Василий Ардамацкий - Последний год
Швейцар посольства — молодой стройный красавец, на которого неизменно обращали внимание гости посольства, — принимая шубу, поздравил посла с хорошим днем русской зимы. Палеолог слепо посмотрел на него — о чем это он? — и не ответил, только улыбнулся дежурно и, устало сутулясь, направился к лестнице. Скорей бы прилечь, забыть хоть на час всю эту бесконечную кутерьму. Поднимаясь по устланной мягким ковром лестнице, он уже начал расстегивать пуговицы тесного жилета, как увидел явно поджидавшего его вверху советника Поля Ратье — коротенького, с округлым брюшком, с аккуратными стрелочками усов под орлиным носом. Он издали показывал ему какую-то бумажку и от нетерпения переступал с ноги на ногу. Этого человека, связанного с французской разведкой Сюрте Женераль, Палеолог любил за веселый нрав и уважал за умелую, полезную работу, шутя называл его — мои глаза и уши… Что же он там добыл?
Ратье не утерпел, спустился на несколько ступенек навстречу послу и отдал ему бумажку. Это было приготовленное им для отправки в Париж краткое донесение об убийстве Григория Распутина.
Палеолог два раза прочитал донесение и поднял взгляд на советника.
— Сенсация номер один, — сказал он тихо и, подумав, спросил — Не выдумка?
— Этот мой агент никогда ничего неточного не давал, — ответил Ратье; его круглое лицо сияло от удовольствия, что он преподносит послу потрясающую новость.
— Все-таки я проверю. Срочно автомобиль.
Головной боли как не бывало — Палеолог уже представил себе вечерний Париж, газетчиков, кричащих на его улицах эту потрясающую новость…
Палеолог отправился в яхт-клуб, где рассчитывал повидать весьма осведомленных во всем лиц, — там в это обеденное время мог быть и великий князь Николай Михайлович… Вздымая снег, автомобиль мчался по набережной. Палеолог не без злорадства подумал: знает ли эту новость его английский коллега? Какое у него было бы лицо, если бы эту новость он узнал от него?..
В яхт-клубе Палеолог не пробыл и часа. Великий князь новость подтвердил, но подробностей еще не знал и он…
Теперь в английское посольство!.. Увы, Бьюкенен новость знал и разговор о ней повел в своей так ненавистной Палеологу поучительной манере…
— Мы обязаны осмыслить, что означает сие для наших с вами интересов, — с места в карьер предложил английский посол.
— Россия вернулась во времена Борджиа… Повторение пира в Имола… — задумчиво отозвался Палеолог, которому хотелось по играть этой новостью…
Бьюкенен удивленно и осудительно посмотрел на коллегу:
— Англию интересуют политические последствия.
— Русское общество будет ликовать… И не только русское, — убежденно ответил Палеолог.
— И царица тоже? И царь? — с сарказмом спросил Бьюкенен. Устремив встревоженный взгляд в пространство, продолжал, чеканя слова — То, что вы поименовали сенсацией номер один, учитывая все обстоятельства, может вызвать опасный взрыв, и мы должны сделать все мыслимое и немыслимое, чтобы предотвратить этот взрыв, который может привести к немедленному выходу России из войны. Вы только представьте на минуту, что сейчас происходит в Царском Селе! — Бьюкенен смотрел на Палеолога с таким выражением лица, будто кричал ему: «Ну возьмитесь же наконец за ум, отбросьте свое французское легкомыслие!»
Палеолог этот крик услышал — выдержан взгляд Быокенеиа, сказал твердо, с достоинством:
— Распутин есть Распутин, а Россия есть Россия, отождествлять эти понятия неосторожно и опасно…
Бьюкенен готов был взорваться, но сказал сухо:
— Давайте каждый подумаем и завтра встретимся…
Так во второй раз за день они расстались, весьма недовольные друг другом.
30 декабря 1916 года Распутин был убит. Вот что записал об этом в своем дневнике Бьюкенен:
«Утром 30 декабря Петроград был взволнован известием о его убийстве. Тремя главными действующими лицами в этой исторической драме были князь Феликс Юсупов, Пуришкевич (быв-*ший реакционер, нападавший на Распутина при открытии сессии Думы) и великий князь Дмитрий Павлович. Роль последнего была чисто пассивной, и его присутствие означало, по-видимому, его одобрение тому, что они все трое считали законной смертной казнью. Распутин, к которому была приставлена специальная полицейская охрана, по-видимому, предчувствовал опасность, и князю Феликсу, приехавшему за ним в своем автомобиле, стоило некоторого труда убедить его приехать к нему на ужин во дворец Юсуповых. Здесь его ждал ужин, напоминающий пиры Борджиа с отравленными пирожками и вином. Распутин отведал и тех и другого, но без всякого вреда для себя. Напрасно прождав действие яда, князь встал и, извинившись, поднялся по винтовой лестнице в комнату в верхнем этаже, где ожидали великий князь, Пуришкевич и доктор. Взяв у великого князя револьвер, он спустился обратно к Распутину, и, когда последний рассматривал старинное хрустальное распятье на одной из стен, он выстрелил в него сзади в левое плечо. Услышав выстрел, трое остальных участников спустились вниз, и доктор констатировал начало предсмертной агонии. Затем они удалились, чтобы сделать приготовление к удалению тела. Но Распутин не был убит. Поднявшись и отбросив князя Феликса, когда последний по возвращении из столовой наклонился над ним, он выбежал через коридор во двор. Здесь его окончательно добил выстрелами Пуришкевич. Тело было отвезено на автомобиле на Крестовский остров и сброшено в Неву через прорубь. Благодаря кровавым пятнам, оставшимся на снегу, оно было найдено на следующее утро. Через несколько дней Распутин был погребен в Царском Селе в присутствии императора и императрицы, митрополита Питирима и Протопопова».
И дальше Бьюкенен записал:
«Убийство Распутина, хотя и вызванное патриотическими мотивами, было фатальной ошибкой. Оно заставило императрицу решиться быть более твердой, чем когда-либо, и оно было опасным примером, так как побудило народ подняться за осуществление своих мыслей на деле. Оно сделало, кроме того, более затруднительным для императора вступить на путь уступок, даже если бы он был к этому расположен, так как в этом случае он дал бы возможность подозревать, что он уступил, опасаясь убийства. По словам Родзянко и других, его величество был на самом деле очень расположен избавиться от Распутина, но я не могу сказать, так ли это».
Мистера Бьюкенена понять трудно… Еще вчера Распутин для него средоточие всех зол и опасностей, и его устранение — благо. А сегодня устранение Распутина — фатальная ошибка. В чем тут дело? Почему такая непоследовательность? Да только потому, что сэр Джордж Бьюкенен, который в своих записках и в выступлениях всегда нескромно заявлял, что он глубоко знает и любит Россию, на самом деле ее не знал и, уж конечно, не любил. Бьюкенен не знал русского народа, его жизни, его страданий и чаяний. И что самое недопустимое для посла — он не имел представления об истинных силах русского общества, принимая за них узкий круг высокопоставленной знати, среди которой он и действовал, повернувшись спиной к России…
С убийством Распутина ничего не изменилось в Петрограде и на многострадальной земле российской. Это только английскому послу могло присниться, что убийство Распутина породило революционные настроения народа. Ничего не могло измениться с этим убийством. Есть Распутин, нет Распутина — уже не играло роли. Судьба России в это время решалась не во дворцах, а в самых глубинах ее народа. Надвигалась революция как смертный приговор царизму.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Министра внутренних дел Протопопова камердинер разбудил в семь часов утра.
— Курьер, ваше превосходительство, — млея от страха, бормотал слуга. — Говорит, очень важно… курьер, ваше превосходительство…
Протопопов, чертыхаясь, вылез из-под пухового одеяла, натянул на себя стеганый атласный халат и, качаясь со сна, вышел из спальни в переднюю. В темноте он долго не мог разглядеть курьера и сначала услышал только его шелестящий голос:
— Велено, ваше превосходительство… в собственные руки. Вернувшись в спальню, он раздернул гардины, но за окном была темная синь зимнего утра. Тогда он прошел в кабинет, зажег весь свет — люстру и большую лампу на столе — и сел к столу. Долго шарил по столу в поисках очков, потом протирал их и наконец прочитал надпись на пакете: «Его превосходительству господину министру в собственные руки». Это было написано рукой начальника департамента полиции Васильева — с чего бы это он сам стал подписывать пакеты?
«Изображает усердие», — машинально и недовольно подумал Протопопов и ножичком из слоновой кости взрезал пакет. В нем была записка на четвертушке бумаги, написанная от руки тем же начальником департамента, без всякого обращения и без подписи:
«Подозрительно исчез Григорий Распутин, ввиду исключительности лиц, связанных с этим и заинтересованных этим, крайне необходимо ваше присутствие в министерстве. Ваш автомобиль отправлен к вам».
