Самсон Шляху - Надежный человек
— Поскольку ты и сейчас упомянул ее имя, я хочу наконец знать, что она из себя представляет, — спокойно и веско проговорил Волох. — К тому же именно от тебя...
— Одно могу сказать, — быстро отозвался пекарь, — она далеко не из тех бабочек, которые, по–твоему, беззаботно порхают по жизни… Это я так прозвал ее, хотя слово еще ничего не значит…
— Понятно, — недовольно пробормотал Волох. — И все же… как ее зовут по–настоящему?
— Лилиана. Только она не признает это имя.
— Не признает… Но на какое откликнется, если придется призвать к ответственности?
— Ты слишком много значения придаешь этому случаю… Подумай лучше о том, как использовать девчонку. Вот, например, немец, с которым она познакомилась. Я еще там, в подвале, хотел рассказать о нем, только ты не дал. Так сердито посмотрел, что стало ясно — нельзя… А между тем немец — из наших, — возбужденно говорил Кику, — настоящий, идейный…
— Пока что меня интересует личность и поступки «лицеистки»… Следует срочно разобраться в том, что происходит. В конце концов, ты связан не только с нею и отвечаешь за людей головой…
— Бабочка — свой, настоящий человек! — проговорил пекарь. — Что же касается поступков, то мне известно, будто она готовит…
— В таком случае напоминаю, — перебил Волох, — поскольку только что вы облекли меня доверием, то никаких контактов с врагом без ведома и одобрения руководства! Ясно?
— О каком руководстве ты говоришь, Сыргие, если в Кишиневе осталась всего лишь горстка людей? Каких-то шестнадцать человек. Да и то связь с ними оборвана, после провала Дейча, Триколича и Вука!
— Руководство на месте, и во главе его по–прежнему стоит товарищ Тома Улму! — Волох замолчал, пожалев, чдо погорячился. — А связь? Ты, я, Тудораке — разве это не связь? Ну ладно, лучше скажи вот что… — он поспешил переменить тему разговора. — Я давно хочу спросить… — И взволнованно, сердечным тоном добавил: — Что слышно о Дейче, Триколиче и Вуке? Контактов нет, но все‑таки нужно добыть хоть какие‑то сведения… Кажется, остались в живых.
— Несколько раз удавалось передать хлеб, остальное не получается, — Кику удрученно опустил голо!^. — Нашей вины, конечно, нет, в самом деле нельзя проникнуть… Недавно протянули еще один ряд колючей проволоки, удвоили часовых, пулеметы наготове. Попробуем, только не знаю…
Стоял мутный мартовский день, под ногами хлюпала жидкая грязь, поэтому прохожих было немного, и все же за каждым нужно было следить; едва проводив глазами одного и убедившись, что он не приостановился за углом дома, не спрятался за стволом дерева, тут же ощупывать, осматривать, изучать другого.
— Ты не задремал на ходу? — окликнул спутника Волох. И добавил, заглядывая в лицо: — Следи за номерами домов. Не пропусти нужный.
Кику шел вяло, неохотно — как будто единственным его желанием было поскорее избавиться от спутника, остаться наедине с собой и привести наконец в порядок мысли.
— Задремал? — выдавил он. — Сам следи за номерами домов… Нашел, видите ли, осиное гнездо, испугался какой‑то девчонки–лицеистки!
— Потому что не хочу, чтоб ты подпал под ее влияние. Чтоб из‑за какой‑то взбалмошной, сумасбродной девчонки произошел раскол в наших рядах! Сегодня — в подполье, завтра — назад, к богатым родителям… Нужно все это тебе? Тебе, рабочему парню?.. Послушай, Илие, — мягче добавил Волох, — как все‑таки насчет тюрьмы? Нужно нащупать связь, нужно!
— Хорошо, попробую, — согласно отозвался пекарь. И добавил: — Постарайся повидать Лилиану не позже завтрашнего дня — если хочешь познакомиться с немцем.
— Она не влюбилась в него случайно? — В ответ на свою шутку Волох удостоился неприязненного взгляда Кику.
— Я уже сказал: Лилиана не из таких! Наверно, ты и в самом деле прав — вам следует повидаться. Не будем откладывать на завтра. Только была бы дома. И захотела впустить.
— Вот и хорошо. Нагрянем ненароком, чтоб не хватило времени на какую‑нибудь выходку.
— Ох, Сыргие, Сыргие, загнал ты меня в угол, ей-богу. — Похоже, Кику перестал сердиться. — Меня можешь видеть когда угодно и сколько угодно, но не мог/ же я отвечать за нее! В конце концов, почему она обязательно должна тебе довериться?.. Обрадоваться визиту? Скорей рассердится из‑за того, что узнал адрес!
— Обрадуется или нет — -это несущественно. — Волох намеренно ‘ускорил шаг. — Что же касается доверия, пока что мы не доверяем ей. Когда, кстати, и где вы в последний раз встречались? Знать это необходимо, и, поверь, не из прихоти. Такой случай, ничего не поделаешь… Хотелось бы также уточнить, когда она встречалась с лицеистами, с учениками мастерских?
— Первый раз об этом слышу! — оторопело проговорил пекарь.
— В таком случае разведай. Самым срочным образом… Мы идем в нужном направлении?
— В нужном, — машинально повторил тот, с трудом сдерживая раздражение. И все же, как ни был сердит Кику на Волоха, в глубине души он не мог не восхищаться настойчивостью, напористостью приятеля. — Теперь уже близко, совсем рядом. Только я пойду вперед, надо предупредить, если дома. Потом вернусь за тобой.
Они остановились у группы деревьев, сквозь голые ветки которых плыли прозрачные клубы тумана.
— Не задерживайся. В общем, жду пять минут… Нет, нет, не годится! Пойдем вместе! Как будет, так и будет! — он говорил резко, отрывисто, принимая на ходу и тут же меняя решения.
— Пусть будет вместе, — пришлось согласиться Кику.
Он уверенно, как будто делал это не в первый раз, цросунул руку в узкую щель калитки, осторожно распахнул ее и посторонился, пропуская Волоха вперед. На цыпочках они миновали ряд неосвещенных окон, пока не остановились против одного. «Пригнись и не стучи каблуками», — еле слышно прошептал пекарь, берясь за ручку двери. Раздался легкий стук щеколды, и, переступив вслед за пекарем порог, Волох оказался в просторной комнате, обставленной с претензией на роскошь. Легкая, изящная мебель, розовая тюлевая занавеска, выложенная изразцами печь. На ночном столике лампа под таким же бледно–розовым абажуром.
Девушка лежала поверх одеяла на широкой двуспальной кровати. Без туфель, однако платье, которое было на ней, на домашнее не походило. Волох сразу же узнал свою ночную спутницу, хотя лицо ее и было прикрыто ладонью, наверно чтоб не беспокоил свет.
— Посмотри, кого я привел к тебе, Бабочка, — проговорил Илие, закрывая за собой дверь.
— Вижу, — не убирая руку, проговорила девушка.
— Ты не поднимешься с кровати, не уделишь ему несколько минут? — мягко, стараясь не рассердить ее, сказал Кику.
Девушка даже не пошевелилась.
— Между прочим: ты хорошо закрыл калитку? — повернулся к Илие Волох.
Тот понял, что должен выйти из комнаты, и послушно взялся за ручку двери.
— Никуда не уходи! — тотчас откликнулась девушка. — Иначе рассержусь. Я не собираюсь с ним секретничать.
— Нужно проверить, нет ли хвоста. Сейчась вернусь, — пробормотал Кику, выходя из комнаты.
— Добрый вечер! — сказал Волох. — Представляться, надеюсь, не нужно?
Не дождавшись ответа, он стал искать глазами, куда бы присесть, затем перевел взгляд на лицо девушки. У нее были темно–рыжие, если не красные, волосы, отливающие в свете лампы рубиновым оттенком. Беспорядочно растрепанные пряди напоминали скорее вихры шаловливого ребенка, нежели продуманную прическу барышни, следящей за своей внешностью. Под матовым шелком платья вырисовывались бугорки невысокой девичьей груди. Бросались в глаза изящные линии ног, на одной, озорно переброшенной поверх другой, был приспущен чулок.
— Думаю, ты не примешь мой приход за визит вежливости! — резко сказал Волох, останавливаясь у стула с претенциозной плетеной спинкой, — Поэтому можешь не отвечать на приветствие. Но ответить на вопросы, которые я должен тебе задать, придется. Точно и по возможности кратко — лишним временем не располагаю. Потрудись объяснить, с каким немцем ты вступила в контакт… и в чем заключается диверсия, которую вы замышляете?
Он терпеливо ждал ответа, однако его не последовало.
— Сколько людей мы можем потерять из‑за твоего легкомыслия? Сколько арестов следует ожидать? На сколько недель и месяцев будет парализована работа группы?
В ответ — ни звука. Ни малейшего движения, только настороженный взгляд из‑под сплетенных пальцев — будто вспышка молнии.
— Насколько ты этим поможешь врагам? — снова проговорил он, пытаясь справиться с негодованием. — Тебе ни разу не приходило на ум подсчитать? Определить, оправдается ли риск? Отвечай, я слушаю.
Никакого ответа.
Тогда он решительно подошел к девушке, просунул ей под голову руку и, слегка приподняв за затылок, несколько раз встряхнул, еще сильнее разметав пряди красноватых волос.
