было сказано неискренне — всего-навсего дешевый комплимент по рецепту Дейла Карнеги [8]. Все участники репетиции как-то незаметно, один за другим, сгруппировались вокруг него,— примерно так же, подумалось мне, как группировались они вокруг Джека Уэйлса. Эйсгилл, как и Джек, олицетворял собой могущество денег, это был еще один король. Наблюдая почтительные позы окружающих, я думал о том, как могло случиться, что он женился на Элис. Как эти тонкие губы под аккуратными усиками ухитрились произнести — а ведь должны же они были это произнести — «я вас люблю». И я совершенно не в состоянии был представить его и Элис в постели. Они были такие разные. Такие чужие друг другу. В них не было решительно ничего общего, ни малейшего сходства, которое обычно рано или поздно появляется у всех счастливых супружеских пар.
Я встал и сказал Элис, что ухожу.
— Вам в нашу сторону? — спросила она.
— У вас не будет места в машине,— сказал я.
— Пустяки,— сказал Джордж.— Вы ни с кем не условились?
— В машине сколько угодно места,— сказала Элис.— Поедемте с нами, Джо.
Я внимательно на нее поглядел. Она сказала это так, словно нуждалась в моей защите.
Джорджа ждал «даймлер». Я устроился на заднем сиденье с Джонни Роджерсом и Энн Барлби. Мне еще никогда не доводилось ездить в «даймлере», принадлежащем частному лицу. Джордж на секунду включил плафон, и мягкий свет залил кабину. Мы оказались в маленьком обособленном мирке, теплом, уютном и вместе с тем полном неожиданностей, стремительно и дерзко несущемся в пространстве.
Джонни предложил всем сигареты. Я откинулся на мягких подушках и позволил себе с головой погрузиться в этот чужой мирок, в эту атмосферу роскоши, которая, казалось, ластилась ко мне, словно кошка. Джонни обсуждал с Джорджем марки автомобилей,— он, само собой разумеется, собирался в скором времени приобрести машину. Мы пересыпали речь жаргонными словечками, бывшими в ходу у военных летчиков,— манера, от которой меня всегда начинает мутить: редко у кого это получается непринужденно и ловко, чаще же отдает газетным фельетоном и дешевыми фильмами.
— Вы бы поглядели на эту красотку,— говорил Джонни.— Это же фантастика, нечто умопомрачительное…
Впрочем, Джонни был безобидным мальчиком лет двадцати, не больше, курносым, курчавым, из тех, кто по утрам непременно принимает ванну, рано ложится спать и много занимается спортом.
Энн Барлби приходилась ему двоюродной сестрой. Она болтала с Элис,— точнее, усердно старалась заставить ее почувствовать себя неловко, то и дело восхищаясь тем, как ей повезло: у нее такой великолепный «даймлер» и такой красивый любовник («вылитый Жан Марэ, дорогая…»). Под «любовником» Элис она, конечно, подразумевала меня — от частого повторения эта шутка не становилась, приятнее.
Энн по натуре была совсем другого склада, нежели Джонни, хотя внешне они были похожи: у нее было такое же свежее личико и курчавые волосы. Но, к несчастью, природа наградила ее носом, который мог выглядеть терпимо только на мужском лице: он был большой, бесформенный — то, что называется «нос картошкой». Впрочем, в некоторых ракурсах, особенно со сцены, он не производил такого уж плохого впечатления, но тем не менее причинял Энн немало страданий. Однако она беспокоилась зря. Она была находчива, остроумна, отлично сложена и если не могла рассчитывать на миллионы, то, во всяком случае, ее ждало очень недурное наследство. А пока что она злилась на весь свет. Меня она особенно невзлюбила и никогда не упускала случая сказать мне какую-нибудь гадость. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю причину ее неприязни: я не находил ее привлекательной и не стремился скрыть это от нее. Заведи я с ней небольшой флирт, поухаживай за ней хоть чуть-чуть, и это могло бы полностью изменить ее отношение ко мне. Но она держалась со мной так, словно мое внимание было бы для нее крайне неприятно, а я принимал это за чистую монету, чего ни одна женщина в мире не может простить.
«Даймлер» без малейшего усилия преодолевал подъем на шоссе Сент-Клэр. У меня появилось ощущение, словно я нахожусь в движущейся гостиной, с той только разницей, что в этом автомобиле было куда уютнее, чем во многих гостиных. Джордж вел машину уверенно и спокойно, как шофер-профессионал, и мне невольно припомнилась безалаберная, бесшабашная езда Элис.
— Мы здесь сойдем,— сказала Энн, когда мы проехали примерно половину шоссе Сент-Клэр.— У вас очаровательная машина, мистер Эйсгилл. Значительно лучше, чем «фиат». В «фиат», кажется, можно втиснуться только вдвоем, верно, Джо?
— Бог мой! — сказала Элис, когда Джордж снова включил зажигание.— Какая злобная девчонка! Так и сыплет грязными намеками, да еще выражается при этом языком опереточной хористки. Ну, ей придется подождать, прежде чем я снова сяду с ней в машину. Может, мне уж лучше во всем признаться тебе, Джордж? Пасть к твоим ногам и сдаться на твою милость? Вчера вечером я подвозила Джо домой, и мы заехали в «Сент-Клэр». Ну вот, теперь ты посвящен в нашу страшную тайну. Но что за город — сплетни, пересуды…
— Все маленькие городишки одинаковы,— равнодушно заметил Джордж.— И, во всяком случае, зачем тебе понадобилось заезжать в «Сент-Клэр»? Пригласила бы лучше Джо к нам, если не хотела, чтобы о тебе сплетничали. Мне кажется, у нас дома найдется что выпить.
Не снижая скорости, он миновал поворот на Орлиное шоссе, и когда я опомнился, мы уже проехали с полмили по шоссе Сент-Клэр и были почти у самой вершины холма.
— Я пройдусь пешком,— сказал я.
— А почему бы вам не поужинать у нас? — предложил он.— Томпсонам можно будет позвонить.
— И в самом деле,— сказала Элис.
— Но нынешние пайки…
Элис рассмеялась.
— Пусть это вас не беспокоит, дружок. Я не собираюсь устраивать банкет. Закусим, чем бог послал.
Теперь мы были уже на самом верху шоссе Сент-Клэр. За Орлиным шоссе город кончился и потянулись обсаженные деревьями луга, изредка перемежавшиеся домами — большими, расположенными вдалеке от дороги. Слева от шоссе, полускрытое за высокими соснами, стояло такое огромное здание, какого я еще не видел в Уорли. Это был настоящий викторианский загородный дом с башнями и парапетами, с подъездной аллеей по меньшей мере в четверть мили длиной и сторожкой величиной с небольшой особняк.
