Белые лилии - Саманта Кристи
Включается музыка, и я выхожу на сцену с Гэвином, Мейсоном, отцом Скайлар и Крисом – менеджером ресторана «У Митчелла» в Мейпл-Крик. На всех пятерых длинные блондинистые парики, а под одеждой мы пристегнули фальшивые беременные животы. Мы поем и танцуем под собственную версию песни Бритни Спирс Baby One More Time.
Ресторан наполняется смехом, гости достают телефоны и снимают видео, которое – я уверен – появится в интернете еще до окончания праздника. Каждый раз, когда мы поем строчку hit me baby one more time[14], мы поворачиваемся друг к другу и стучимся своими фальшивыми животами, как футболисты, ликующие от забитого гола.
Когда я бросаю взгляд на Скайлар, она утирает слезы, согнувшись пополам от смеха – насколько ей это позволяет ее настоящий живот, – и я осознаю, что я хочу видеть ее такой каждый день до конца своей жизни. Я хочу заставлять Скайлар смеяться. Видеть ее такой счастливой, что она едва может держать себя в руках.
Когда песня заканчивается, мы спускаемся со сцены и снимаем с себя парики и «животы». Гости аплодируют и смеются, потом все возвращаются к еде и разговорам. Некоторые подходят к нам, прося примерить «беременные животики». Я в волнении оглядываю зал. Одно дело – выйти на сцену и выставить себя полным дураком в компании еще четырех парней. Совсем другое дело – выйти туда одному, особенно когда на кону стоит так много.
Я вытираю вспотевшие ладони о джинсы. Потом делаю несколько глубоких вдохов и надеюсь, что не потеряю сознание от волнения. Я никогда не делал ничего подобного. Я даже не пою в душе, боясь оскорбить своим пением само существование музыки. Я едва могу подпеть «С днем рождения», не то что спеть что-нибудь, хотя бы отдаленно похожее на Джейсона Мраза[15].
Тем не менее я выбрал именно его песню. Песню с отсылками к судьбе и, представьте себе, к небесам[16].
– Готов, Грифф? – спрашивает меня Мейсон, выдергивая меня из волнительного забытья.
Я неуверенно киваю.
Кто-то похлопывает меня по спине, я оборачиваюсь и вижу, что это отец Скайлар.
– У тебя все получится, сынок.
Я преодолеваю три ступеньки, ведущие на сцену, и стучу по микрофону, чтобы убедиться, что он включен. Дженна – она управляет караоке – поднимает вверх большой палец и нажимает на кнопку, запуская фонограмму. Я закрываю глаза и широко расставляю ноги, чтобы они не подгибались под моим весом, и пою первые такты песни под названием «Я твой».
В ресторане воцаряется полная тишина, не считая музыки и звука моего дрожащего неподготовленного голоса. Даже официанты останавливаются. Все взгляды направлены на меня, а я выставляю себя полным идиотом во имя любви и чертовых широких жестов.
Но после первого куплета все остальное размывается перед моими глазами, и я вижу только ее. Скайлар закрывает рот рукой, а я изливаю ей душу словами песни, которая говорит ей все, чего я не смог сказать. Когда я пою строчку про то, что это наша судьба, у меня дрожит голос, а у нее по щекам текут слезы. Кажется, на протяжении всей песни ни один из нас не моргает.
Я держу левую руку в кармане, нервно теребя пальцами маленькую коробочку, и допеваю последние строчки. Когда музыка заканчивается, в зале так тихо, что слышно, как муха пролетит. Все ждут, что я сделаю дальше. Что она сделает дальше.
Я откашливаюсь, вспоминая, что я должен ей сказать.
– Скайлар, одна мудрая женщина однажды сказала мне, что для того чтобы привлечь внимание девушки, надо все ей объяснить на пальцах. Ну вот я и объясняю в надежде, что ты выслушаешь, что я хочу сказать, и дашь мне шанс.
Я провожу рукой по волосам. Рукой, которая не приклеена к коробочке у меня в кармане. Скайлар кивает, и я продолжаю:
– Тем вечером, когда я вернулся и ты спросила, чего я хочу, у меня не было возможности тебе ответить. – Свободной рукой я обвожу зал. – Я хочу вот этого. Наших друзей, твою семью. Нашего ребенка. Тебя. Я хочу все это.
Дверь в ресторан открывается, и входит Мистер Еда, от чего мой и так уже ускорившийся пульс просто зашкаливает. Какого черта он сюда явился? И почему он выбрал именно эту чертову минуту, чтобы прийти?! Он внимательно смотрит на меня на сцене, потом встает в заднем ряду. Но Скайлар уже проследила за моим взглядом и увидела, что привлекло мое внимание. Я подумываю о том, чтобы спуститься со сцены и все отложить. Я не думал, что мне придется это делать на глазах у парня, с которым она встречается. Может, я недостаточно хорошо все продумал? Может, лучше сделать это наедине?
Ее полные сочувствия глаза снова направлены на меня. Она прикасается пальцами к медальону и улыбается. Клянусь, это точно такая же улыбка, какая у нее была на фотографии, которую я сделал на пикнике. Когда она лежала на траве, глядя в небо и гладя рукой живот. Эта улыбка придает мне смелости сделать то, что я решил сделать. Я выбрасываю все остальное из головы и сосредотачиваюсь только на ней.
– Ты сказала, что я не понимаю. Наверное, я действительно не понимал. Но теперь я понял. Ты слушала песню? – Я указываю пальцем на нас. – Ты и я. Это наша судьба. Нам суждено быть вместе. Нам всегда суждено было стать папой и мамой Горошинки. Эрин знала это с самого начала. Поэтому она и свела нас вместе. Поэтому она бросила семена. Но все остальное мы должны были сделать сами.
Держась за стойку микрофона, я собираюсь с духом и делаю глубокий вдох.
– Я люблю тебя, Скайлар Митчелл. И не потому, что кто-то мне велел тебя любить. Я люблю тебя, потому что, когда ты входишь в комнату, я перестаю дышать. Мне в буквальном смысле приходится напоминать своим легким, что надо сделать вдох, а сердцу – что надо продолжать биться, потому что, когда я тебя вижу, все в моем мире замирает. Я люблю тебя, потому что я просыпаюсь каждый день и думаю о том, что не хочу жить в мире, в котором нет тебя. Я люблю тебя, потому что был не уверен, что смогу опять кого-то полюбить. Я люблю твои прекрасные зеленые глаза и твои волосы неопределенного цвета. Я люблю то, как
