Мятежный - Л. Дж. Шэн
– Джесси? Джесси, это ты?
Пэм тяжело дышала, ее голос дрожал в панике. Я бросила рюкзак у двери, засунула телефон в задний карман и направилась в кухню. Она сломала ноготь или что-то в этом роде?
– Нет, это Папа Римский.
– Ты должна подойти сюда, милая! – позвала она.
Милая? Это что-то новенькое. И тревожное. Узел в моем животе затянулся, и потребность развернуться и бежать как можно дальше заполнила стопы, но я боролась с этим чувством. Завернув за угол, я зашла на кухню и обнаружила, что Пэм стоит над кухонной раковиной и шмыгает носом. Я вопросительно приподняла бровь.
– Ты больна? Принести тебе лекарства? – С тех пор как Пэм заставила меня сделать аборт, я очень старалась игнорировать сам факт ее существования. Я не хотела предлагать ей помощь, но слова сами собой сорвались с губ.
Какая-то крошечная часть меня все еще хотела, чтобы наши отношения наладились.
– Я уже приняла две таблетки и запила водой. Тебе нужно кое-что увидеть. – Она схватила меня за руку, и я почти подпрыгнула от неожиданности. Еще один дурной знак. Она открыла стеклянную дверь и практически выпихнула меня во внутренний дворик с дубом, пышной травой и бассейном олимпийских размеров.
– Я нашла его таким сегодня утром, вскоре после того, как ты уехала. – Пэм обогнула красный шезлонг и указала на траву. Там лежал Шэдоу. Его глаза были открыты и неестественно смотрели на солнце. Он лежал неподвижно, слишком неподвижно.
Я зажала рот, опасаясь, что меня вырвет. Вся эта картина казалась неправильной. Он смотрел на палящее солнце, вместо того чтобы щуриться. На его неподвижных ребрах сидела муха, и мне пришло в голову, что будь он жив, уже бы попытался ее укусить.
И в этом все дело.
Моей собаки больше не было в живых.
Мой пес лежал передо мной мертвым.
Я присела и обняла Шэдоу, чувствуя, как по щекам текут слезы, словно из разбитого фонтана. Мне потребовалось время. Если говорить точнее, то годы, чтобы это наконец свершилось. После всего, через что я прошла, я плакала.
– Черт возьми, Старина, – я всхлипнула, прижимая его голову к своим бедрам.
Он казался тяжелее, чем обычно. Расслабленный, но твердый. Пэм неподвижно стояла позади меня, и мне так хотелось развернуться и бросить в нее что-нибудь острое.
– Ты сказала, что нашла его утром.
– Так и есть.
– Почему ты не сказала мне, Пэм? Почему не позвонила? – Я вскочила на ноги, мое горе внезапно прервала вспышка гнева. С ним легче справиться. Легче выпустить. Потеря сокрушала, сковывала и выбивала из легких воздух. Пэм провела рукой по своим обесцвеченным волосам, ее розовые искусственные ногти издавали ужасный звук при соприкосновении с кожей.
– Меня рвало все утро. Ты знаешь, я тоже любила эту собаку. Но он был старым, Джесси. К тому же у него был рак. Мы все равно не могли ничего сделать.
– Постой, – я подняла вверх ладонь. – Какой рак? О чем ты говоришь?
Насколько мне известно, анализ крови все еще не был готов, и когда я в прошлый раз спрашивала об этом Пэм, она сказала, что доктор Виз не звонил. Я собиралась ехать в его клинику сегодня вечером, но…
Пэм сморщила нос, будто я вела себя неразумно или утомительно. Мне хотелось столкнуть ее в бассейн и смотреть, как она будет беспомощно бить руками по воде. Более того, я понимала, что смогу так поступить. Я перестала впадать в апатию. Во мне пламенем пылала ярость, способная за секунды охватить своим жаром все вокруг.
Она вскинула руки вверх.
– Слушай, извини, но ты ведь все еще не в порядке. Мы не хотели тебе говорить, потому что знали: ты устроишь истерику. И угадай что? Именно этим ты сейчас и занимаешься. И я не хочу в этом участвовать. Мой духовный наставник говорит, что ты портишь мою ауру.
– Мы? Даррен тоже об этом знал? – Я приблизилась к ней. Пэм отошла на шаг назад. И тут я поняла, что мне совсем необязательно сталкивать ее в бассейн. Она сама в него упадет.
– Ладно. Только я. И что теперь? Подай на меня в суд, Джесси! Ты странная, непредсказуемая девушка. Я не хочу иметь с тобой дела.
– Я девушка, которую ты заставила сделать аборт и вынудила притворяться, что меня не насиловали. Так чего еще ты хочешь от меня? – огрызнулась я в ответ. – Я порчу твою ауру? А ты разрушила мою жизнь!
– Да неужели? Снова об этом? – Она отошла еще на шаг, пренебрежительно махнув рукой в мою сторону. – Ты была ребенком! Ты бы родила этого младенца и оставила его мне на воспитание. А я хотела заниматься своей жизнью.
Я придвинулась ближе, осознавая, возможно впервые за все это время, что не совсем ясно мыслила, но и Пэм тоже нельзя назвать вменяемой. Она все еще не могла признать тот простой факт, что меня изнасиловали и она до безумия одержима собой.
– Когда ты узнала про рак, Пэм?
Пожалуйста, пусть она скажет, что узнала сегодня утром, чтобы я могла и дальше спокойно смотреть ей в лицо, не желая совершить с ней нечто ужасное. Но она подняла руки и шагнула назад, заранее приняв оборонительную позу.
– Через пару дней после вашей поездки в клинику.
Мой живот скрутило. У меня было достаточно времени, чтобы попрощаться с ним. Но мне не удалось держать его, когда он сделал последний вдох. Меня даже не было рядом, дабы утешить его и убедиться: он чувствует, что его любят. Он мог бы лежать на одной из моих толстовок – он любил спать на моей одежде – и смотреть на меня снизу вверх, а я бы сказала что-нибудь успокаивающее, что-то, что он точно смог бы понять. Но у меня даже не осталось возможности подарить ему то, чего больше никто не заслуживал в этом доме, – уважение, которое оказывают члену семьи, оставшемуся рядом даже тогда, когда все остальные от тебя отворачивались.
Когда Шэдоу испустил свой последний вздох, я, вероятно, находилась с Романом в душе, тяжело дыша и царапая его плоть.
Вот что происходит, когда даешь жизни еще один шанс.
– Я тебя ненавижу! Я чертовски сильно тебя ненавижу! – закричала я, бросаясь в сторону Пэм. Она попыталась отступить, но упала в самую глубокую часть бассейна. Пэм плохо умела плавать. Несмотря на то количество времени,
