Андрей Добрынин - Записки обольстителя

Андреем Добрыниным.

26 августа 1991 года.

ПИСЬМО 5

1

Приветствую Вас, друг мой! Я полагал, что предыдущее мое письмо станет в нашей переписке последним, но, как выяснилось, я ошибался: последним суждено стать тому, которое я пишу сейчас (или: тому, которое Вы сейчас читаете). К сожалению, обмен посланиями завершится не потому, что Вы, следуя моим советам, одолели гложущую Вас душевную хворь. Нет, новое письмо от Вас, полученное мною на днях, неожиданно вновь оказалось полным истерических откровений, слезливых жалоб и даже совершенно нелепых выпадов в мой адрес. Вы упрекаете меня в непонимании и черствости, словно не я затратил уйму своего драгоценного времени, дабы наставить Вас на путь истинный. Для меня становится очевидным, что в Вашем теперешнем состоянии и с такой хлипкой волей, как Ваша, все доводы разума — не в коня корм. Я предоставляю Вас Вашим страстям, а также времени, которое, как известно, лучший лекарь, а сам умываю руки. Вы используете нашу переписку для того, чтобы возбуждать свои и без того болезненно раздраженные чувства; только поэтому, а не по какой–то другой причине, я заявляю Вам, что не желаю более получать Ваших писем и уж во всяком случае не намерен на них отвечать.

В заключение приведу сочиненную мною на днях нравоучительную глоссу на стихи Кеведо. Дабы Вы не вздумали накатать мне очередную депешу под предлогом желания поделиться со мной своими критическими замечаниями, скажу Вам сразу: я не из тех безнадежных графоманов, которые требуют от всех окружающих отзывов о своих трудах, ибо надеются, что отзывы помогут им научиться писать. Как всякий настоящий мастер, я сам лучше всех знаю и достоинства, и недостатки своих творений, а потому совершенно не нуждаюсь в Ваших замечаниях. Данная глосса написана не столько под влиянием божественного зова, сколько из–за желания поддержать верность руки, — иными словами, она представляет собой скорее то, что называют формальными упражнениями. Современные дегенераты от поэзии относятся к ним с хамским высокомерием, якобы не понимая невозможности создавать искусство без свободного владения формой. Впрочем, тем, кто отчужден от высшего Разума и потому изначально не в силах научиться подлинному мастерству, остается только делать презрительную гримасу при виде произведений поистине совершенных и рукоплескать бездарным поделкам таких же шарлатанов, как они сами. Форма, видите ли, сковывает полет их творческой мысли. А было ли что сковывать? Почитайте их дурацкие верлибры, и ответ придет сам собой. Отказ от требований формы — это такой же абсурд, как современный человек, во имя некоей «свободы» отказавшийся от уже изобретенных средств освоения мира и возвратившийся к пещере и каменному топору. Неужто беднягу, трясущегося от холода и страха перед хищниками, можно назвать более свободным? Если ты не в силах управлять некоей вещью, то это означает чаще всего не то, что вещь плоха, а то, что ее устройство не под силу твоим слабым мозгам. Любой ремесленник знает: недостаточно задумать прекрасное изделие, надо еще взять материал и придать ему нужную форму, чтобы изделие стало реально существующим. Иными словами, акт создания любой вещи, будь то кувшин или стихотворение, предполагает наличие не только общих идей о том, какую потребность должна удовлетворять будущая вещь и какими свойствами она должна для этого обладать, но и наличие совершенно конкретных представлений о размерах вещи, ее строении, очертаниях, о материале, годном для ее создания. Смешно поэтам изображать из себя этаких загадочных волшебников и делать вид, будто данный закон к ним не относится. Если хочешь создать совершенное произведение, надо употребить все изобретенные для этого средства, отказ же от некоторых средств автоматически влечет за собой и отказ от совершенства. Впрочем, объяснять такие вещи нашим литературным мазурикам — бесполезное дело. Им попросту невыгодно внимать гласу Разума. Признать свою неспособность к использованию уже известного поэтического арсенала для них означает совлечь с сутулого стана тогу поэта и превратиться из почитаемого демиурга в заурядного обывателя. Без полной невразумительности и занудности изложения убожество их мышления явится на всеобщее обозрение, а этого они ни в коем случае не хотят, прикидываясь пишущими для избранных и презирающими толпу, то есть всех разумных читателей. Так вот Вам мой совет (хоть Вы и не слишком склонны внимать советам): не слушайте их запальчивых речей и не братайтесь с ними, прельстившись легкостью их ремесла. Иначе все умные люди будут Вас презирать. Вы станете нищим, завистливым, злобным неврастеником, не создавшим за всю жизнь ничего хорошего. Понимая это в глубине души, досаду на себя Вы приметесь выплескивать на окружающих, отравляя им жизнь. И самое главное — Вы не сможете внушить любви женщинам, которые будут инстинктивно чувствовать в Вас не хозяина жизни, а жалкого юродивого, вызывающего только брезгливость. Впрочем, мой спонтанный трактат о литературном мастерстве несколько затянулся. Все равно не скажешь лучше Буало:

Иной строчит стихи как бы охвачен бредом:Ему порядок чужд и здравый смысл неведом.Чудовищной строкой он доказать спешит,Что думать так, как все, его душе претит.Не следуйте ему.

Итак, читайте мою глоссу, я же с Вами прощаюсь, уповая на лучшие качества Вашей натуры и оставаясь уважающим Вас —

Андреем Добрыниным.

2

ГЛОССА

на стихи из романса Кеведо «Обличаю любовь»:

Нас любовь дурит, дурманит,Отнимает ум и честь,Заставляет все до ниткиНа ее алтарь принесть.Честность здесь здесь лишь при посулах,При расчете — плутовство:Обдирает, словно липку,Верующих божество.

Не безвинно через водкуПопадаем мы в тюрьму —Ведь ее насильно в глоткуНе вливают никому.Но и страсть, что так нас манит,Надо так же рассмотреть:Нас любовь дурит, дурманит,Если мы хотим сдуреть.

Сладко плыть вослед за нею.Но и плата недурна:Уподобиться лакеюВдруг потребует она.Норовит размазать в кашуВсе, что лучшего в нас есть.Отнимает сущность нашу —Отнимает ум и честь.

Не о деньгах туг кручина,Жаль не денег, не труда —Ими истинный мужчинаНе скудеет никогда.Причиняет страсть убыткиНе на жалкие гроши —Заставляет всё до ниткиСнять не с тела, а с души.

Не простой она мошенник,Убыль в деньгах — полбеды:Требует, помимо денег,С нас она духовной мзды.Рушит мужеское братство,Что за надобность — Бог весть!Мало ей, коль все богатствоНа ее алтарь принесть.

Чувство вроде бы благоеПревращает нас в скотов:Унижение такоеТолько скот нести готов.И на нас, как встарь на мулах,Ездят те, кто нас надул.Честность тут лишь при посулах,Коим верит честный мул.

Расшвыряем всё, что ценим,Но не чувствует должок,Мнимым собственным значеньемУпоенный, наш божок.Благодарности мы чаем,Предвкушаем торжествоИ растерянно встречаемПри расчете — плутовство.

Свойства ангела девицамПыл приписывает наш,Но любовь щедра к тупицам,А для нас она — торгаш.За фальшивую улыбку,Мимолетный нежный видОбдирает, словно липку,И унизить норовит.

То, что попусту манило,Оттолкнем — ив тот же часНесказуемая сила,Словно встарь, наполнит нас.Только Творчество и ВоляВозродят из ничегоПозабытое дотолеВерующих божество.