Финиш - Кейт Стюарт
– Что-то задумала, mon trésor?
– Трахни меня, – говорит она охрипшим от желания голосом. Провожу пальцами по ее шелковистым волосам и не могу сдержать ухмылку.
– Собираешь дивиденды?
– Именно, и у меня нет настроения на разговоры, Кинг.
Хохотнув, прижимаю ее к груди и целую в жадные губы. Когда наши языки сплетаются, у меня из горла вырывается рык.
Наши поцелуи всегда были идеальны, какие бы чувства за ними ни таились. Сесилия целует меня ровно так, как я того и хочу, и не нужны для этого подсказки или приглашения. Мы досконально изучили тела друг друга, и последние два дня, пока заново их познавали, находились в гребаном раю. Усадив Сесилию на себя, я вожу руками по ее крыльям, а она трется о мой член, а потом медленно опускается на него.
В венах стучит от всепоглощающего желания, но я передаю контроль Сесилии, которая скачет на мне в таком идеальном ритме, что стоит мне приподнять бедра, и я буду вознагражден самым лучшим способом.
– Тобиас. – Сесилия облизывает губы, кладет руки мне на грудь и ускоряет темп. Когда она запрокидывает голову, длинные волосы щекочут меня. Вид передо мной открывается невообразимый. Схватившись за ее бедра, погружаюсь в узкое влажное лоно и уже ни секунды более терпеть не могу.
Перевернув ее на спину, замечаю довольный огонек в ее глазах оттого, что она одержала надо мной верх, а потом закидываю ее ногу себе на талию.
Но она всегда одерживала надо мной верх.
Жизнь, какой я ее знал, кончилась в ту же секунду, как я увидел Сесилию. Я полностью изменился, когда сменил ненависть на любовь. Мне было бы намного проще ее ненавидеть. И когда-то я испытывал это чувство, а иногда и сейчас от того, какой властью она обладает надо мной. Но мою жизнь изменило смирение, оно сделало меня другим человеком, развеяло мои страхи и наполнило сердце любовью.
Любовь к Сесилии уничтожила меня, ранила так, что в голове не укладывается.
Любовь к ней изменила мое представление о том, что по-настоящему важно, об опасности, о моей личной правде и, как бы там ни было, помогла стать тем, кем являюсь сейчас.
И точка.
Я начинаю медленно погружаться в нее, ее стоны меня распаляют, губы чтят, в ее глазах нет страха, а в груди, которую покрываю поцелуями, гулко стучит сердце.
Между нами больше не остается ни малейших преград. Я не чувствую отстраненности – только полную благодарность. Благодарность за свою погибель, за сердце, что гулко бьется подо мной, за то, что дышать легче; напряжение развеялось и высвобождает меня из ловушки собственного разума. Прижимаясь к Сесилии грудью, вхожу в нее, а она стонет мое имя, потянув за волосы и не сводя с меня взгляда. Мое сердце бьется в унисон с ее и больше не умоляет снова его принять. Дверь и без того уже открыта. Когда она снова кричит мое имя, я кончаю в нее и чувствую, как оказался наконец там, куда больше не рассчитывал попасть, – дома.
Глава 30
Тобиас
Бо скулит, лежа у моих ног, и в лицо ударяет порыв ледяного воздуха. Похлопав рукой по матрацу, не нахожу Сесилию, а по комнате гуляет холодный ветер, отчего я резко просыпаюсь. Открыв глаза и увидев, что окно в спальне открыто, резво сажусь и ставлю ноги на холодный паркет, потянувшись за «глоком». А в следующую секунду в меня что-то летит, чувствую оставшееся на подбородке жжение и понимаю, в чем дело.
Снег.
На меня накатывает облегчение, и я кладу пистолет обратно в ящик, но потом прищуриваюсь, когда за наружным карнизом мелькает рука в варежке. Спустя мгновение в окно влетает еще один снежок и ударяется о мою грудь, а следом за этой провокацией раздается заливистый смех моего сокровища.
– Ты до чертиков меня напугала, спасибо огромное. Ну я тебе задам!
– Извини, – слышу ее ответ.
– Извинений недостаточно.
Смотрю на Бо, который начинает слизывать снег с пола.
– Никакой от тебя пользы, – ругаюсь я, – иди и съешь ее!
По комнате разносится смех Сесилии, подхожу к окну, увидев за рамой сияющие глубокие голубые глаза. Она улыбается, я отвечаю ей тем же, а потом захлопываю окно прямо у нее перед носом, перебив ее протестующее «хей», и возвращаюсь в постель.
Жду.
Вскоре в доме слышу скрип задней двери и тихий топот ее обутых в сапоги ног. Бо бежит к Сесилии, которая в полном боевом настрое появляется в дверях спальни.
– Извини, – искренне говорит она. – Я не подумала.
– А должна бы, – выговариваю я ей, – всегда. Ты сама знаешь, и на сегодня я тебя прощаю, но, честно предупреждаю, бросишь в меня еще один снежок, и я расценю это как объявление…
Едва успеваю уклониться от трех стремительно летящих в меня один за другим снежков. Тут же вскакиваю с кровати, и Сесилия кричит, истратив весь запас снарядов, резко поворачивается и бросается за дверь, взвизгнув от смеха. Я сам смеюсь и бегу за ней через весь дом, догоняю в гостиной и, схватив, заваливаю на диван. Сесилия вскрикивает, упав на спину, и пытается от меня отбиться, а ее глаза озорно блестят.
– Ты за это дорого заплатишь, – говорю я и не могу не улыбаться, смотря на нее сверху вниз.
– Я и так дала тебе поспать.
– Ты не идешь на работу?
– Как человек, росший на юге, ты должен знать, что эта белая штука, – говорит она и кивает в сторону окна, – дает южным городам возможность прикинуться несведущими в том, из чего сделан снег, и закрыть предприятия.
– Правда?
– Правда, – кивает она, ее фарфоровая кожа раскраснелась от холода. От красоты Сесилии на мгновение лишаюсь дара речи и прижимаюсь к ней, а она обхватывает меня холодными варежками. Когда я вздрагиваю от неприятных ощущений, она хихикает.
– Француз, у нас будет самый настоящий снежный день. Устроим битву снежками, слепим снеговика, а если будешь хорошим мальчиком, то я приготовлю тебе снежное мороженое.
Я морщусь.
– Что это такое?
– Угощение для послушных мальчиков.
– А как ведут себя послушные мальчики? – Наклоняюсь и прижимаюсь губами к коже, которая не скрыта под слоями одежды. – Ты ведь отдаешь предпочтение умелому языку? Тебе ведь известно, что ты слишком многого просишь.
– Придется тогда выложиться по полной, Француз.
– Всецело готов, – шепчу ей в шею и вжимаюсь в теплую плотную ткань, в которую она завернулась.
– Полегче, ковбой, – говорит она, водит по моим бокам варежками с
