Любовь в холодном климате - Нэнси Митфорд
Среди женщин произошло оживление. Они повернули головы, словно собаки, почуявшие, как разворачивают плитку шоколада.
– Советеры? Вы имеете в виду Фабриса? Не может быть, чтобы он женился. Я бы несказанно удивилась.
– Нет, нет, конечно, нет. Он привозит погостить свою матушку. Она бывшая пассия Монтдора… я ее никогда не видела, да и Монтдор не видел лет сорок. Конечно же, мы всегда знали Фабриса, он приезжал к нам в Индию. Он такой занятный, очаровательное создание. Он был очень сильно увлечен маленькой Рани из Равальпура, на самом деле, утверждают, что ее последний ребенок…
– Соня! – довольно резко одернул ее лорд Монтдор, но она не обратила абсолютно никакого внимания.
– Отвратительный старик этот раджа, я только надеюсь, что все было так. Бедные создания, один ребенок за другим, невозможно не испытывать к ним жалость, как к маленьким птичкам, знаете ли. Я ходила навещать тех, что были в затворничестве, и, конечно же, они меня просто обожали, это было воистину трогательно.
Объявили о прибытии леди Патриции Дугдейл. Я время от времени видела Дугдейлов, пока Монтдоры находились за границей, потому что они соседствовали с Алконли. И хотя мой дядя Мэттью ни в коем случае не поощрял соседей, не в его власти было всецело подавить их и помешать появляться на охоте, местных стипль-чезах, оксфордской платформе к поезду 9.10 и пэддингтонской – к поезду 4.45, либо на Мерлинфордском рынке. Кроме того, Дугдейлы привозили своих друзей в Алконли на танцевальные вечера, которые устраивала тетя Сэди, когда Луиза и Линда стали выезжать, и подарили Луизе на свадьбу старинную подушечку для булавок, забавно тяжелую, поскольку внутри был свинец. Романтичная Луиза, решившая, что подушечка так тяжела, потому что набита золотом («Чьи-то сбережения, тебе не кажется?»), распорола ее маникюрными ножничками и обнаружила только свинец, в результате ни один из ее свадебных подарков нельзя было показать из опасения задеть чувства леди Патриции.
Леди Патриция была превосходным примером преходящей красоты. Когда-то у нее было такое же лицо, как у Полли. Но белокурые волосы поседели, а белая кожа – пожелтела, так что выглядела она, как классическая статуя, стоящая на открытом воздухе, с шапкой снега на голове и попорченными сыростью чертами. Тетя Сэди говорила, что они с Малышом считались самой красивой парой в Лондоне, но это было, вероятно, много лет назад, пятьдесят или около того, и жизнь для них скоро кончится. Жизнь леди Патриции была полна печали и страдания, печали в браке и страдания в печени. (Конечно, я сейчас цитирую Дэви.) Она была страстно влюблена в Малыша, который был моложе ее на несколько лет, и полагают, что он женился, потому что не мог сопротивляться родству с высокочтимой им семьей Хэмптон. Великой скорбью его жизни была бездетность, ведь он имел заветную мечту завести полный дом маленьких полу-Хэмптонов, и люди говорили, что разочарование пошатнуло его душевное равновесие, но племянница Полли явно пробуждала в нем отцовские чувства, и он был к ней чрезвычайно привязан.
– Где Малыш? – спросила леди Патриция, в обычной английской манере поприветствовав людей, которые собрались у камина, и помахав перчатками или сдержанно улыбнувшись тем, кто сидел дальше. На ней была фетровая шляпа, добротный твидовый костюм, шелковые чулки и прекрасно начищенные туфли из телячьей кожи.
– Хорошо бы они пришли, – сказала леди Монтдор. – Я хочу, чтобы он помог мне со столом. Он играет в бильярд с Полли… я передала ему через Рори… О, вот и они.
Полли поцеловала свою тетю и чмокнула меня. Потом обвела глазами комнату, выясняя, есть ли здесь еще кто-то, кому она пока не сказала «Как поживаете?» (она и ее родители, без сомнения, по причине разнообразных официальных должностей, которые занимал лорд Монтдор, были довольно церемонны в своих манерах), а затем опять повернулась ко мне.
– Фанни, – спросила она, – ты давно здесь? Никто мне не сказал.
Она стояла рядом, заметно более высокая, чем я, вновь став живым человеком, а не расплывчатым воспоминанием моего детства, и все противоречивые чувства, которые мы испытываем к людям, имеющим для нас значение, вновь нахлынули на меня. Чувства к Рассказчику тоже нахлынули, но отнюдь не противоречивые.
– Ба! – произнес он. – Вот наконец и моя госпожа.
Его курчавые черные с проседью волосы и развязная, бойкая маленькая фигурка вызывали у меня отвращение. Ростом он был ниже женщин семьи Хэмптон, примерно на дюйм ниже леди Патриции, и старался компенсировать это очень толстыми подошвами туфель. Он всегда выглядел до омерзения самодовольным, уголки его рта загибались вверх, когда лицо было спокойно, а если он хоть немного выходил из себя, загибались еще сильнее в невероятно раздражающей улыбке.
Голубой взгляд Полли был устремлен на меня. Полагаю, она тоже заново открывала человека, которого помнила лишь смутно, а на самом деле все ту же маленькую кудрявую черноволосую девочку, которая, как говаривала тетя Сэди, походила на маленького пони, в любой момент готового тряхнуть косматой гривой и умчаться. Полчаса назад я бы с радостью умчалась, но теперь была рада остаться на месте.
Когда мы вместе шли наверх, Полли обвила рукой мою талию и сказала с явной искренностью:
– Как замечательно снова тебя видеть. Мне о стольком нужно тебя расспросить! В Индии я часто думала о тебе – помнишь, как у нас обеих были черные бархатные платья с красными поясами, в которых мы спускались вниз после чая, и как у Линды были глисты? Кажется, то была другая жизнь, так давно это было. Что у Линды за жених?
– Очень красивый, – ответила я. – Очень энергичный. В Алконли он никому не нравится.
– О, как грустно. Тем не менее если Линда… Представить только, Луиза замужем, а Линда уже помолвлена! Конечно, до Индии мы все были малютками, а сейчас достигли брачного возраста, это совсем другое дело, не так ли?
Она глубоко вздохнула.
– Ты уже выезжала в свет в Индии? – спросила я, зная, что Полли чуть старше меня.
– Ну да, конечно, выезжала два года. Все это было совсем неинтересно, выезды в свет кажутся страшной, страшной скукой. Тебе они нравятся, Фанни?
Я никогда не задумывалась над тем, нравятся мне выезды или нет, и затруднялась ответить на этот вопрос. Девушки должны выезжать, я это знала. Это этап в их существовании, такой же, как обучение в закрытой школе для мальчиков, этап, который нужно пройти, прежде чем сможет начаться настоящая жизнь. Предполагается, что балы упоительны, они стоят больших денег, и со стороны взрослых очень мило их устраивать, также
