Кристина - Кэтрин Куксон
— Эй, привет.
— О… привет.
— Мы не виделись много лун.
— Да, — засмеялась я.
— Удивительно, что ты здесь.
— Я знаю Молли.
— А кто ее не знает? — и мы снова засмеялись.
Он оглядел меня с ног до головы, насколько было возможно в этой толчее, а потом спросил:
— Помнишь, как мы подрались с Доном Даулингом?
У меня вытянулось лицо, и я тихо ответила:
— Да, помню.
— А ну рассаживайтесь все побыстрее, а то ни черта не видно! — проревела Молли, перекрывая шум, и Тед Фаррел, взяв меня за руку, поинтересовался:
— Как это она всех рассадит — посадит одного на другого? В любом случае я сяду рядом с тобой, — и он помахал пальцем перед моим носом. — А чем сейчас занимается Даулинг?
— Не знаю. Более того: мне это абсолютно безразлично.
— Ага, вот значит как?
— Вы знакомы? — спросила Молли, протискиваясь мимо нас, и Тед ответил:
— Я бы сказал, да. В свое время я сражался за эту леди. Это была война еще до войны.
Некоторое время Молли стояла, переводя взгляд с меня на Теда и обратно, потом засмеялась своим глубоким смехом и заметила:
— Мир тесен. И что мне, черт побери, делать с такой оравой? Всех их я не приглашала — это я точно помню. Нас должно было быть всего двенадцать, а здесь человек тридцать, не меньше. Хватит ли нам еды?
— Сомневаюсь, — произнесла я.
— Тогда кому-то надо грабануть магазины.
Набег на магазины совершил Тед. Он был сержантом, а сержантам такое неплохо удается. Он взял меня с собой и оставил в джипе на одной из боковых улиц, пока сам подчищал прилавки. Он вернулся с трофеями в мешке, и на обратном пути мы смеялись громко и долго.
Позднее, по причине нехватки стульев и места вообще, я уселась к нему на колени, обняв его за плечи. Тед обнял меня за талию. Мы ели, и пили, и пели. В восемь часов вечера я вспомнила о Констанции и сказала себе: еще полчаса — не больше.
Полчаса истекли; Додди читал стихи, все разговаривали, смеялись и не обращали на чтеца никакого внимания. Он стоял посреди комнаты, а вокруг его ног сидели гости. Додди выпил больше обычного. Время от времени кто-нибудь орал: «Тсс! Давайте послушаем его». В одну из таких минут затишья я услышала, как Додди говорил:
— Я-то сам из Ноттингема. А вот откуда эти бессмертные мысли?
В другой раз он, раскрыв руки и глядя на сидевшую на коленях Джеки Молли, закричал:
Нимфа, возврати скорей
Радость вешних юных дней,
И распутные желания,
И улыбку обещания.
— Да ну тебя к черту, Додди! — прокричала в ответ Молли, и он засмеялся. Но потом опять процитировал некое загадочное четверостишие:
Струится сквозь меня
Рекой за веком век,
Начало всех начал
Я, Бог и человек!
— Стукните кто-нибудь этого придурка! — закричал кто-то. — За вечер он уже нам надоел!
— Оставьте его в покое, — повелительно произнесла Молли.
— Неужели он не действует тебе на нервы, черт побери?
— Когда он хватит лишнего, с ним такое бывает.
— Боже, во заносит некоторых! Убаюкайте его кто-нибудь!
Когда разговор на какое-то время затих, я услышала, как Додди цитирует очередной пассаж:
— «Это целомудрие, брат, целомудрие. Женщина, которая обладает им, закована в железобетонные доспехи».
Послышались громовые раскаты смеха, утопившего на какой-то миг все остальные звуки, но Додди продолжал говорить. Мужчина, который обозвал его придурком, уже не мог сдерживаться: он встал и выплеснул содержимое своего бокала в лицо Додди.
На какую-то долю секунды в комнате воцарилась мертвая тишина. Додди медленно, с глупым выражением лица вытер пиво. В следующий момент, подобно урагану, Молли набросилась на обидчика:
— Убирайся отсюда, ты, педик паршивый, в моем доме ты не посмеешь никого оскорблять!
— Но, Молли, он же сведет тебя…
— Убирайся! Я тебя не приглашала. И ее прихвати, — Молли мотнула головой в сторону девушки, сидевшей на его коленях, и пара, сопровождаемая гулом голосов, покинула дом. Атмосфера изменилась; прежнего веселья было уже не вернуть. Я снова вспомнила о Констанции.
— Мне надо домой, Молли, — сказала я, подойдя к ней.
— Да, уже поздно, наверное, тебе уже и правда пора. Кто будет тебя провожать? Ты не очень-то крепко стоишь на своих шпильках.
Я глуповато хихикнула и уже собиралась было сказать: «Сама пойду», как Тед Фаррел, положив руку на мое плечо, заявил:
— Не бойся, я доведу ее до дома.
И Тед проводил меня. Я держала его за руку. Мы то пели, то смеялись. На углу улицы я остановилась.
— Дальше я сама.
— Так увидимся завтра?
— Да, Тед, завтра.
— Поцелуй меня, Кристина.
— Подожди до завтра.
— Это долго, Кристина.
— Не сейчас, Тед. Завтра, — я отстранилась. — Спокойной ночи, Тед.
Направляясь к дому, я старалась идти не шатаясь. На пороге дома Паттерсонов кто-то стоял. Я поняла, что это Сэм.
— Это ты, Сэм? — спросила я, но он не ответил. Я засмеялась, пожелала ему спокойной ночи и вошла в дом.
На кухне сидел и ждал меня отец. Глядя на него, я немного протрезвела и, снимая пальто и шапку, попросила его:
— Только не надо ничего говорить, папа. Не надо.
— Ты знаешь, что у тебя есть ребенок?
— Знаю, папа, знаю, — мой ответ прозвучал весело и беспечно.
— Она все глаза проплакала из-за тебя.
— Когда-то ей придется обходиться и без меня. Я неправильно воспитывала ее — за все эти годы не отходила от нее ни на шаг.
— Ты не имеешь права обременять миссис Паттерсон.
— Ей нравится заниматься с Констанцией.
— Ей нравится заниматься с Констанцией, потому что она хочет обратить ее в чертову методистскую веру.
— Если она вырастет похожей на миссис Паттерсон, то это не так уж плохо.
— В следующий раз, когда ты уйдешь из дома на целый день, я отправлю ее к тете Филлис.
Я резко повернулась к нему и, поскольку меня немного качало, ухватилась за стол. Однако голос мой был ровным, беспечные нотки исчезли.
— Попробуй. Попробуй сделать это, отец — и я уйду. Знаешь, меня ничего не остановит. Я могу забрать Констанцию и покинуть этот дом хоть завтра. Попробуй отвести ее к тете Филлис хоть раз, — я дернула головой, подчеркивая последние два слова, — и я уйду. Я могу найти себе работу, собственно говоря, я буду искать ее в любом случае. Если я и останусь здесь, все равно буду искать работу, но это произойдет быстрее, чем ты думаешь, если ты попытаешься отвести ее к тете Филлис.
Я победила его, и он знал это.
