Мир, в котором есть мы - ElliAnni
- К сожалению, я не могу судить человека только по характеру. Да, и я не помню Польшу... Так что драться с ним будете только вы. - Сдержанно ответила русоволосая.
- Ох... Точно. Прости меня, Рос. Я думала... Точнее надеялась, что ты будешь его помнить. - Виновато произнесла армянка. - Может... Сменим тогда тему? Например, на кулинарию.
- Или детство! - поддержала идею белоруска. - Рос, ты помнишь, как мы катались на санках? А как все вместе нарезали клеенок и бежали играть на склоне возле озера? Мы еще хотели на коньках кататься, но СССР запретил даже близко подходить ко льду.
- Ой, он постоянно портил веселье. Туда нельзя, это запрещено. - Заворчала брюнетка. - Поэтому он и остался до конца своих дней один. В последние годы жизни он слишком контролировал нас. Словно думал, что мы его собачки. Ага, как же!
- Будет тебе, сестра. Союз был просто ворчливым стариком. Тем более все в прошлом, и командовать никто не будет. Он же мертв, а о покойниках говорят хорошо или ничего.
- Хорошо, что мы избавились от его вещей. А то он так хотел, чтобы у нас осталась хотя бы его фотография. - Усмехнулась Армения. - Еще чего... Не хочу даже малейшего напоминания о нем. Старый дурак.
Россиянка готова была взорваться от подобных слов ее якобы сестер. Лицо залила краска, руки сжаты в кулаки, а зрачки опасно сузились. Ничего не меняется даже в этом мире. Почему его так ненавидят даже собственные дети?! Союз всегда заботился о них, что в ее мире, что здесь. Да, размытые воспоминания складывали картинку родителя, который боялся за своих детей, переживал об их здоровье, желал поступить как лучше. И никто не оценил его старания, даже сама русская.
- А вы не думали, что он боялся как бы мы не потопились в этом озере или не сломали наши шеи? - прошипела россиянка. - Мы были детьми, глупыми и наивными. Если бы кто-то провалился под лёд, мы бы не успели ни спасти одного из нас, ни дозваться до отца. Думаете только о том, как вам плохо и как вас ущемляют, а об отце никто не подумал.
- Ты назвала его отцом? - удивилась Беларусь. - Но... Ты же сама его люто ненавидела.
- Не верю.
- Но это так. - Поддержала сестру армянка. - Ты одна из первых разорвала с ним все связи.
- Нет, нет, нет. Этого не могло быть. - Отрицала все Россия. - Вы врете. Наговариваете. Я не могла ненавидеть отца.
- Но это так... - тихо произнесла Армения, но тут же замолчала, вспоминая условия посещения. - Ох... Но, может и нет. Это было давно... Я точно не помню.
Однако ее успокаивающие слова не приносили облегчения русоволосой. Обхватив руками голову, она старалась принять всю сказанную информацию, но чувство любви к ее родителю не позволяло здраво мыслить. Такого просто не могло быть! СССР был прекрасным человеком, она не могла его ненавидеть. Но как болезненно впивались в ее голову новые воспоминания. Казалось мозги сейчас взорвутся от невыносимой боли, а картинки прошлого мелькали перед ее глазами одна за другой. Девочки были правы, эта Россия действительно оставила старика одного в холодном доме, пока тот не испустил свой последний вздох. Она до последнего игнорировала просьбы навестить его, и появилась лишь тогда, когда вокруг веяло печалью и трауром, а гроб был закопан глубоко под землей. Чувство сожаления - единственное, что осталось после его смерти. Все же эта русская жалела о тех днях, когда не увидела Союза из-за своей глупости. Старик умер несчастным, а она поздно осознала насколько он был ей дорог. Не зря говорят, осознать ценность человека можно лишь после его смерти. Какая же эта россиянка идиотка...
- Рос? Ты как? - Обеспокоенно схватила белоруска сестру за плечо. - У тебя нездоровый цвет лица.
- Я виновата... Мне не стоило говорить столько о СССР. - Чуть не плакала Армения, вскочив со стула. - Я... Я сейчас позову врача.
- Хватит устраивать тут панику. - Раздраженно ответила русоволосая, ощущая, как боль постепенно отступает.
Но, к сожалению, в ее сердце зародилось нечто печальное и прожорливое. Это чувство все сильнее накрывало ее, не позволяло успокоиться, подталкивая девушку к слезам. Странно, а в ее мире она не могла и каплю выдавить даже в самый печальный и трагичный момент. Здесь она... Чужая. Словно не на своем месте. И от осознания этого становилось лишь хуже.
- Мы просто беспокоимся за тебя... Может, все же позвать врача? - коснулась ее руки Беларусь.
- Не надо никого звать. Прекращайте общаться со мной, словно мне пять лет. - Рыкнула та, отстранившись от сестры. - Уйдите. Я хочу побыть одна.
- Ты уверена? - посмотрела на старшую армянка, однако взгляд васильковых глаз заставил ее попятиться к выходу.
- Да, черт возьми. - Вспылила Россия. - Мне надо отдохнуть. Никого не зовите. Возвращайтесь домой. Я устала от всех этих бесед.
***
От приторности весеннего города уже подташнивало, а огромные грязные лужи и кучки снега с мусором стали для нее чем-то желанным. Москва совершенно не похожа на ту, в которой русская прожила несколько десятков лет. Все переливается всеми цветами радуги, улицы чистые и аккуратные, ни намека на трещину или яму на асфальте, нет ни одного бездомного, казалось, даже голуби ходят в уличные биотуалеты. Настоящая утопия, рай для жителей города. Но вся эта красота лишь нагоняла тоску на россиянку. Ее дом, люди и улицы были совершенно другими. Более живыми, более грубыми, более деловыми, не похожими на мир куклы Барби.
Она бы с удовольствием услышала, как пешеход орет благим матом на водителя, окатившим его водой из лужи. Русоволосая наслаждалась бы спорами старушек с авоськами, называющих каждую девушку "проституткой". Этот мир без проблем, но он давил на нее. Прогулка не приносила пользы, лишь усугубляла ее ситуацию. Эти пейзажи заставляют ее скучать по дому, вынуждают вспомнить прошлую жизнь. Да, она была серой, трагичной и невыносимой, но даже самые незаметные мелочи добавляли яркие краски в эту тусклость. Здесь же все слишком приторно, ярко,
