Разрушенный - Лорен Ашер
Черт. Я не продумал вопрос о контракте Елены. Как я мог, когда боролся со своими собственными новостями.
Блядь. Ебаное дерьмо. Вот почему я слишком тщательно анализирую решения. Иррациональные решения, как то, которое я принял, приводят к такому дерьму, как это. Я игнорирую беспокойство, закрадывающееся в мой мозг, потому что у меня сейчас нет возможности психовать. Елене нужна моя помощь, хочет она этого или нет. Это самое малое, что я могу сделать.
Я спешу в кабинет Коннора и врываюсь без стука.
— Это был лишь вопрос времени, когда я увижу тебя снова. Вернулся, чтобы снова поругаться? Удивительно, что утренняя лекция не была для тебя достаточно болезненной.
Поверьте мне, его лекция была наименее болезненной за всю мою неделю.
— Я здесь не ради себя. Мне нужно поговорить с тобой о Елене.
Коннор покачал головой.
— Почему тебя это волнует? Это ты не хотел, чтобы она была рядом.
Я сажусь на пустой стул напротив его стола.
— Я не хочу, чтобы она была рядом, но это не значит, что я считаю, что ей не нужно платить за весь вред, который я причинил. Я оплачу оставшуюся часть контракта Елены, так что не задерживай ее зарплату из-за моей ошибки. Считайте, что это плата за вредность.
— Я должен сказать «нет», чтобы ты усвоил урок и жил с последствиями своих действий.
Моя надежда прыгает с парашютом.
— Наказывай меня как хочешь. Мне плевать, лишь бы она получила деньги, которые всегда планировала получить. — Мой голос намекает на отчаяние, которое я чувствую.
Коннор садится обратно в кресло и смотрит на меня.
— Скажи мне, почему ты это сделала, и я посмотрю, смогу ли я выполнить твое требование.
— Нет.
— Ты не в том положении, чтобы торговаться. Если ты не поделишься, то это не моя проблема, что с ней случится. — Он пожимает плечами, отстраняя меня.
Я тщательно взвешиваю свое решение. Несколько глубоких вдохов не помогают облегчить тяжесть в моем желудке.
— Я не планировал разрушать ее шанс на работу и ее зарплату.
— И все же вы это сделали. — Он постукивает ручкой по столу.
Один глубокий вдох. Два глубоких вдоха. Три — к черту это дерьмо.
— Я прошёл генетический тест.
На лице Коннора гнев сменяется на сострадание.
— Блядь.
— Я не получил результатов, на которые рассчитывал. — Я отворачиваюсь от взгляда Коннора, боясь увидеть его жалость. Принятие чужого сочувствия похоже на признание своей болезни, а я к этому не готов.
— Черт, мне жаль, Джакс, хотя моих извинений тебе никогда не будет достаточно. Чем я могу помочь?
Я сглатываю, борясь с мыслями, угрожающими поглотить меня. Я избегал говорить об этом со всеми, включая родителей, потому что отрицание кажется более безопасным, чем принятие мрачного исхода моей жизни.
Первая мысль, которая пришла мне в голову вчера, была о том, как мне нужно оттолкнуть Елену. Не по своим эгоистичным причинам, а потому что я не мог быть достаточно эгоистичным. И давайте посмотрим правде в глаза — многие решения в моей жизни были сосредоточены вокруг себя. Но закончить отношения с Еленой? Это было на сто процентов самое сложное, что я сделал для себя.
— Я хочу, чтобы все было нормально. Мне не нужно, чтобы кто-то еще знал до окончания сезона. Если я вообще решусь что-то сказать.
— Но хорошо ли это давление для вас? Я не хочу, чтобы Ф1 подвергала тебя еще большему стрессу.
— Это все, что у меня есть. Я пережил всю свою жизнь за рулем так что, думаю, я справлюсь до конца сезона.
Коннор кивает головой.
— Я помогу Елене. Не волнуйся об этом.
— Только не говори ей, что это из-за меня, пожалуйста.
— Ты действительно отпускаешь ее?
Я смотрю в сторону.
— Она никогда не была моей. Жизнь со мной была бы похожа на жизнь в позолоченной клетке — красивая на вид, но все же клетка.
Я никогда не испытывал такой боли, но разбитое сердце Елены. Узнать о своем диагнозе и разрушить все шансы на будущее с человеком, которого я люблю, — все это за двадцать четыре часа истощило меня. Я боролся со всеми силами, чтобы не позвонить ей и не умолять о шансе. Не бороться за нее и за нас, потому что я не могу представить, что ее не будет рядом.
Чтобы войти в нашу спальню после утренней ссоры, требуется неимоверное количество сил.
В мою спальню.
Я принимаю душ, чтобы было чем заняться. Что-то в мусорном ведре привлекает мое внимание, когда я собираюсь выйти из ванной. Я хватаю мусорное ведро и опрокидываю его вверх дном. Все ночники, которые я купил Елене, падают в раковину. Тупая боль в груди превращается в полноценную рану, когда я нахожу ее маленькие фиолетовые записки, которые она, должно быть, вытащила из моей бутылочки с таблетками.
Я борюсь между желанием разбить кулаком зеркало и схватить мини-бутылку алкоголя из холодильника, чтобы утопить свои эмоции. Борясь с желанием, я голосую против этих двух вариантов, надеясь, что смогу контролировать себя настолько, чтобы преодолеть этот тяжелый период.
Я беру записки из раковины. Вместо того чтобы вернуть их в корзину, я кладу их в свою ручную сумку. У меня трясутся руки, когда я бросаю каждый ночник обратно в корзину, потому что они мне не пригодятся.
Я лежу в темноте, пытаясь заснуть в первый раз без Елены. Чтобы избежать искушения позвать ее, я иду в ванную, чтобы выпить воды. Корзина, наполненная ночниками, снова дразнит меня. Из прихоти я беру одну и включаю его в розетку на стороне кровати Елены.
Я смотрю на машину Ф1 и надеюсь, что однажды она найдет в своем сердце силы полюбить кого-то другого. Причинить ей боль сейчас, а не потом, кажется лучшим вариантом, но рассуждения о причинах моих действий не облегчают боль в моей груди.
Я не могу представить, как она будет возить меня в инвалидном кресле или откажется от своего выбора иметь собственного ребенка. Ее жизнь была
