Послеполуденная Изабель - Дуглас Кеннеди
– А тебе, Сэмюэль, пора перестать думать, что в свои пятьдесят ты можешь мотаться по городу, как двадцатилетний парень, не обремененный заботами и ответственностью.
На что я подумал: как бы не так.
Итана зачислили в один из лучших университетов штата Нью-Йорк – Стоуни-Брук на Лонг-Айленде, где была отличная поддержка для студентов с нарушениями слуха. Когда он подавал документы в колледжи, я сразу сказал ему, что, если он хочет поступать в Нью-Йоркский университет, это очень удобно – мы живем по соседству. Но он решил для себя, что настал момент уехать из дома. И выбор пал на Стоуни-Брук. Так что в последнюю субботу августа я взял напрокат машину и отвез его на кампус, находившийся в двух часах езды от нашего дома. Я познакомился с Фрэнком, его соседом по общежитию – еще одним городским парнем из Бруклина. Он держался с апломбом, но совершенно спокойно относился к тому, что у него глухой сосед по комнате, и с радостью взялся помочь моему сыну освоиться в эти пугающие первые дни студенческой жизни. После того, как я распаковал вещи Итана, помог ему обустроить свой уголок в комнате и высидел утомительный торжественный обед для новоиспеченных студентов и их семей, наступил мучительный момент прощания с сыном. Итан заметил, как я опечален тем, что отпускаю его в свободное плавание, позволяя ему самому заботиться о себе в этот непростой период между подростковым возрастом и взрослой жизнью.
– Со мной все будет в порядке, – жестами показал он мне. – Потому что ты научил меня, как быть в порядке.
– Ты меня тоже научил этому.
– Ты собираешься пригласить маму на ужин?
Ребекка тоже появилась в тот день, приехав на машине из Олбани, где жила теперь со своим новым мужем Фредом – старшим государственным служащим в Департаменте исправительных учреждений штата Нью-Йорк, с кем познакомилась в обществе анонимных алкоголиков. Сама она вернулась в юриспруденцию и работала государственным защитником в службе правовой помощи. Я не имел удовольствия познакомиться с Фредом. Но Итан встречался с ним и назвал его «немного старым и сухим, но мама, кажется, счастлива. И он такой же упертый католик, как и она… так что их союз вроде как работает».
Я не стал цитировать этот комментарий Ребекке, когда мы устроились в закусочной с меню из морепродуктов неподалеку от кампуса. Это была наша первая совместная трапеза за долгие годы. Мы оба держались очень настороженно. Я видел, как сжались ее губы, когда я попросил бокал «Совиньон Блан» к дюжине заказанных устриц, и чувствовал, что, как и многим исправившимся алкоголикам, ей так хотелось сделать хотя бы глоток. Я старался сохранять невозмутимое выражение лица, пока она возносила молитву, прежде чем приступить к еде. Мы поговорили в основном об Итане и о том, какой впечатляющий скачок он совершил, и что мы оба (как отметил я) сыграли ключевую роль в том, чтобы привести его к этому знаменательному этапу его жизни – когда он начинал учебу в обычном колледже и делал это с минимумом посторонней помощи.
– Ты проделал огромную организационную работу, – сказала Ребекка. – Находил репетиторов, исследовал все образовательные и медицинские возможности, чтобы помочь ему…
– И ты растила его…
– Потому что ты сбежал от меня и моего пьянства… И кто может винить тебя?
– Все в прошлом. У тебя сейчас все хорошо?
– То есть не срываюсь ли я?
– То есть ты счастлива?
– Что понимать под «счастьем»?
– Хороший вопрос.
– Теперь у меня разумная жизнь. Фред замечательный человек. Олбани на самом деле интересный город. У нас есть абонемент в оркестр, в местный областной театр. Мы любим ходить в походы. В моей работе есть свои прелести… о боже, это звучит так банально. Но… честно… жизнь прекрасна. Не та, где я видела себя, когда покидала Колумбийский университет более четверти века назад, но вполне достойная. И все-таки я до сих пор часто задаюсь вопросом: если бы менингит не лишил нашего сына слуха…
– Не надо об этом, прошу тебя, – сказал я. – То, что случилось, – случилось. Мы с этим справились…
– Или, в моем случае, не совсем.
– Ты прекрасно с этим справилась.
– Прекрати быть великодушным.
– Прекрати казнить себя.
– Глухота разлучила нас.
– Просто подтолкнула, – сказал я. – Однако…
– Я всегда знала, что твое сердце где-то в другом месте.
Пауза. Я глотнул вина.
– Я ни на мгновение не пожалел о том, что был с тобой. Я любил тебя.
– Но она была той, с кем ты хотел быть… и не мог.
– Все в прошлом.
– Так ли это? Правда? Ты был с ней все эти годы в Париже. А теперь?
– Теперь она с мужем, которого никогда не бросала, и хрупкой, травмированной дочерью, которая зависит от нее.
– Значит, вы поддерживаете связь?
– Не совсем.
– И ты все время оплакиваешь ее отсутствие?
Я отрицательно покачал головой. Ребекка улыбнулась. Но не сардонически. Скорее сопереживая.
– Все в порядке, Сэм. Она всегда была рядом. С того момента, как я обнаружила, что влюбляюсь в тебя, я знала, что ты терзаешься в противоречиях, но все равно пошла за тобой – и получила тебя. Точно так же, как знаю, что был момент, когда ты мог сбежать к ней. Но ты выбрал меня. Что, оглядываясь назад, могло быть ошибкой. И вот мы здесь, спустя все эти годы хаоса, а она все равно рядом. Повезло тебе. Твоей великой страсти, твоей великой истории. Особенно потому, что у вас обоих была другая жизнь в другом месте. Мы хотим того, чего не можем иметь. А имеем то, чего, как вскоре обнаруживаем, нам, может, и не хочется. Так оно и бывает. Любовь. Вечная погоня. Сладкая боль. Великая непрекращающаяся мечта. Ты все еще мечтаешь о любви, не так ли?
Еще глоток вина.
– Конечно.
– Есть какие-нибудь перспективы на горизонте?
Я лишь пожал плечами.
– Значит, есть кто-то, кто привлекает твое внимание?
– Откуда ты это знаешь?
– Потому что ты был моим мужем. И потому что, в отличие от меня, ты все еще романтик.
Я улыбнулся.
– Виновен по всем пунктам.
– Да ладно, ты можешь рассказать мне о ней.
– Пока нет, – ответил я.
Были причины, по которым я все еще относил Лорри Уильямс к категории «пока нет». Мы познакомились, когда стояли в очереди на вход в The Vanguard. Она была с двумя подругами. Я был один. Она заметила,
