Любовь на уме (ЛП) - Али Хейзелвуд

Его глаза оценивающе блестят, как будто он наблюдает за интересным биологическим явлением. Возможно, мы больше не будем говорить о страданиях, связанных с необходимостью спускать золотую рыбку в унитаз. — Тогда степные полевки — исключение, потому что их рецепторы окситоцина и вазопрессина разбросаны по всей их системе вознаграждения.

— Разве это не биологическое доказательство того, что эмоции и отношения могут быть длительными?

— Вовсе нет. Итак, у тебя есть два милых грызуна, и они держатся вместе. Потрясающе. Но однажды ночью муж полевки переходит шоссе, чтобы посмотреть «Рататуй» в местном кинотеатре, и попадает под «Форд Мустанг», принадлежащий придурку, который едет изменять своей жене с неизвестной студенткой. Куплет: скорбящая вдова-полёвка. Это отстой, но как я тебе и говорила: так или иначе.

— А то, что происходит между ними, разве не стоит того?

Тебя когда-нибудь оставляли позади? Я хочу спросить его. Ты когда-нибудь терял все? Знаешь ли ты, каково это? Потому что не похоже, что знаешь. Но я не хочу быть жестокой. Я не жестока. Я просто хочу защитить себя, и если Леви не хочет сделать то же самое… он сильнее меня.

— Может быть, — говорю я без выражения и смотрю, как Шредингер грациозно крадется к тому месту, где стоит Леви. — Итак, какие планы на вечер?

— Что ты хочешь делать?

Я пожимаю плечами. — Я не знаю. Что ты хочешь делать?

Он озорно улыбается мне. — Я подумал, может, мы могли бы пойти на пробежку.

Я ожидала, что он будет сдержан в сексе.

Не то чтобы я сильно задумывалась об этом, но если бы кто-то приставил пистолет к моей голове и заставил меня гадать, я бы, наверное, сказала ему: — Держу пари, Леви Уорд тихий в постели. Скучный. Потому что он такой осторожный человек вне нее. Может быть, несколько негромких ворчаний. Горстка слов, все директивы. Быстрее. Медленнее. Вообще-то, этот другой угол лучше. — Я бы ошиблась. Потому что в том, как он получает удовольствие от моего тела, нет ничего сдержанного. Вообще ничего.

Я не знаю точно, как я оказалась распростертой на животе посреди его кровати, пытаясь дышать ровно, пока он прослеживает линию маленьких татуировок вдоль моего позвоночника.

— Великобритания, — говорит он хрипло и немного дрожа. — И я не знаю эту. Или следующую. Но Италия. Япония.

— Италия — это-а-а сапог. Легко. — Я вжимаюсь лбом в подушку, прикусывая нижнюю губу. Все было бы проще, если бы он не был внутри меня. Если бы он не сдвинул в сторону зеленые трусики, которые я купила в честь BLINK — те, о которых я пожалела сразу же, как только Леви был объявлен моим со-руководителем, те, которые я не думала, что буду использовать в ближайшее время, те, на которые Леви безмолвно смотрел целую минуту, и медленно, неумолимо скользнул внутрь до самого конца.

— Они красивые. Очертания. — Он опускается ниже, чтобы поцеловать кожу моей шеи. Это заставляет его член двигаться во мне, и мы оба стонем. Это просто неловко, то, как выгибается моя спина, как моя задница упирается в его живот, словно мое тело больше не мое. — Ты можешь быть слишком тугой в этом положении. Это может быть слишком хорошо.

Секс не такой. Я не такая. Я не из тех, кто кончает быстро, или неконтролируемо, или громко. Я не из тех, кто кончает очень часто. Но во мне есть место, которое он нашел. Он нашел его и прошлой ночью, но сейчас, в этой позе, или, может быть, просто потому, что это медленнее… Я не знаю, что это, но так даже лучше.

Он вколачивается в меня пару раз, неглубоко, экспериментально, и мне приходится вцепиться руками в его простыни. Они дрожат.

— Они… — Я должна остановиться. Собрать себя. Прочистить горло. Напрячься. Отпустить. — Это мои дома. Все места, где я жила.

— Прекрасно. — Он прижимает мягкий поцелуй к мячику на моем плече. — Чертовски прекрасно, — повторяет он, почти про себя, как будто речь уже не идет о моих татуировках. Затем матрас сдвигается, я слышу разочарованный стон, и внезапно мне становится холодно. Он больше не прикасается ко мне. Он отстранился. Отстранился.

— Что ты…? — Я пытаюсь повернуться, но его рука проникает между моих лопаток и мягко прижимает меня.

— Просто пытаюсь держать себя в руках. — В его голосе звучит напряженное, самодовольное веселье. Я не вижу его улыбки, но мысленно представляю ее — слабую, теплую, красивую. Я делаю глубокий, вздрагивающий вдох, пытаясь расслабиться на простынях, чувствуя, как его глаза блуждают по моему телу. Его пальцы пробегают по моей спине, а затем он начинает чуть-чуть приподнимать меня, наклоняя мои бедра под другим углом.

Леви выдыхает. — Все эти годы назад. И потом позже. Было много вещей, которые я представлял, как делаю с тобой, но я всегда возвращался к… — Он прерывается. Несколько секунд я почти ничего не слышу, но это нормально. Я отхожу от трепетного, нуждающегося, перегретого беспорядка, который он из меня делает, и хорошо, что у меня есть минутка, чтобы успокоиться. Будет здорово сохранить хоть какое-то достоинство в этой постели…

Ладони его рук перемещаются между моих ног и раздвигают их. Мои трусики оттягиваются в сторону. Я задыхаюсь, чувствуя холодный воздух, ощущая себя такой открытой, обнаженной, что это почти непристойно. — Ты выглядишь… — Его голос тихий, а затем он наполовину взрывается низким: — Блядь. — Я в доли секунды не успеваю спросить его, что со мной не так, когда чувствую, как он тянет мои бедра выше.

— Леви?

Его язык, его губы, его нос прижимаются ко мне сзади, и я резко вдыхаю. Сначала это осторожные, нежные лизания, щелкающие мой клитор и подталкивающие мое отверстие; затем это глубокие поцелуи, тщательно проникающие в меня.

— О Боже, — стону я.

Его единственный ответ — низкое, удовлетворенное рычание на мои складочки, и я не знаю, то ли это вибрация, то ли то, с каким энтузиазмом он работает надо мной, то ли тот