Из Лондона с любовью - Сара Джио
– Ну и нервы у этих людей, – говорит Милли. Но когда водитель выходит и открывает пассажирскую дверь, помогая пожилому джентльмену выйти на тротуар, ее глаза становятся большими, как блюдца.
– Милли, – говорю я. – Кто это?
Звенят колокольчики, и почтенный пожилой господин входит внутрь.
– Привет, Милли, – говорит он. Его редеющие седые волосы аккуратно причесаны, одежда свежевыглажена. Для человека, которому под семьдесят, он красив, и видно, что в свое время был еще красивее.
Милли как будто увидела привидение, и, возможно, так оно и было.
– Как же это было давно.
– Я слишком долго отсутствовал, – говорит он. – Но все равно я всегда был рядом.
– Значит, ты знаешь, что Элоиза… умерла.
Мы с Лайзой обмениваемся взглядами.
– Да, – серьезно говорит он. – И я успел попрощаться.
Милли с усилием сглатывает.
– О… – Она замолкает, постепенно осознавая его присутствие. – Я… рада… за вас обоих.
На его рубашку падает несколько капель воды, и он поднимает глаза к потолку. Милли вздыхает.
– Нужно позвонить подрядчику. Похоже, трубы снова протекают.
– Ничего, химчистка с этим справится, – говорит он, расстегивая рубашку, и я вижу слабые очертания… татуировки. Рисунок на стареющей коже потерял четкость, но до меня наконец доходит. Я потрясена.
– Скрипка, – вырывается у меня, и наши взгляды встречаются. – Вы сделали татуировку, потому что… всегда хотели, чтобы у вас в ушах звучала музыка, верно?
– Верно, юная леди, – говорит он с улыбкой.
– Эдвард?
– Да.
– Человек, которого любила моя мама.
– О, а как я ее любил, – говорит Эдвард. – Элоиза была самой яркой звездой на моем небосклоне. И остается. А вы, должно быть, Валентина.
Я киваю.
– Ты в точности такая, как описывала твоя мать. Красивая, как и она. Добрые глаза. – Он кивает. – И у тебя ее нос.
– Правда? – говорю я, невольно дотрагиваясь до кончика носа.
– И она так любила тебя.
Его слова для меня как печать «Одобрено» на официальном документе, который можно подшить к делу и возвращаться к нему в моменты, когда мне больше всего требуются доказательства.
– Это вы, правда? Вы прислали деньги. И спасли магазин.
Он делает глубокий вдох.
– Ну, я никак не мог остаться в стороне и смотреть, как лучший книжный магазин Лондона превращается в очередной унылый многоквартирный дом. Жаль только, что я не знал о ваших неприятностях раньше. Элоиза об этом не упоминала, но потом я увидел статью в газете, боюсь, немного поздно, но, надеюсь, не слишком.
Милли просто кивает, не в силах обрести дар речи.
– Я… я не знаю, что сказать, кроме как… спасибо. Большое тебе спасибо.
– Ну, – говорит он с улыбкой, – хватит о скучном. Нам нужно многое наверстать. – Он смотрит на Милли, а затем на меня. – Я пришел пригласить вас обеих на ланч. Для меня было бы большой честью провести немного времени с двумя людьми, которых любила Элоиза.
– Да, – немедленно отвечаю я. – С удовольствием.
– А ты, Милли? – продолжает он. – Пойдешь с нами?
Она смотрит отстраненно, словно возвращается к главе старой любимой книги, которая когда-то взволновала ее сердце и волнует до сих пор.
– Спасибо, нет, – наконец говорит она. – Идите вдвоем. У меня здесь… много дел.
Эдвард, похоже, разочарован, но Милли приняла решение. Он поворачивается к окну и делает знак водителю, ожидающему на улице.
– Подожди, – говорит Милли. – Прежде чем ты уйдешь. У меня… есть кое-что для тебя.
Мы наблюдаем, как она идет в заднюю комнату и мгновение спустя возвращается с сумкой для одежды, которую вручает Эдварду. Он расстегивает молнию, и мы видим мужской пиджак.
– Помнишь?
– Как будто это было вчера, – говорит он.
– Эл попросила меня сохранить его, и… я хранила.
– Дэвид, – с улыбкой говорит он, поворачиваясь к водителю. – Пожалуйста, позвоните в «Кларидж» и закажите столик. Лучший, если возможно. Я старик, но мне очень повезло. Я приглашаю на чай одну из самых красивых женщин Лондона. – Он подмигивает мне. – И я надену этот смокинг, с которым расстался в 1968 году.
Эдварду уютно в прошлом, и я поощряю его идти по дороге, по которой ведет его память: там я могу мельком увидеть маму.
Потому что она там, с ним.
Сначала на балконе Королевского автомобильного клуба, где они случайно встретились, посмеялись и поговорили, заканчивая друг за друга фразы. И условились встретиться следующим вечером.
Эдвард рассказывает мне, как он нарисовал ей карту уединенного бара-библиотеки, который обнаружил еще в детстве, и как она поделилась своей мечтой открыть книжный магазин, а потом разговор был прерван срочным сообщением. Которое оказалось ложным.
– В тот вечер моя сестра увидела меня с Элоизой на балконе, – сказал он. – Она посеяла в моей семье семя беспокойства. Видишь ли, она полагала, что девушка из Ист-Энда, какой бы яркой и великолепной она ни была, – неприемлемая пара для наследника значительного состояния. – Он делает глоток чая, и когда ставит чашку обратно на блюдце, я замечаю, что его рука слегка дрожит. – Мне было наплевать на предрассудки Женевьевы, но любовь родителей была для меня важна. Мне потребовалось некоторое время, чтобы убедить их, что если я и женюсь, то по любви, и только по любви. В конце концов они это поняли.
– Но для вас с мамой оказалось слишком поздно?
– Я надеялся, что не будет, – продолжает он. – Но несколько месяцев спустя я увидел ее в клубе Ретта за ужином. Я был с другой женщиной, а она – с… твоим отцом. – Он с трудом сглатывает. – Она выглядела… такой красивой. Мне потребовались все силы, чтобы не смотреть на нее. – Он кивает. – После этого я звонил ей несколько раз, но так и не дозвонился. Мне нужно было снова увидеть ее, поэтому, как и в вечер нашего второго свидания, я устроил для нее охоту за сокровищами, оставляя поблизости подсказки.
Я улыбаюсь.
– Так мы снова нашли друг друга, и это было… волшебно. Она была волшебной. Больше всего на свете мне хотелось начать жизнь с ней прямо там и немедленно; она тоже этого хотела. В конце концов, сердце хочет того, чего оно хочет. Но, как и прежде, время оказалось нашим врагом.
– Что вы имеете в виду?
– Она уже приняла предложение твоего отца выйти за него.
– И она ждала ребенка, – добавляю я. – Милли мне сказала.
– Да, – говорит он.
Когда-то я любила рассматривать свадебную фотографию родителей, на которой мама была в белом платье. Но я понятия не имела, что скрывалось под этим платьем: беременность, связавшая ее с папой, который увез ее в Калифорнию, и за этим последовал неизбежный выкидыш.
Эдвард усиленно моргает,
