Чистая любовь - Кэнди Стайнер
Не успела я рассмеяться, как он прижался ко мне губами, обхватив за шею и притянув к себе. По щекам скатились еще две слезинки, когда этот мужчина поцеловал меня, и я с головой окунулась в эту боль, в любовь, в это безумие. Я поверила в неопределенное будущее, которое обещал мне этот поцелуй, в мужчину, который поможет мне все пережить, и в выбор, благодаря которому мы пришли к этому мгновению.
Логан был моим Ромео, а я – его Джульеттой, и будь прокляты наши семьи, потому что мы справимся.
И эта история не закончится трагедией.
Это был самый дикий, самый бурный месяц в моей жизни – месяц, когда я влюбилась в Логана Беккера. Когда он взял меня за руку и повел смотреть фейерверк, прихватив с собой одеяло, когда я прильнула к его теплому телу и вздохнула от облегчения. Никогда еще я не чувствовала себя так хорошо, так уверенно… чувствовала себя дома.
Он прислонился к витрине мастерской, которую мы соорудили вместе и которая снова опустела, а я прильнула спиной к его груди и смотрела на небо. Мы любовались всполохами света и обсуждали неделю, которую провели порознь. Логан пообещал, что его семья одумается, что он найдет решение, что у нас все получится. И хотя будущее меня чертовски пугало, я поверила Логану.
Мы просидели на холоде несколько часов, болтая, обнимаясь и смотря, как Стратфорд прощается с еще одним годом.
Когда часы пробили полночь, Логан поднял меня, заключил в объятия и поцеловал, приветствуя в новом году, в новом будущем, в новой вселенной, которую мы пообещали друг другу создать. Ту, в которой мы с ним выстоим против остального мира.
А потом он повел меня в мою прежнюю квартирку, там чуть позже тоже было несколько фейерверков.
Эпилог. Логан
– Ой, да брось, мам! У него же сегодня выпускной, – взмолился Ноа, держа рюмку, до краев полную виски «Скутер». – Всего один глоток.
– Ни в коем случае, – строго погрозила она пальцем. – Я запрещаю, и точка. Я не настолько наивна, чтобы думать, будто вы не пили до двадцати одного года, – сказала она, показав этим пальцем на всех старших братьев. – Но до сих пор мне удавалось держать младшего подальше от алкоголя, и я намерена продолжать в том же духе, – сказала она, теперь ткнув пальцем на Майки.
– Понятия не имею, о чем ты, – заспорил Джордан. – Я был невинным законопослушным мальчуганом.
Мама закатила глаза, забрала у Ноа рюмку и сама выпила содержимое. Послышался свист и одобрительные возгласы, а мама хлопнула рюмкой по столу, скривилась и покачала головой, пытаясь унять жжение в горле.
– Молодец, Лорелей! – вскричала Бетти и вскинула руку.
Мама отбила ей пять, торжествующе улыбаясь.
– Теперь, когда разобрались, кто готов попробовать торт?
Все дружно подняли руки, и она рассмеялась, замахав на нас руками, и убежала на кухню за огромным тортом, который заказала для Майки в честь окончания школы.
Младший брат сидел на другом конце стола, и на его лице была легкая улыбка. Или что-то похожее на то, что я не видел с осени. Он изменился после разрыва с Бейли. Стал тише, более серьезным и еще чаще, чем раньше, предпочитал коротать время в одиночестве. И все же сегодня он казался спокойным и счастливым. А еще был окружен теми, кто любил его больше всего на свете.
Справа от Майки сидела его лучшая подруга Кайли. Она смеялась над историей, которую рассказывала Бетти. Бетти – относительно новый друг нашей семьи, которая примкнула к нам вместе с Руби Грейс, когда они с Ноа начали встречаться. Руби Грейс работала в доме престарелых, где жила Бетти. Так она и стала одной из маминых лучших друзей, а нам всем кем-то вроде бабушки.
Руби Грейс тоже была здесь. Она сидела рядом с Ноа, который обнимал ее за плечи и с нежной улыбкой смотрел, как она тоже слушает историю Бетти.
С другой стороны от Майки расположился Джордан. Он крепко держал его за плечо, наклонившись и прошептав что-то, предназначенное только для них двоих. Уверен, это что-то вроде совета, который он дал и мне в день моего выпуска, – совет, которым я пользуюсь каждый день.
Борись за правду, заступайся за тех, кто не может постоять за себя, разреши себе любить, проигрывать, быть любимым и, в первую очередь, ставь семью превыше всего.
И, пожалуй, любимым дополнением к семейному столу стала женщина, которая сидела рядом со мной.
Мэллори пила джин-тоник и улыбалась Бетти, выводя под столом круги на моем колене. Ее волосы были ярко-оранжевого и розового цветов, которые подчеркивали ее голубые глаза, а за ухом пряталась новая татуировка. Это был небольшой цветок лотоса – символ, который напоминал ей, что мы, подобно цветку лотоса, произросшему из грязи, должны принимать свои темные стороны, чтобы стать прекрасной версией самих себя.
Я наклонился и накрыл ее ладонь своей, слегка сжав. Мэллори улыбнулась, подмигнула мне и снова переключила внимание на Бетти, тоже решив поделиться историей. А я радовался тому, что сижу тут и слушаю, смотрю, как она участвует в жизни моей семьи и отлично в нее вписывается, в чем я никогда не сомневался. Казалось, она нравится всем, даже Джордану, который сперва был настроен скептически. Но стоило Мэллори переехать ко мне, у них не осталось иного выбора, кроме как принять ее как часть меня.
Моя семья так и поступила.
И, похоже, все начали ее любить.
Ну, все, кроме мамы.
Она молчала, когда я признался семье, что мы с Мэллори помирились, что любим друг друга и она переезжает ко мне. Молчала и когда я впервые привел Мэллори на ужин, но, разумеется, была вежлива. И хотя за последние пять месяцев мама не прониклась к Мэллори теплыми чувствами, она и не отреклась от меня.
Думаю, это кое-что да значило.
Что касается семьи Мэллори… Они сдержали слово и отказались от нее. Она не разговаривала с родней с той минуты, как устроила разнос отцу в его кабинете, и я знал, что порой Мэллори больно, хоть она и пыталась скрыть.
Но теперь я был ее семьей. Мы были семьей.
И, в отличие от ее прежней родни, мы были для нее настоящей семьей.
– Мэллори, не могла бы ты помочь мне на кухне? – позвала мама, и все за столом притихли.
Когда Мэллори встала, сжав мое плечо, и сказала: «Конечно», Бетти быстро возобновила
