Светлана Гончаренко - Так долго не живут
Приятная сцена, которая должна была завершить летучку с участием высоких гостей, была нарушена совершенно безобразным образом. Дверь директорского кабинета с грохотом распахнулась и ещё три раза ткнулась по инерции ручкой в стенку, в уже пробитую такими же бурными движениями вмятину. На пороге появилась гардеробщица Вера Герасимовна, бледная, дрожащая. Даже серёжки тряслись у неё и ушах. Указывая бледным пальцем куда-то в полутьму коридора, она прошептала:
— Ужас! Там… Ленин!
Участники летучки оторопели. Испуг Веры Герасимовны был такой сильный, что некоторые застыли, не зная, что думать, а другим и впрямь почудилось, что сейчас в оленьковский кабинет, с его пудовыми антикварными часами, бронзовыми шандалами и канадской мебелью, дробной рысцой влетит вождь грудящихся и объявит, что пролетарская революция победила.
Первым пришёл и себя Оленьков.
— Какой Ленин? Где? — закричал он. — Что вы тут несёте? Белены объелись?
Испуг Веры Герасимовны сменился миной оскорблённой гордости. Она была особа с достоинством и грубостей не позволяла ни начальству, ни посетителям.
— Не знаю, может, вы, Борис Викторович, иногда и объедались белены — не мне судить, — холодно отчеканила она, — но я говорю только о том, что видела! Спуститесь в скульптурный подвал и сами полюбуйтесь.
— Что такое? — пытаясь смирить себя, проскрежетал Оленьков.
— Ленину ноги отбили, — объявила Вера Герасимовна. — Идите гляньте!
Сообразив, в чём дело, Оленьков снова рассвирепел — уж очень позорная сцена вышла перед департаментскими.
— А вы-то что в подвале делали? — начат он наступать на Веру Герасимовну. — Почему оставили гардероб?
Вера Герасимовна нисколько не смутилась.
— Посетителей сегодня практически нет, — объяснила она. — Погода-то жуткая. Я Ниночке-кассирше поручила на минутку гардероб. А в подвал потому спустилась, что видела — вчера майор из уголовного розыска с Колей Самоваровым там были. Интересно ведь, что они искали? У нас в этом подвале убийство произошло, — доверительно сообщила она высоким гостям, которые сидели с поглупевшими и окаменевшими лицами.
Оленьков понял, что Веру Герасимовну, чтобы не случилось больше конфузов, лучше оставить в покое, и решил метнуть пару молний в сонного Самоварова:
— Так это вы, Николай Семёнович…
— Алексеевич, — дружно поправили директора Самоваров и Вера Герасимовна.
— Ну, Алексеевич… разбили скульптуру?
Самоваров тоже хотел помянуть белену, но сдержался.
— Нет, вечером скульптура была совершенно цела, — доложил он. — Дверь мы запирали как обычно.
— Чего вы туда полезли?
— У майора версия одна возникла, хотелось проверить…
— Что за версия?
— Этого я не имею права вам говорить, — злорадно ответил Самоваров.
Борис Викторович фыркнул:
— Тоже мне тайны следствия! Ерунда какая-нибудь.
— Ничего не ерунда, — вдруг встряла в разговор Вера Герасимовна. — Ленина-то грохнули!
— Вернитесь, наконец, на рабочее место! — не выдержал Оленьков. — На вашу дисциплину я обращу особое внимание! Ведь неизвестно, что там, в подвале. Может, ничего такого страшного, а вы панику гоните!
— Проще спуститься и посмотреть своими глазами, — небесным голоском пропела Ася.
— В самом деле! — зашумели все и повалили вдруг в коридор.
Впереди процессии шествовала Вера Герасимовна и оживлённо рассказывала историю своей пугающей находки. Борис Викторович подзадержался в кабинете, он хотел сперва спровадить гостей из департамента, но те так заинтересовались происшествием, что последовали за толпой в подвал, даже дама, которая в своих каблучках на монте-кристовской лестнице вдруг обнаружила артритную колченогость. Её с двух сторон поддерживали и подволакивали Оленьков и международный жирняй.
В подвале они застали грустную картину: угол, отведённый под скульптурную группу «Ленин и освобождающиеся рабы», был в беспорядке, рабы сдвинуты, какие-то стоящие рядом фигурки попадали или накренились, а сам вождь мирового пролетариата беспомощно лежал на спине, воздев к потолку условную, с тремя только пальцами руку (раньше, когда он находился в вертикальном положении, она указывала в будущее). Ноги вождя были отбиты до колен, и из-под фальшивой бронзы обнажилась творожная белизна гипса, облекающая внутренние пустоты. Существующие отныне только в благодарной памяти потомков, кубистические ботинки Ленина, похожие на кирпичи, и низ брюк были побиты на мелкие кусочки и неопрятной кучкой валялись тут же.
— Какой ужас, — выдохнула Ольга, а Ася жалобно застонала.
— Это работа безумца, — воскликнула дама с ножками, а Вера Герасимовна, пробившаяся в первый ряд, прямо к остаткам ботинок, уточнила:
— Маньяка!
— Это абсурд какой-то! — развёл руками побледневший Оленьков.
— Типичный акт вандализма, — подал реплику бархатным голосом долго молчавший департаментский жирняй.
— Но как? Почему? — зашумели все вокруг.
— Обычное дело. На политической почве, — пояснил жирняй. — Сейчас, конечно, это реже случается, чем в девяносто первом, но бывает. Видите сами. Какой-нибудь шизоидный монархист. Патологически ненавидит Ленина и уничтожает предметы его культа. Или больной демократ. У вас есть энергичные активисты бывшего демократического движения, типа Новодворской?
— Борис Викторович возглавлял партию демократической свободы, — бесстрастно сообщила Ольга. Глаза её издевательски сверкнули и подвальной полутьме.
— Помилуйте, Ольга Иннокентьевна, — застонал Оленьков и заломил руки. — Партия прекратила существование шесть лет назад! И никогда не тяготела к экстремистским действиям!
«Если не считать приватизации Краснотрубного райкома партии — вместе с табуретками, графинами и прочими кишками», — мрачно подумал Самоваров.
— Нет, эта партия сюда не годится, — успокоил Оленькова жирняй. — Тут скорее действовал шизоидный монархист. Такие уничтожают изображения Ленина везде, где встретят.
— Но почему же он не уничтожил для начала бюст Ленина, в сквере Металлистов? — возразил Самоваров. — Тоже гипсовый и в кустах стоит — уничтожай не хочу. На вокзале ещё есть бюст, за пивным павильоном. Но там тоже Ленин целёхонький. А сюда ещё и проникнуть надо, что трудновато. Один Денис чего стоит! Скажете, маньяк и Сентюрина убил, чтоб до ленинских коленок добраться?
— У вас тут, я слышу, произошло какое-то убийство? — расширила глаза департаментская дама.
Оленьков жарко сжал рукав её пиджака повыше локтя и тихо проговорил:
— Я вам потом, Зоя Перфильевна, всё подробно расскажу.
«Огулял», — разрешил все сомнения Самоваров.
Между тем жирняй обратился именно к нему:
— Ваше замечание, пожалуй, резонно. Но может, безумный монархист именно отсюда решил начать своё уничтожение ненавистных скульптур?
— Зачем же он только ноги по колено отбил? — не унимался Самоваров. — Почему по голове не стукнул? И потом, посмотрите, здесь Лениных сколько: и фигурки, и бюстики, и поясные скульптуры. Гипсовых полно. Что он на эти ботинки ополчился? Если он ненавидит ботинки Ленина, почему именно эти? Вот там рядом Ильич преспокойно стоит в ботинках.
Жирняй вздохнул:
— Логику умалишённых понять сложно. Тут о другом надо думать — подлежит ли скульптура восстановлению?
— Однозначно нет, — отрезал Оленьков. — Да и художественной ценности она не представляет.
— Позвольте с вами не согласиться. Это яркий образец зауральского кубизма, — возразила Ольга. — К тому же утрату каждого экспоната из нашей коллекции надо, оформлять в министерстве.
— Ну уж вы хватили! — изумился Оленьков. — А впрочем… Если вам так хочется, вот вам народный умелец Самоваров, городите Ильичу новые ботинки, я препятствовать не буду. Но не сейчас! Сейчас все силы мы должны бросить на французскую выставку! Как там у вас с Фаберже? Вы знаете, на Западе имя Фаберже производит магическое впечатление…
Оленьков пустился в приятные разговоры о Фаберже и Западе и потихоньку стал выводить из злополучного подвала любопытных. Он почти уже успокоился, как вдруг на выходе из ущелья Монте-Кристо перед ним замаячили посторонние фигуры с чемоданчиками и микрофонами, и какой-то гнусный мальчишка с впалыми щеками в коробом сидящем на нём взрослом и дорогом костюме взвизгнул под самым директорским ухом:
— Скажите, Борис Владиленович, каким образом обнаружили в музее акт вандализма?
Сладко зашумела видеокамера.
— Кто настучал? — заорал директор, свирепо озираясь. Веры Герасимовны среди поднявшихся из подвала не было. — Чёртова карга!!! У-у-у!!!
Не моргнув и глазом, молодой человек с микрофоном быстро и оживлённо продолжил:
— Есть ли политическая подоплёка у этого сенсационного события? Какие силы прежде всего заинтересованы в случившемся, Владилен Виленович?