Финиш - Кейт Стюарт
Из-за отца, которого невозможно найти, братьев, занявшихся самодеятельностью, чувствую, как во мне копится гнев, какого прежде не испытывал. Они использовали против меня мои же приемы, сделали сторонним наблюдателем, вытолкнули из круга, в который я всех нас заключил. Уже и не знаю, смогу ли снова когда-нибудь доверять братьям, какие бы аргументы они ни привели. От этой мысли становится так больно, что я тру рукой грудь.
Тук. Тук. Тук.
После всех жертв, на которые я пошел, чтобы призвать Романа к ответу? После возможностей, что я им предоставил? Я просил лишь о верности и доверии, а они и этого не смогли мне дать.
Родной брат предал меня из-за женщины – из-за дочери нашего врага.
Подобное я и представить не мог.
«Знаешь, необоснованные предположения превращают тебя в ублюдка», – всплывают в памяти слова Дома, но во что мне теперь верить? Они врали, но, что еще хуже, сознательно обманывали меня минимум два месяца.
Дом хочет все контролировать? Из-за этого он готов причинить мне боль? Это какая-то рокировка, чтобы выбить меня из игры в попытке получить власть?
Если так, то я не стану с ним бороться. Пусть забирает. Я живу только ради того, что мы создали сообща, ради возможности поделиться тем, что у нас будет в будущем. Для меня этого довольно. Я амбициозен, но мне бы хватило и этого.
Я был недостаточно щедрым? Оказывал им мало поддержки? Был скорее начальником, чем братом? Поэтому он так легко меня предал? Предал родителей?
– О господи. – Сорвав галстук, расстегиваю воротник и рявкаю водителю: – À la maison[104].
Смотрю через тонированное стекло на новый мир – тот, где чувствую себя еще более одиноким, чем раньше, когда на моей стороне нет союзников. Лихорадочно ищу на улице доброе лицо, знак, чертову птицу – все, что дало бы мне понять: мои рассуждения абсурдны. И тогда замечаю знакомое лицо, одного из первых рекрутов в Трипл-Фоллс. Он заворачивает за угол, опустив подбородок, и берет телефон, пока я проезжаю мимо.
Дом следит за мной?
Только он всегда в курсе, где я нахожусь.
Мой брат. Моя кровь.
Сколько лет я сносил трудности, отказывал себе во всем, жертвовал жизнью, забывая о своих нуждах, желаниях. Сколько лет провел в стороне и смотрел, как братья живут полной жизнью, пока я без устали трудился, чтобы претворить мечту в жизнь рядом с ними.
И ради чего?
Ради чего?
Звонит телефон, и я чертыхаюсь. Ответив, слышу, как он злобно шипит:
– Ты никуда не едешь, Иезекиль.
– Антуан, мне не нравится твой тон.
– А мне насрать, – рявкает он. – У нас дело.
– Я введу Пало в курс дела. Он разберется.
– Не испытывай мое терпение, Иезекиль. Твои планы придется отложить.
* * *
Мне понадобилось три недели, чтобы вернуться домой. Три недели, чтобы Антуан от меня отвязался, а я вырвался из его цепких когтей и все уладил. Три недели разбирался с ложью и обманом, которыми меня пичкали самые доверенные люди.
И теперь я собрал нужное количество информации, чтобы понять: все это было спланировано. Они зашли так далеко, что публично унизили ее на глазах у нескольких филиалов, чтобы это дошло до меня и сбило со следа. Слабая попытка, от которой так и разит отчаянием. Выходит, они знают, что я в курсе. С тех пор я оборвал с братьями общение, надеясь пробудить в них страх.
И судя по многочисленным сообщениям, получилось.
Таких мужчин, как я, как Роман и даже чертов Антуан, всегда подводит сердце, и только по одной этой причине я избегал отношений.
Сердце всегда превращает незыблемые статуи в пешки, которых легко сбить с доски. Любовь и чувства всегда равны слабости. И они это знали, когда предпочли, выбрали ее. В этом я убедился. Постоянно отговаривал их, но знал, что однажды, когда они освоятся, придется проявить снисхождение к их избранницам.
Я был готов к этому. Это должно было случиться.
Но такое?
К этому невозможно подготовиться.
Теперь мною правит гнев, который не могу контролировать, когда направляюсь из аэропорта на поляну. Впервые с тех пор, как стал взрослым, руки чешутся ударить брата, но знаю, что не прощу себя, если поддамся эмоциям.
Хорошо, что мое сердце разлетелось на осколки еще в Париже, потому что здесь я бы обязательно выставил себя на посмешище. Но гнева такой силы я никогда еще не испытывал. Это сочетание безграничной ярости и освободительной силы, которое снимает с меня всяческую ответственность за вред, который могу учинить. И эти чувства пугающе приятны.
Перед встречей с ними мне нужно что угодно – какие-нибудь светлые воспоминания, чтобы не наброситься на них с беспощадной жестокостью. Прошло несколько недель с того звонка, но даже сейчас рана еще свежая и так болит, что не уверен, получится ли ее залечить.
Мой единственный брат.
Мои друзья.
Черт возьми, кто бы мог подумать, но даже Тайлер принимал участие в этом обмане.
Все они. Мой клуб, мои птицы, мои братья.
Первые члены Братства. Люди, которым я доверял тайны, жизнь, чертову судьбу.
Они все меня предали.
Без исключения.
Я совершенно один в этом мире.
Хлопнув дверью машины, иду к поляне, чувствуя, как от ярости бурлит кровь в венах. Если я лгал им или иногда о чем-то умалчивал, то делал это исключительно ради их безопасности, чтобы они не увидели на моих руках кровь.
Миновав кромку леса, останавливаюсь, услышав гитарную музыку. Замерев, оглядываюсь и прислушиваюсь, пытаясь определить, откуда идет звук, и снова направляюсь к поляне. Когда приближаюсь к просвету между деревьями, мелодия, разносящаяся в лесу, становится громче. Добравшись до пустого поля, замечаю отсутствие признаков жизни, исчезли даже столы. Стою в полном замешательстве, как вдруг песня снова начинает играть, и, вслушавшись в слова, чувствую, как меня терзает этот повтор. Музыка доносится из дома Романа, это точно. В тени деревьев начинаю идти к особняку, на ходу отправляя сообщение Воронам, отвечающим за наблюдение, и интересуясь местоположением Романа.
