Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание
Пока ничего тревожного замечено вроде бы не было. Но кто поручится, что оба генерала от разведки не спелись, не работают уже воедино и не готовят сообща заговор?..
Врангель вернулся в каюту и только сел за стол, раздался смелый и даже слишком требовательный стук в дверь. Появился Климович. Генерал был в визитке и белом жилете с массивной золотой часовой цепью по животу. Шляпу-канотье он держал в левой руке, сафьяновую папку прижимал локтем («Эти сафьяновые папки у всех — бич русской армии, — мелькнула мысль. — Хоть специальным приказом запрещай»). Штатское платье придавало Климовичу легкомысленный вид и делало его похожим на среднего ранга конторщика или банковского чиновника («На пользу, видно, пошла служба в банке у большевичков», — неприязненно подумал Врангель).
Главнокомандующий улыбнулся и сделал приглашающий жест. Климович кивнул, но остался стоять. Умное, но ничем не примечательное, ординарное лицо его оставалось сосредоточенным и замкнутым.
— Доклад целиком написан, — он протянул Врангелю папку, и тот машинально принял ее, но положил на стол, не раскрывая, и настороженно-вопросительно посмотрел на Климовича. — Я позволил себе, — продолжил контрразведчик бесстрастно, — изложить дело с полной откровенностью.
— Хорошо, — кивнул Врангель, и в выпуклых глазах его мелькнуло на миг понимание и презрение. — Я ознакомлюсь. Сегодня же. Однако, полагаю, некоторые основные положения... суммарно... выводы. Откровенная беседа с глазу на глаз. Вы ведь тут давно, больше нашего, и, полагаю, окончательно освоились в Константинополе, разобрались, где наши друзья и где враги? Есть ли реальная опасность — откуда она? Какими способами и методами вы полагаете бороться за русскую армию и спокойствие верховного командования? Садитесь же!
Опытный физиономист и психолог, Климович сразу же почуял изменение отношения к нему Врангеля и терялся в догадках. Доклад был им написан на случай, лишь как подспорье при устном сообщении. Но Врангель после Крыма тяготился его обществом, что-то его явно раздражало, чего-то он боялся даже. Наверняка некто начал «работать» против Климовича. Но кто? Неужели этот остзейский хлыщ, этот жираф Перлоф? И с какой целью?.. Мысли, которые уже не раз возникали при последних встречах с главнокомандующим, вновь пронеслись в голове Климовича, не вызвав, впрочем, ни малейшего отражения на его лице, на котором он старательно удерживал подобие мудрой и смиренной улыбки. Начальник контрразведки армии заговорил, четко произнося слова и фразы, небольшими, но выразительными паузами отделяя одну мысль от другой. Свой обзор Климович начал с левых либеральных группировок, обосновавшихся здесь и в европейских центрах, не имеющих, однако, общей платформы и раздираемых междоусобицами.
Климович все же явно занижал возможности господ Милюковых, и Врангель, почувствовав это, сразу насторожился, отметив, что именно те, кого тот презрительно называл Милюковыми и родзянками, очень сильны влиянием на союзников, европейскую прессу и на тех, кто располагает достаточными русскими капиталами за границей. «Неужели Климович стал их человеком?» — подумал Врангель с некоторой долей облегчения, ибо это не казалось ему самым страшным предательством: милюковы и родзянки были неспособны к действиям, их всегда отличало словоблудие...
Сообщение Климовича о монархистах было еще более кратким: в их рядах по-прежнему нет единения, группы различного направления разрознены, посему весьма малочисленны и о захвате армии не помышляют: нет в их лидерах сколько-нибудь заметной фигуры, могущей занять место вождя и претендовать в будущем на императорский престол.
Данные контрразведки, полученные из лагерей, где условия существования войск в первые дни были ужасны, пока что не внушали беспокойства, — до поры до времени, конечно. Все генералы в большей или меньшей степени угнетены поражением и эвакуацией, думают лишь об укреплении дисциплины и сохранении армии. При некоторой стабилизации положения усилятся, естественно, самостийные настроения среди казачества. Необходимы превентивные меры. Кутепов, как всегда, глух к политике, к делам, не относящимся к армии, высказывается за полную поддержку командования, однако в одном весьма малочисленном по составу и конфиденциальном разговоре он позволил себе высказать мнение, осуждающее приказы главкома, который-де показал свою слабость союзникам и согласился на рассредоточение русских воинских контингентов.
Озадачивал Климовича лишь генерал Слащев-Крымский, оказавшийся не у дел, ведущий непонятный образ жизни и уже позволяющим себе встречи с сомнительными личностями — не то тайными кемалистами, не то явными большевистскими агентами. Заговорщическая деятельность «генерала Яши», направленная против главнокомандующего («Пугает — зачем?»), прикрывается его шумными заявлениями повсюду — порой в местах немыслимых для подобной цели, — об отходе от всякой общественной деятельности и стремлении заняться частным предпринимательством, организацией фермы по разведению скота, овощей или фруктов. Вероятней всего, именно Слащев и затевает заговор. Однако, ввиду отсутствия средств в его распоряжении и реальных сил, на которые он смог бы опереться, предприятие это заранее обречено на провал. Надо дать заговору созреть и проявиться, тогда и предпринимать какие-либо контрмеры. Наружное наблюдение за Слащевым пока не ведется, но один из нижних чинов, находящийся в услужении генерала и заагентуренный Климовичем, «освещает» деятельность своего хозяина достаточно обстоятельно — («Климович знает больше, чем говорит, — почувствовал Врангель. — От этого ненормального Слащева можно ждать всего, что угодно. Может и убийцу послать, может сам напроситься на аудиенцию, прийти и выстрелить в упор»).
Ощутив неприятный холодок на затылке и на шее, Врангель, однако, вида не подал. Заметив, что Слащев-Крымский должен оставаться под самой пристальной опекой контрразведки, он попросил собеседника перейти к основному разделу доклада о действиях в Константинополе большевистской агентуры, представляющей и наибольшую опасность для главного командования.
Климович сделал было попытку встать, но Врангель, глядя на него светлыми, выпуклыми и немигающими глазами, строгим жестом руки остановил его.
И все же Климович встал, вытянулся по уставной стойке «смирно», начал говорить почему-то с пафосом:
— Вашему высокопревосходительству угодно было послать меня в Константинополь с особой миссией. Ныне, взявши на себя смелость доложить подлинную картину, имею в виду единственно крепость нашего общего дела и личную безопасность вашего превосходительства, ибо именно красные агенты, весьма изощренные в вопросах конспирации еще с дореволюционной поры, обладают реальной и хорошо организованной силой.
Старательно скрывая беспокойство и озабоченность, родившиеся раньше, но получившие точное подтверждение сегодня, Климович начал бесстрастно излагать разведданные, касающиеся большевистской агентуры в Константинополе.
— Что же вы предлагаете, Евгений Константинович? Что подсказывает вам ваш огромный опыт?
— Взяв на себя смелость столь долго задерживать внимание вашего высокопревосходительства, позволяю себе отметить: наша цель может быть достигнута лишь с помощью строгой и централизованной разведывательной организации.
— Не понял, — с полной наивностью перебил его Врангель. — О чем вы?
— Я имею в виду группу генерала фон Перлофа.
— Это сугубо военная разведка, подчиненная штабу, — отрезал Врангель и добавил строго и безапелляционно: — У нее особые цели.
— Я никогда не дерзнул бы полемизировать... Однако объединение наших сил... Интересы, — Климович упорно продолжал свою игру.
— Оставим, генерал. Говорите о своем деле.
«Вот он, мой первый противник, — подумал Климович с долей удовлетворения от своей прозорливости, которую невольно подтвердил только что сам Врангель. — Что ж, потягаемся, фон Перлоф! Не так страшен черт, как его малюют. Главное — знать, кто черт».
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство... — Климович вновь изобразил полное смирение. — Полагаю настало время приступить к некоторой реорганизации контрразведывательных органов. — Получив отказ в нейтрализации деятельности врангелевских преторианцев, Климович не показал, что обижен, и заговорил прежним бесстрастным, профессорским тоном: — Полагаю, необходимо организовать в нашей контрразведывательной комиссии следующие...
«Слово-то какое нашел: «комиссия», — не без удовольствия подумал Врангель, наслаждаясь видимой ему обидой подчиненного. — От растерянности он, что ли. Называл бы лучше по-прежнему «охранка»...»
— ... следующие отделы: административный, оперативный, разведывательный и агитационный. Благоволите выслушать пояснения, ваше превосходительство. Административный отдел призван руководить работой в целом и кадрами, создавать инструкции, добывать средства и поддерживать связи с другими отделами штаба командования. Оперативный — следить за использованием инструкций, организовывать разведцентры, готовить почву в местах нашей деятельности, где это окажется необходимым. Разведотдел, как и прежде, получает сведения от агентов касательно настроения умов и положения дел во вражеском лагере. Все сведения подвергаются самой строгой систематизации, дабы служить достаточным материалом для выработки планов нашей деятельности.
