Палач и Дрозд - Бринн Уивер

Меня словно с размаху пинают в живот, и сердце принимается отчаянно стучать.

У тебя явное преимущество.

На экране мелькают точки. Роуэн печатает ответ.

Представь, Лахлан ставит на тебя. Подыгрывать мне он не станет. Раскрывать детали отказывается.

Я широко улыбаюсь. Слыша в отдалении отчаянные всхлипы и рыдания Нортмана, набираю новое сообщение.

Я вас не знаю, верить не могу. Если выясню, что брат снабжает тебя информацией, оба ответите. Предупреждаю сразу, чтобы без обид. Ясно?

Прохладный воздух внутри контейнера сгущается. Я гляжу, как в нижнем левом углу экрана прыгают серые точки.

Кажется, я и сам готов за тебя поболеть. Так что договорились.

Ты чудовище.

Может, и так… но ты вроде считала меня красавчиком.

ОМГ.

Я с улыбкой гляжу на экран. В душе царят странные эмоции. Наша затея очень опасна, но все, что я сейчас чувствую, – это облегчение и бурлящий в животе азарт. Меня словно бьет током, заряжая каждую клеточку тела.

Я собираюсь отложить телефон в сторону и заняться пленником, как вдруг на экране высвечивается сообщение от неизвестного контакта, отправленное двум абонентам: Роуэну и мне.

Айвидейл, Западная Вирджиния

И удачи тебе, любительница глазных яблок, или как там тебя зовут. Братишка, готовься, что скоро тебе официально присвоят титул неудачника.

Я улыбаюсь. Вслед за сообщением от Лахлана приходит еще одно, от Палача.

Вот видишь, Птичка? Я же говорил. До встречи в Западной Вирджинии.

Я откладываю щипцы и, взяв окровавленный скальпель, подхожу к лежащему на столе пленнику.

Глаза у него вытаращены от страха, лицо побелело от боли и напряжения. С уголков губ стекают кровь и слюни. Увидев блестящее в свете ламп лезвие, он бессильно мотает головой.

– У меня возникли неотложные дела, поэтому разговор нам придется прервать. Уж прости за каламбур, – говорю я, перед тем как черкануть лезвием у него под ухом. Кровь каскадом льется на стол, окрашивая сталь в пунцовый цвет.

– Боюсь опоздать на одну очень интересную игру.

Ателье Кейна

Роуэн

– Что ты делаешь? – спрашивает Фионн, заходя ко мне в комнату. В зубах он держит морковку. – Куда-то собрался?

Закатив глаза, я тычу пальцем в оранжевый корнеплод.

– Это тебе зачем? Неужто в кроссфите появилось новое упражнение, где нужны сырые овощи?

– Мне нужен бета-каротин, дурак ты. Антиоксиданты. Я помогаю организму избавиться от лишних токсинов.

– Лучше принимай витамины! А то выглядишь как полный дебил.

– Отвечаю на ваш вопрос, доктор Кейн: Роуэн отправляется в небольшую охотничью экспедицию вместе с единомышленником, – вклинивается в разговор Лахлан, сидящий в кожаном кресле в углу комнаты. – В своей обычной манере он решил превратить ее в состязание и уговорил меня найти подходящую добычу, которую им предстоит загнать, так что, судя по всему, нашему братцу скоро надерут задницу. Впрочем, он мазохист, и ему это нравится.

Я одариваю Лахлана злобным взглядом, но тот лишь ухмыляется, делая большой глоток из бокала с бурбоном и постукивая серебряным перстнем по хрустальному краю.

– Куда направляешься? – спрашивает Фионн.

– В Западную Вирджинию.

– Зачем?!

Лахлан издает смешок.

– Я бы сказал, чтобы выбраться наконец из френдзоны. Беда только в том, что он в нее до сих пор не попал.

Фионн смачно откусывает от морковки большой кусок и хихикает, словно ребенок.

Я, как и любой другой рассудительный взрослый мужчина, выхватываю у младшего брата морковку и швыряю в Лахлана, угодив тому в лоб. Братья принимаются в унисон вопить, а я с ухмылкой укладываю в дорожную сумку вторую пару джинсов.

– Не припомню, чтобы ты прилагал столько усилий ради женщины с тех самых пор, как… да вообще не припомню, пожалуй. Когда вы виделись в последний раз – год назад? – спрашивает Лахлан, не преминув меня подколоть.

Фионн сдавленно кашляет и сплевывает в кулак оранжевые крошки.

– Что? Целый год? А я узнаю только сейчас?!

– Потому что заигрался в сельского терапевта, – хмыкает Лахлан. – Переезжай в Бостон, Фионн. Хватит валять дурака и корчить из себя героя мелодрамы; возвращайся домой и найди наконец нормальную работу.

– Придурок! – говорим мы с Фионном хором.

Лахлан ухмыляется, ставит бокал на столик и достает из кармана нож с перламутровой рукояткой, затем, откинувшись на спинку кресла, отстегивает с ремня на талии полоску потертой кожи, накидывает металлическое кольцо на средний палец, растягивает кожу и принимается точить лезвие о грубый край шкуры. Лахлан делает так, сколько его помню, еще с детства. Это занятие успокаивает ему нервы. Старший братец обожает над нами подшучивать, но я-то знаю, как он переживает из-за того, что Фионн живет на другом конце страны, а я затеял безумную игру с малознакомым серийным убийцей.

– Я серьезно, – говорит Лахлан, пару раз пройдясь лезвием по воловьей шкуре. – Небраска – это, считай, край света. Там ты упускаешь многие подробности из скудной и до прискорбия унылой жизни Роуэна.

– Это верно, – признает Фионн.

Задумчиво уставившись на деревянный пол, он скрещивает на груди руки и опирается боком на комод, по всей видимости, мысленно сравнивая понятия «знать последние сплетни» и «не иметь представления о текущих событиях» и высчитывая статистическую вероятность своего счастья, поделенную на «пи».

Ботаник, что с него взять.

– Ты ее видел? – спрашивает Фионн, вынырнув из аналитических рассуждений. И смотрит на Лахлана так, будто меня в комнате нет.

– Вживую нет, только на фотографиях. – Ухмыльнувшись в ответ на мой убийственный взгляд, Лахлан делает глоток бурбона. – Сексуальная. И не без грешков: любит вырезать своим жертвам глазные яблоки. Федералы прозвали ее Прядильщиком. На самом деле ее зовут Слоан Сазерленд.

– Не смей произносить ее имя вслух, придурок! – рычу я.

Лахлан гулко хохочет. Он прижимает руку с ножом ко рту, но вовсе не затем, чтобы сдержать громкий смех. Скорее, хочет напомнить, что у него есть оружие.

Если бы не бритвенно-заточенное лезвие, я бы с удовольствием саданул братцу по морде.

– Допустим, тебе удастся каким-то чудом пролезть к ней во френдзону, а то и дальше. Если ты добьешься расположения своей паучихи, оставшись при этом зрячим, как же мне к ней обращаться?

– Понятия не имею, дебил. Хоть «ваше величество». И вообще, сгинь!

Лахлан снова хохочет, громче прежнего, и