Карающий орден (СИ) - Маркелова Софья

   - Ну, почему же. Я верила, что где-то в твоей мумифицированной профессорской душонке есть фантазия и страсть, но, признаться, не думала, что именно мне удастся их пробудить.

   - Это не только твоя заслуга. В целом, все это трудное странствие что-то изменило во мне.

   - Наверное, это хорошо. Всегда лучше, если в человеке что-то меняется с течением жизни, без разницы, в какую сторону. Потому что долгие простои приводят лишь к окостенению характера, делая его совершенно непереносимым.

   Заворочавшись на месте, Ашарх тщательно подоткнул все дыры, через которые холодный ветер попадал ему под одежду.

   - В детстве, когда я смотрела на ночное небо, то думала, что звезды - это глаза богини, и с помощью них она следит за всеми своими детьми, где бы они ни были, - поделилась Лантея.

   - Выходит, - усмехнулся профессор. - Днем ваша богиня была слепа, в твоем понимании?

   - Нет. Днем ее оком было солнце, чьи лучи проникали всюду. И, пока отдыхали остальные глаза, всю ночь следившие за деяниями хетай-ра, одно око не смыкалось. Таким образом, мне казалось, что богиня всегда невесомо и неосязаемо присутствовала в моей жизни.

   - Думаю, если бы боги действительно следили за своими детьми с небес, то звезды давно бы уже роняли на землю кровавые слезы.

   - Они и роняют. Когда темный небосклон вдруг прорезает яркая хвостатая комета.

   - Нет, все же я не сторонник такой божественной теории, - проговорил Аш, откинув голову на ледяные камни. - Мне более привычен научный подход, где звезды - это горящие сферы вселенной, а планеты - лишь их остывшие собратья. Смотрящий в зрительную трубу астроном ведь не думает о том, что он, быть может, заглядывает в лицо бога. Он только изучает огромный мир за пределами нашей планеты, дает имена неназванному, описывает впервые увиденное.

   - А как же все эти красивые легенды о созвездиях?

   - Ну, они же придуманы не учеными, а простыми людьми, для которых звездопады, затмения и вращение планет - это лишь неясные явления. Им гораздо проще назвать скопление звезд каким-нибудь банальным словом и придумать сказку о богах, рассыпавших немного золота по небу.

   - Может, ты и прав, но мне нравятся эти волшебные легенды... В них есть что-то уютное и доброе. Особенно когда ты за много километров от дома, задираешь голову, а там все те же родные звезды, что и у тебя в пустынях. Сразу вспоминаются истории об этих созвездиях, и как будто бы вновь дышишь воздухом своего края, вновь думаешь о доме.

   - И что тебе вспоминается сейчас, глядя на это небо? - поинтересовался профессор.

   - Наверное, легенда о Роксуни, - прошептала девушка, высвободив руку из складок плаща и указав в сторону горизонта. - Вон там. Видишь полосу из звезд на самом краю?.. Это Роксуни, "Змея". По сказаниям моего народа в городе-колыбели Гиртарионе, первом городе хетай-ра, против одной из правительниц зрел заговор. Недовольные должны были совершить покушение на нее по пути к мольбищу, куда она каждый вечер ходила для молитвы в одиночестве. Как только матриарх сделала первый шаг из своего дворца той ночью, то путь ей преградила кобра, гневно раздувшая капюшон и оскалившая клыки. Правительница, боявшаяся змей, испугалась и вернулась обратно, сочтя это дурными знамением. И лишь утром она узнала о заговоре и о том, что от верной гибели ее спасла обыкновенная кобра, не пустившая ее за порог. Тогда матриарх вымолила у богини Эван'Лин честь для Роксуни быть увековеченной на небе в виде созвездия, а символом города-колыбели стала змея, изогнувшая свое тело в знаке бесконечности, со звездой на кончике хвоста.

   - Завораживающая история, - мягко произнес Ашарх. - А у нас оно называется Венец. И люди привыкли считать, будто он появился на небе из-за того, что когда-то давным-давно две сестры-принцессы из чужих дальних краев так страстно и долго боролись друг с другом за трон и власть, что постепенно лишились памяти. Ничего вокруг их уже не волновало, кроме заветного венца. Ни сестринская любовь, ни страна, ни семья.

   - И что с ними потом стало по легенде?

   - В итоге они забыли даже за что сражались. Так были заняты своей ненавистью друг к другу, что утратили цель и разум. И даже скончались обе, в полубезумном бреду впившись пальцами в шею противницы. Так их и положили в каменный склеп вдвоем, а в изголовье оставили венец, за который они боролись всю жизнь, но который ни одна из них так и не смогла на себя надеть.

   - Знаешь, что я тебе скажу, Аш... Власть - это яд, который убивает слабых, вызывает привыкание у сумасшедших и делает сильных еще сильнее. Если каждый день принимать этот яд по чуть-чуть, то в конце концов ты сумеешь испить полную чашу власти, в ином же случае - он погубит тебя.

   - Так можно сказать обо всем. О деньгах, о страсти и даже о религии!

   - Быть может, потому что все эти вещи неразрывно связаны с властью?

   - Хотел бы я тогда спросить, откуда ты сама так много о ней знаешь, но, пожалуй, не буду.

   - И верно. Не стоит.

   Странники еще долго в молчании любовались прекрасным звездным пологом, пока холодные ветра не принесли с собой тучи, полностью затянувшие небо. Пошел мелкий противный дождь, который мгновенно промочил тонкие плащи. Сидеть на камнях стало совсем невыносимо, а барабанившие по капюшону капли отстукивали однообразную мелодию, мешая спать. В конце концов профессор не вытерпел и, стянув с себя провонявшие потом нижнюю рубаху и тунику, решил извлечь из непогоды хоть какую-то пользу, смыв с тела грязь. Ледяные потоки воды стекали по коже, унося с собой последние крупицы тепла, но зато вместе со свежестью к Ашарху пришло и внутреннее спокойствие. При таком дожде следопытам при всем желании не удалось бы отыскать следы беглецов. А это значило, что дальнейший путь до пустынь Асвен должен был пройти легко.

   Мужчина вдоволь напился, набрав в ладони воды, и даже промыл сломанный нос, который из-за холода стал гораздо меньше болеть. И после, скорее укутавшись в еще не растерявшую тепло одежду, плотнее прижался к своей спутнице, начинавшей понемногу клевать носом. Лантее через четверть часа все же удалось задремать, хотя даже во сне она продолжала дрожать и иногда стучать зубами от холода. Но при всем своем желании профессор никак не мог ей помочь, он и сам время от времени провалился в тяжелый сон, и выныривал из него совсем измученным, когда ноги коченели и затекали из-за неудобной позы.